Марина Серова - Ночной стрелок Страница 32

Продираться через эти нетронутые заросли было нелегким делом. Выручало только то, что здесь не было густой травы. Зато ивовые побеги торчали из песка столь часто, будто их высадили в качестве живой изгороди.

Для начала я попыталась пересечь остров поперек. Для этого пришлось передвигаться на коленях, а кое-где даже ползком. Впрочем, остров был невелик, и мне довольно быстро удалось добиться своего.

На другом берегу был тростник, стрелы остролиста под водой и тишина. Нигде никаких следов человека. Я поспешила вернуться назад. Все-таки через эти кусты невозможно будет подобраться абсолютно бесшумно — по крайней мере, мне хотелось на это надеяться. Значит, Углов выберет какой-то иной путь. Если уже не выбрал.

Эта мысль ошпарила меня. Мне показалось, что на берегу, где остался Беднов, царит какая-то неестественная, пугающая тишина. Я приложила все силы, чтобы быстрее преодолеть последние метры.

Должно быть, у меня в этот момент был очень озабоченный вид — живой и невредимый Беднов тут же потянулся за карабином. Я остановила его жестом.

— А я уж было подумал, что вы увидели морского дьявола, — добродушно произнес Андрей Борисович.

— Нет, просто я подумала, что вас уже нет в живых, — любезно сообщила я.

Беднов в мое отсутствие, оказывается, был занят тем, что сооружал на какой-то подстилке нечто вроде праздничного стола — здесь были ветчина, икра и другие вкусные вещи, при виде которых у меня потекли слюнки.

— Знаете, я все-таки решил, что сначала мы перекусим, — заявил он. — А уж потом поставим палатку и будем ловить шпионов! — Он подмигнул мне и подбросил на ладони бутылку, наполненную жидкостью, цветом напоминавшую темный янтарь.

— Пить бы я вам вообще не советовала, — сварливо сказала я. — Не тот случай.

Беднов иронически сморщил нос и демонстративно отвинтил пробку.

— Завтра у меня может не быть и такого случая! — заявил он и налил себе коньяка в небольшой серебряный стаканчик.

Пока он пил и закусывал, я задумчиво рассматривала водную гладь. Воображение подсказывало видение аквалангиста, выходящего из пучин с арбалетом в руках, но наличие у предусмотрительного Углова акваланга все-таки было чересчур фантастическим вариантом. С таким же успехом у него мог оказаться и вертолет.

— Ладно, вы ешьте! — сказала я. — Я тоже проголодалась. Так что насыщайтесь в темпе! Не на пикнике…

— Я полагал, что, как моя любовница, вы не побрезгуете разделить со мной трапезу, — велеречиво произнес слегка захмелевший Беднов.

— Я бы не отказалась, но если мы оба примемся жевать, нас могут застигнуть врасплох! — сердито сказала я. — Нужно следить за каждым шорохом. Поэтому мне и не хотелось, чтобы вы пили.

— От коньяка мои чувства обостряются! — весело заявил Беднов.

Я поняла, что разговаривать с ним бесполезно — он был опьянен не столько спиртным, сколько неожиданно свалившейся на него свободой. Свободой от обязательств, от секрета, который вынашивал годами, от необходимости делать деньги и всегда побеждать. Он, так сказать, вкусил радость поражения — радость быть никому не нужным.

На соседнем острове на обрывистом берегу зеленели густые, подступающие к самому краю рощи. Красная глина вся были изрезана темными расщелинами. Узкая полоска песка у подножия, заваленная валунами и галькой, была совершенно пустынна. Ее отделяло от нас метров двести сверкающей голубой воды. В воздухе висела тишина, изредка прерываемая слабым плеском волны и треском стрекозиных крыльев.

Беднов уже успел опорожнить треть бутылки и пришел в какое-то лихорадочное неприятное возбуждение.

— Черт побери! Какая, однако, жарища! — воскликнула он, стаскивая с себя рубашку. — Предлагаю раздеться! В самом деле, Юлия Николаевна! — Он с двусмысленной улыбкой уставился на меня. — Сбросьте с себя эту ужасную куртку, эти джинсы! Я уверен, что вам нет смысла скрывать свою фигуру — наверняка она столь же очаровательна, как и ваше чересчур строгое лицо…

Он поднялся и, ухмыляясь, шагнул ко мне.

— Все-таки это странно, — сказал он. — Я и вы. В этом райском уголке… Скажите, а вам никогда не приходилось заниматься любовью с теми, кого вы разоблачаете? Должно быть, это очень экзотическое ощущение…

— Успокойтесь, пожалуйста! — с досадой сказала я. — Вы все испортите! Не следовало вам пить…

На всякий случай я сунула руку за пазуху и сняла пистолет с предохранителя. Не для того, чтобы стрелять в Беднова. Просто я начинала нервничать.

