Антон Леонтьев - Ночь всех святых Страница 32

– Запомни, Лена, – говорил мне отец, – черные библии в действительности – вход в его мир. В мир того, кого мы именуем полиморфом. Ибо у него нет определенной формы, он может превращаться во что угодно. Но это и есть его ахиллесова пята, поэтому что он – не свет солнца, он всего лишь бледное отражение, что крадет луна у дневного светила. Черные библии позволяют установить непосредственный контакт с полиморфом. И заключить с ним пакт. Но, чтобы сделать это, требуется собрать одновременно все три. Лишь несколько раз в истории человечества имел место сей ужасный союз. Можно, конечно, заключить пакт, обладая двумя и даже одной черной библией, но нет гарантии, что желаемое осуществится. Поэтому сатанисты охотятся за черными библиями и время от времени похищают то одну, то другую. Однако потом Хранители отбирают у них эти проклятые книги. Третья же хранится у нас в поместье, о чем известно всего нескольким посвященным. Правда, по миру ходят разные слухи, поэтому ко мне наведываются иногда преступные личности, желающие, чтобы я вывел их на след третьей черной библии…»

«Началась война, которой суждено было стать предтечей другой, гораздо более кровавой и масштабной. Отец знал, в чем заключается истинная причина сего побоища: черная библия опять сделала свое черное дело! Потому что один экземпляр снова был украден, и сатанисты заключили пакт с полиморфом. Это и привело к выстрелу в Сараево.

Я стала секретарем и помощницей отца, потому что физически он очень быстро сдавал. Батюшка стал хуже видеть, передвигался с трудом, и я не могла отделаться от мысли, что его подтачивает какая-то ужасная тайна.

Как-то, летним вечером 1916 года, отец сообщил мне то, что грызло и снедало его душу.

– Ты должна знать, Лена, что именно кроется за тайной твоего появления на свет, – начал он трудный разговор. – Твоя матушка… Твоя матушка несла в себе его кровь.

– Чью, батюшка? – не поняла я. И отец пояснил:

– Его, полиморфа! И если бы только это… Твоя мать выносила двух детей – тебя и ребенка самого Сатаны. При рождении твой брат, отпрыск врага рода человеческого, был изъят, сатанисты занялись его воспитанием. А тебя они намеревались убить, но я помешал им. Однако моя супруга и твоя матушка…

Отец закрыл лицо руками и зарыдал. Я никогда еще не видела его плачущим! Меня не столько поразила весть о том, что в моих жилах течет кровь полиморфа, сколько то, что у меня имеется брат.

– И сатанисты убили матушку? – спросила я, полная участия и жалости к отцу.

Тот оторвал от заплаканного лица руки.

– Нет, Лена, это сделал я. Потому что… потому что она была на их стороне. Как выяснилось, моя супруга меня не любила, а ее миссия заключалась в том, чтобы выведать у меня, где хранится третья черная библия. А после ей надлежало умертвить меня. Но я опередил ее! Да, такова судьба всех Хранителей – счастье нам не суждено. Ибо на нас всех лежит вековечное проклятие.

Сия весть буквально сшибла меня с ног. Моя матушка была убита моим отцом! Я никак не могла поверить в это, но в итоге мне пришлось смириться с ужасной правдой…»

«А через несколько недель, в первые дни осени того года, к нам в поместье нагрянули незваные гости. День был ненастный, с самого утра моросило, небо заволокли тяжелые свинцовые тучи.

Выглянув в окно, я заметила вереницу автомобилей, остановившихся у крыльца нашего дома. Вначале я подумала, что прибыли столичные сановные родственники, но из первого автомобиля появился незнакомый мне военный, облаченный в блистательную форму с множеством орденов.

Я встретила гостей в холле – делегация была более чем странная. Она состояла из нескольких генералов, богато и изящно одетых дам, чьи лица, увенчанные огромными широкополыми шляпами, были скрыты густейшими вуалями, а также пузатого православного епископа в черной рясе, на животе которого посверкивала массивная бриллиантовая панагия.

Не представляясь, сии гости заявили, что желают видеть моего отца. Я доложила родителю о приезде неведомой делегации, и батюшка, нахмурившись, сказал:

– Попроси их пройти в залу. Сама тоже останься.

Дамы и господа проследовали в залу, но не спешили опускаться на диван и кресла. Слово взял епископ, произведший на меня крайне отталкивающее впечатление. Уж слишком гладко он говорил, уж слишком воровато бегали его глазки.

Пересыпая речь старославянскими выражениями, сановный священник вещал достаточно долго, не менее, наверное, получаса, и вся его речь сводилась к тому, что одно чрезвычайно влиятельное лицо желает, чтобы отец оказал ему услугу.

