Алексей Грачев - Кто вынес приговор Страница 32

Колька Болтай Ногами вскинул голову, услышав в голосе доброту, в глазах появилось недоумение и вдруг испуг, заставивший его низко склонить голову над чашкой. Точно испугали его посетители за соседними столиками, стучавшие тоже ложками о чашки, покрикивающие друг другу в лица, скрипящие низкими табуретками. А Косте вспомнился девятнадцатый год, трактир "Орел" и Семен Карпович Шаманов. Вот так же и он, приехавший из деревни Костя Пахомов, сидел за столом и давился щами, а его учитель по-отечески ласково приговаривал:

- Ешь, Константин, не стесняйся. Хоть капуста да кипяток, а разогреют кровь...

И с нахлынувшим в сердце волнением, не удержавшись, сказал негромко:

- Ешь, Колька. Мало будет - еще возьмем чашку...

И снова вскинул Колька Болтай Ногами косматую голову, и опять в глазах недоумение. Но вдруг отложил ложку, вздохнув, проговорил:

- Да не надо, дядя Костя. Того и хватит...

На обратном пути, подходя к площади, кивнув на въезжающие в ворота Мытного двора сани, Костя сказал как бы невзначай, приглядываясь к лицу паренька:

- На лошади тебе не хочется покататься?

- На какой лошади? - вырвалось у Кольки Болтай Ногами. Он тут же опустил голову, пробурчал: - Спать мне хочется, а не кататься. Вчерась в подвале ночевал, а какое спанье в подвале-то: ребята орут, то стук, то крысы возятся.

- В ночлежке что же?

Колька Болтай Ногами не ответил. Но, когда подходили снова к уголовному розыску, вдруг ухватился судорожно за рукав Кости.

- Ты что, Коля? - спросил Костя, вглядываясь в побледневшее лицо беспризорника. - Или испугался?

Колька Болтай Ногами молчал, но все держался за рукав, крепко, судорожно. Как будто боялся, что кто-то схватит его сейчас, поволочет прочь.

- Би Бо Бо вспомнил, наверное? - спросил Костя. И тут беспризорник, кивнув головой, сказал виноватым голосом:

- Был я у склада, дядя Костя. На стреме был... Кто брал муку, точно не знаю. Только лошадь видел, а парня, на лошади который ехал, не знаю тоже. Велел мне Би Бо Бо, я и пошел...

- Деньги он тебе дал?

- Он. И еще обещал. От какого-то "ягутки"...

- От "ягутки", говоришь...

А Колька Болтай Ногами вдруг вскинул голову - мольба таилась в этих черных глазах:

- Спрятаться бы куда от него, уехать...

Костя обнял его за плечи:

- Что-нибудь придумаем мы, Коля... Не дадим тебя в обиду...

В "дознанщицкой" он снова и снова повторял это слово "ягутка". Так о скупщиках краденого молодые воры и молодые налетчики уже не говорят. Скажут "барыга с Земляного вала". Но не ягутка. Слово это из давних времен, слово уже забытое... Оно жило в "блатной музыке" тех еще, кто ходили на "дела" в далекие годы, до революции...

Значит, старики. Кто-то из старых. Кто? Их немало по городу. Все они на примете. Может, снова взялся за свое дело Горбун? Тихонький, богобоязненный, в церкви больше при старосте. И все же не Горбун ли... Вспомнилось крупное, с высоким лбом, меловое лицо, опущенный в землю взгляд, походка вприсед, тихий голос сквозь бронхитное покашливание. Не числился он давно в приеме краденого, но, может быть, снова взялся за старое ремесло?

29

Переулок, близкий к городской окраине, был узок, крив, тесно набит деревянными и каменными постройками. У круглой кирпичной лавки, торгующей керосином, стояли две пожилые женщины, о чем-то толкуя между собой. Агенты подошли к ним, спросили, не было ли в переулке вчера вечером лошади с санями.

- Приезжала, - ответила, не задумываясь, первая из них. - Чуть мне по окну оглоблей не заехала. А к кому - не знаю и врать не буду...

Вторая подтвердила, что вчера вечером в переулок заехали какие-то сани, - она ясно слышала скрип полозьев и хруст копыт. Но не выходила из квартиры. Потому что не ее дело смотреть за тем, кто едет, да куда, да на чем.

- У нас тут заводь, - призналась она агентам едва не шепотом. - Такие ли окуни ходят. Страсть... Живо спичку тебе под крыльцо...

- Вы уж меня-то не впутывайте тоже, - вдруг как встрепенулась первая. - Страдать придется да маяться за свой язык... Не знаю, и все тут...

Но и того, что сказали они, было достаточно. Отойдя, Костя, Барабанов и Грахов быстро посовещались. Пришли они к одному выводу, что лошадь была с мукой и что мука эта или в доме у Горбуна или же в сарае.

- Может быть, нам не заметить ворованное? - предложил Костя товарищам. - Усыпим Горбуна. Кому-то мука да предназначена.

- Засада? - догадался Иван Грахов.

- Да, засаду устроим. Она наведет на того, кому эта мука. Может, больше выясним. А так он упрется. Старик, что с него возьмешь.