— Нет, в самом деле? — настойчиво продолжал Беднов. — Вас никогда не подмывало соблазнить какого-нибудь убийцу, террориста? Мне кажется, при вашей работе вы нуждаетесь в разрядке. Почему бы нам с вами…

Он шагнул вперед и стиснул меня за плечи. Совсем рядом я увидела его смеющиеся, наполненные каким-то безумным вожделением глаза. Давление его пальцев делалось все сильнее.

— Уйдите к черту! — прошипела я. — Что вы себе позволяете? Вам голову напекло?

Не слушая, он сграбастал меня в объятия и попытался поцеловать. Мне были до лампочки его домогательства, но он вел себя безрассудно и опасно. Пытаясь вырваться, я с ужасом услышала какой-то тихий плеск, заглушенный животным мычанием Беднова. Шутки кончились.

Я врезала каблуком по его босым пальцам — от боли он ослабил объятия — и тут же несильно боднула его в переносицу. Беднов глухо вскрикнул и осел на песок.

А в следующую секунду на землю полетела и я, сбитая с ног ударом в голову. Сознание я не потеряла и сквозь пелену в глазах увидела над собой мокрого с ног до головы человека в темной одежде. Черные как смоль волосы липли к его лбу. В руках он держал арбалет.

Углов вынырнул из воды в тот момент, когда мы решали с Бедновым сексуальные вопросы. Должно быть, он подплыл с соседнего острова, где поджидал нас. В футболе есть поговорка — порядок бьет класс. Он побил нас и порядком, и классом.

Когда глаза мои стали видеть более-менее ясно, я различила, что жерло, так сказать, арбалета направлено мне в лицо. Я даже видела трехгранный наконечник стрелы, острый как спица. Углов, держа палец на спусковой скобе, сказал мне с улыбкой — совсем негромко:

— Ша, девочка! Немножко послушания, и, может быть, я оставлю тебя жить!

Он стоял так, что мог держать в поле зрения нас обоих. Мне почему-то не было страшно — я только удивлялась, насколько Углов похож на свою фотографию, даже улыбка его была мне знакома. Пошевелиться я даже не пыталась — малейшее движение закончилось бы для меня плачевно.

— Беднов! — все так же негромко произнес убийца. — Надень-ка на девочку браслеты! — Свободной рукой он снял с пояса наручники и бросил их на песок. — А потом мы побеседуем.

Беднов, уже пришедший в себя, поднял глаза. Взгляд его был тяжел и полон ненависти. Но в нем не было ни капли страха.

— Шевелись! — прикрикнул Углов, которому не понравился этот взгляд.

Беднов посмотрел на меня, а потом назад — туда, где на развернутом чехле лежал карабин.

— Далековато, да? — спросил с издевкой Углов и добавил с угрозой: — Браслеты — ну!

Беднов на ощупь нашарил на песке наручники и, не сводя глаз с Углова, медленно встал на ноги. Углов повелительно мотнул головой.

Все дальнейшее заняло какое-то мгновение. Беднов отчаянно прыгнул в сторону, вытянув руки в направлении карабина. Углов повел рукой, и в воздухе раздался тончайший звон тетивы. Беднов рухнул на песок без единого стона.

Углов мгновенно обернулся ко мне и еще успел увидеть черное дуло «иерихона». Я нажала на спусковой крючок. Грохот выстрела пролетел над водой и рассыпался на противоположном берегу тысячекратным эхом.

С пулей во лбу тело Углова шатнулось назад и повалилось в воду, подняв фонтан брызг. Ноги его, оставшиеся на песке, задергались в мелких судорогах.

Я одним рывком поднялась на ноги и подбежала к Беднову. Стрела вошла ему в мозг. Из его рта неудержимо струилась темная вязкая кровь. Но даже умирая, он все равно тянулся к своему карабину, и слабеющие пальцы еще продолжали скрести ногтями деревянный приклад.

Я взяла карабин и уложила в чехол. Бросила его на дно катера. Тщательно протерла пистолет и вложила в правую руку Беднова. Отвязала катер и столкнула его на воду. На глаза мне попался бинокль. Я захватила и его.

Метрах в двадцати от острова я завела мотор и, ни разу не оглянувшись, повела катер вверх по течению. Когда зелень островков растаяла вдали, я бросила в пучину карабин и бинокль.

В моей душе нарастало чувство опустошенности, но я держалась, зная, что это пройдет через день-другой. Через двадцать минут я пристану к пустынному берегу, поднимусь наверх и выйду к шоссе. А дальше я затеряюсь в этой огромной стране и, может быть, поеду в Жигули.

Меня не волновало, какую версию выдвинет следователь, столкнувшись с двойным убийством на островах. Какова бы она ни была — меня это уже не касалось. Меня здесь не было.