– Пусть это лицо само посетит меня. Негоже присылать парламентеров! – заявил отец, который, похоже, знал, кто имеется в виду.

Епископ посмотрел на военных, и те ретировались. В окно я видела, как они подошли к самому длинному черному автомобилю и чуть ли не с поклонами распахнули дверцу.

Новый гость появился в зале несколькими минутами позже. Едва он вошел, столичные дамы присели и бросились, едва ли не на карачках, лобызать его руку.

Посетитель был среднего роста, его странноватой формы лицо украшала длинная черная борода, но самыми запоминающимися были глубоко посаженные, пугающие глаза. Одет он был по-мужицки, однако сразу становилось ясно, что рубашка на нем из дорогой ткани, а сапоги высшего качества.

Зыркнув в мою сторону, гость грубо отпихнул дам, пытавшихся поцеловать его руку, и, поскрипывая сапогами, подошел к отцу.

– Слышал я, князь, что ты знаешь, где черная библия хранится. Так скажи мне, я тебя озолочу! – произнес он низким голосом.

Батюшка, привстав из кресла, холодно обронил:

– Сударь, неведомо мне, чтобы мы были с вами на «ты»! Соизвольте представиться!

Военные заволновались, дамы ахнули, но епископ властным жестом призвал их к порядку.

Чернобородый посетитель, снова стрельнув глазами в мою сторону, промямлил:

– Распутин моё фамилиё. А кличут – Григорием Ефимычем.

О Распутине, сибирском временщике в Зимнем дворце, слухи доходили и до нашего провинциального городка. Я не без интереса посмотрела на мужика, который, по рассказам, вертел императорской семьей, как хотел. Но весь вопрос заключался в другом – кто вертел самим Распутиным?

– Я ждал вас, господин Распутин! – заявил отец, разглядывая гостя с выражением небывалой гадливости на лице. – Потому что мне известно о том, что вы ищете. Но, увы, помочь вам никак не могу.

Распутин, потоптавшись, запустил пальцы с траурной каймой под ногтями в бороду и кашлянул.

– Ты, князь, того, не лезь в бутылку-то. Ведь я хочу по-мирному договориться. Только закладная на твой дом и все твои векселя принадлежат моим хорошим знакомцам. И если ты навстречу нам не пойдешь, то уж тогда придется по-плохому!

Затем странный мужик, плотоядно усмехнувшись, ткнул длинным костлявым пальцем в меня:

– У тебя ведь и дочурка имеется, шестнадцать весен ей. Самый сок! Люблю я таких!

Лицо моего родителя покраснело, он отчеканил:

– Немедленно покиньте мой дом! Прочь!

Распутин осклабился, демонстрируя кариесные зубы, а потом… потом опустился в кресло, развалился в нем, как приказчик в кабаке, положил ноги на стол.

– Строптивый ты, князь, однако! Но я знаю, что черная библия у тебя. А она нам нужна!

– Вам, то есть вашим друзьям и покровителям версиплям? – уточнил отец.

Распутин усмехнулся.

– Князь, не бузи, все равно мы, пока своего не получим, отсюда не уйдем. Черная библия нам для блага Отчизны требуется, войну надобно выиграть. А то папка уже сам не свой стал!

Сопровождавшие Распутина лица издали верноподданническое аханье, и Григорий Ефимович хвастливо пояснил:

– А папкой, ты ведаешь, князь, кого я кличу? Государя императора! Это его приказ – отобрать у тебя черную библию. Так что не вешай лапшу нам на уши, мы догадались, что она у тебя.

Военные выступили вперед, один из них извлек саблю, другой маузер. Отец горестно качнул головой.

– Господа, вы же русские офицеры. Дворяне. Белая кость. Хотя, судя по всему, вы всего лишь марионетки этой марионетки!

Распутин кивнул в мою сторону, и один из военных подошел ко мне, грубо схватил меня за локоть и толкнул своему патрону под ноги. Распутин нагнулся ко мне и, дыша в лицо чесноком и потом, заявил:

– Или, князь, мы возьмем с собой твою дочурку. И я лично с ней в баньку схожу.

Все, в том числе и женщины, подобострастно засмеялись. Сцена была унизительная и отвратительная.

Отец опустил голову и сказал:

– Хорошо, я отдам вам книгу. Но взамен вы оставите меня и мою дочь в покое!

– Папа, не смей… – начала я и осеклась. Потому что глаза Распутина вдруг сверкнули красным, и я поняла – субъект, который слыл святым старцем, был в действительности версиплем! Его морда вдруг вытянулась, а зубы, превращаясь в клыки, клацнули. Длилось это всего пару мгновений, а потом все вернулось на круги своя. Передо мной снова была постная физиономия русского мужика.