Подошли к домику Горбуна, спрятавшемуся за разрушенной часовней. До подоконника снежные сугробы, стекла тоже нагусто запорошены снегом.

- Глядите-ка, - сказал вдруг Грахов. На снегу, куда он показал, четко выделялись следы полозьев, следы копыт. Вели они к маленькой сараюшке возле забора.

- Вот тебе и доказательство, - сказал он. - К гадалке не ходи - тут мучка.

- Давай, Иван, за понятыми, - приказал Костя. Сам же постучал в окно. Потом в дверь и снова в окно. Нелегок на подъем был старик. Наконец дверь отворилась - он стоял, подтягивая штаны ремнем, вглядываясь в лица агентов.

- Давненько милиция не навещала, - проговорил, усмехаясь, а в глазах блеснул и погас нервный огонек. - Или опять на учет поставили?

- Не на учет, - ответил Костя, проходя в сени. - Обход... А у тебя, есть сведения, собираются незнакомые люди. Имеем ордер на обыск.

- Да пожалуйста, - развел руками Горбун. - Ройтесь, если так хочется.

Ему не ответили, прошли в маленькую кухню. Здесь Костя спросил:

- Краденого не хранишь?

- Бог с вами, - ответил Горбун, пряча беспокойство в уголках губ, в этой уродливой усмешке. - Зачем мне на старости...

Обыскали быстро и бегло - в обеих комнатах. Под койкой нашли свернутый парусиновый желтый дождевик. Костя переглянулся с Барабановым. Не Хрусталь ли носил его? Костя потряс плащом, точно выбивал пыль, присмотрелся к нему, как бы невзначай спросил:

- Подошел бы на Хрусталя?

Горбун не ответил, только засмеялся вдруг. Крупная голова еще плотнее вдавилась в плечи. Отступил, присел на койку.

- Так я спрашиваю тебя, старик?

Горбун помотал головой:

- Не пойму, о чем вы, товарищ начальник, толкуете.

- Хрусталь бывал здесь? - спросил Костя, вглядываясь в меловое лицо Горбуна. - Ну, отвечай, да побыстрее...

- Бывал, - признался Горбун. - Месяц назад. С Ушковым. В карты играли. Выигрывал Хрусталь и откидывал вещи мне. Мол, за беспокойство. Потом в нож играть стали... Тут я, верите ли, заплакал. Ну, думаю, прирежут сейчас друг друга... Будет вам, говорю, ребятки... Хотя кто я им?

- Как кто? Старый налетчик и скупщик.

- Когда-то было, давно, - улыбнулся Горбун, но слова инспектора польстили ему. Почему-то оглянулся на понятых, двух женщин.

- Брали, бывало, меня. Шаманов чаще, Семен Карпович, Бурав...

- Что еще хранишь? Везде будем смотреть.

- Пожалте, - раскинул руки Горбун. - Воля ваша. Вы хозяева тут.

Во дворе осмотрели поленницу дров, потом вошли в темную сараюшку. В дальнем углу ее лежали навалом, как будто только что нарубленные, дрова. Целая гора мелко нарубленных березовых дров.

- Что не сложил в поленницу? - спросил Костя, искоса наблюдая за выражением лица Горбуна. А у того не находили покоя руки с ключом, потирал их быстро и суетливо.

- Так времени нет, да и силенок маловато.

- Силенок маловато, значит, - повторил Костя. - Ну ладно, - кивнул он стоявшим за его спиной агентам. - Кончаем осмотр...

И опять глянул искоса на Горбуна, а тот как-то сразу обмяк, как будто выпала из него пружина, только что заставлявшая его тело двигаться нервно и напряженно. Повеселевшим тоном уже спросил, когда вернулись в дом:

- Протокол будете составлять? Положено ведь. Что старое время, что новое, а протоколы на все времена одни.

- Составим и протокол, - сказал Костя, внимательно разглядывая старика. Пожалуй, стоит оставить на свободе. Оставленный на свободе преступник приносит иногда больше пользы, чем под стражей. Там, в сарае под дровами наверняка мешки. За ними кто-то должен приехать. Для кого они?

- Живу один, - забормотал плаксиво старик. - Подохнешь - через неделю разве придет кто, чтоб ногой пхнуть. Спасибо, что навестили...

Крупные уши его под седыми висками казались с чужого лица, приклеенными. Под глазами - рой густо очерченных морщин, а щеки были белы, точно он осыпал себя той краденой мукой.

- Ладно, - составим протокол, - наконец сказал Костя.

Старик обрадовался. Он завалился на койку, укрылся ватником. Выставленные вперед широкие ступни в рваных носках задвигались. Покашливая, бормотал:

- Мне покой нужен, товарищи агенты... Бывало время, заглядывали в дом золоторотцы всякие, шмары... Теперь - шалишь... Не хочу, чтобы меня надзиратели будили по утрам в камере. Одна молитва теперь - как бы без мук вознестись к господу поближе. Как парень по девке, так я по легкой смерти...

- А Хрусталь с Ушковым?