Аркадий Карасик - NEXT-3: Дюбин снимает маску Страница 32

Вторая стобаксовая бумажка отправлена вслед за первой.

— Будь сделано, — еще больше подобрел парень. — Где желаете порезвиться?

— Как это где? Конечно, в море-океане.

Заиграли, заморгали разноцветные светляки. Заревели трубы, загрохали барабаны, завизжали флейты.

— Эй, Бах-Бетховен! — не выдержав, закричал Федечка. — Сбавь обороты! YIR-персоны глохнут!

Стоящий за пультом оператор понимающе кивнул, нажал на кнопки, покрутил верньеры. Громоподобная какафония сменилась ласкающей душу мелодией.

Под сводом огромного зала разместились водопады и омуты, водовороты и тихие заводи. На водной глади призывно покачиваются лодки и плотики, спасательные круги и большие шары, надутые гуси-лебеди в увеличенном масштабе. Все удовольствия для любого возраста и темперамента: и холериков и сангвиников.

Вволю наплававшись и нанырявшись, молодые люди легли на плотики, причалили их друг к другу.

— Эй, на мостике! Смени пластинку на более тихую. Дай поговорить.

Оператор убавил звук до едва слышного. Предчувствуя дополнительное долларовое вливания, он был готов исполнить любое желание богатого придурка. Даже заставить водопад изливаться в другом направлении — вверх.

— Все-таки у тебя патология, заскок на этом парне, — поставила диагноз Сашка.

Не ехать же молча?

— Финальный заскок, Сашуля. Вполне безобидный.

Разговор ни о чем набирает обороты. Подготовка к более серьезной, болезненной для обоих теме. Высказаться прямо, в лоб, Лаврикову мешает дурацкая, несовременная порядочность.

Сашка насторожилась. Изученный с головы до ног любовник ведет себя как-то необычно. Не пытается обнять, поцеловать. Вместо этого — странные признания едва знакомого мужчины.

— Безобидный — это я усекла. А почему финальный?

И снова Федечка не решился на полную откровенность.

— Просто такое ощущение, будто я никогда больше не попаду на водные, детские аттракционы. Потому, что все последующие забавы будут... взрослыми.

— Странные, я бы сказала, ощущения. Слишком серьезные, даже без присущей тебе иронии.

— Ирония, дорогая, всего лишь маска для легко ранимой души, — поправляя очки, наставительно промолвил экслюбовник.

— Это у кого ранимая душа? — иронически осведомилась девушка, оглядывая аквапарк. Даже поискала под потолком, прошлась взглядом по терпеливо ожидающему «оператору». — Не вижу.

— А ты повнимательней погляди на плотик слева... Видишь, как я страдаю? — изобразил хитрец мучительную гримасу.

— Не верю, притвора! Ты — броненосец.

— Картонный... А на самом деле... Правда, Саш, даже бумажный.Скажи, ты меня хоть чуть-чуть любила?

Объясняются обычно под луной, в кустах, в комнате, а тут — Аквапарк, любопытный взгляд оператора... Чушь несусветная! Но сказанного уже не перечеркнуть и не спрятать. Тем более, что вопрос — не о настоящем, о прошлом. Этакая любовная ностальгия. Расставаться нужно красиво, снова подумал Лавриков.

— В смысле? — растерялась девушка. — Что ты имеешь в виду?

— Ну, какой смысл может быть в любви? Сплошная бессмыслица! Отвечай: любила или — притворялась любящей?

Если ответить по старинке: «да» или «нет», примагниченные плотики или раз"едутся в разные стороны или еще крепче прижмутся друг к другу. Стоит ли рисковать, лениво подумала Сашка. Лучше ответить по современному, без скромно потупленных гляделок и стыдливого румянца.

— Федь, зачем нормальные сексуальные отношения грузить глупыми вопросами?

Ага, сама вышла на желанную тематику! Это уже теплей!

— Сексологи утверждают, что женщины, в отличии от мужиков, умеют любить ушами. Я ведь никогда не говорил, что люблю тебя.

— Так скажи! Мне будет приятно.

— Не дождешься!

— Почему? — обиженно прошептала Сашка. — Или решил признаться в постели? Тогда заканчиваем этот цирк и перебираемся в общежитейскую конуру. Которую ты вот уже неделю не посещал.

Для настоящей любви неделя — немыслимо длинный срок. Раньше они резвились два раза в день: утром перед занятиями и вечером после завершения трудового дня. Но это было сто лет тому назад, до появления в его жизни Лерки.

— Не торопись, всему свое время. Поговорим. Без фальшивых поцелуйчиков и слезливых обид. Стоит ли грузить нормальный секс подобными признаниями? Опасно и вредно... Знаешь, Саш, наверно, это действительно наше последнее совместное... развлечение

— Под названием: «Об»яснение в нелюбви», да?

— Пардон, мадмуазель, но так будет по честному. Это не бизнес — в таких делах я не люблю и не особенно умею химичить.

Он осторожно покосился на соседний плотик. Сашка не плачет — сосредоточенно глядит в потолок. Будто заинтересовалась хрустальной люстрой.

— Обидная для меня честность. Как в той рекламе: не хочу. Ну, помнишь — идет голая фотомодель по людной улице, жует жвачку, а навстречу — секссимвол с такой же жвачкой. Диктор поясняет для тупых: мол, ничего, кроме жвачки, этим счастливчикам не нужно...

— А тебе нужно?

— Да, мне нужно! Ты — хорошая партия. Без растительности в ноздрях, не старый и не пузатый... Партии делают и без всяких разных чувств... По расчету.

Федечка горько усмехнулся.

— Партии без чувств получаются карликовыми и не преодолевают пятипроцентный барьер... Тем более, Швеция заменена на Кислодрищенск.

— Понятно... Но это же идиотизм?

— Чистейшей воды, без вредных примесей.

— Ну, и глупо!

— Не отрицаю. Вполне возможно. Глупость в квадрате.

— Барьер не взят. Все по честному. Слава Богу, финиш!

— Мы остаемся друзьями?

— Давай без горького подслащивания. Обойдусь, не рассыплюсь.

— Знаешь, Саш, будущее непредсказуемо. Вдруг что-то изменится и нас потянет на второй дубль?

— Не получится, оракул! Дубль первый, он же — последний. Снято! Мы едем в разных машинах в разные стороны.

— Легче стало?

— Трудно сказать... Скорее — грустно.

— Грусть пройдет...

— Надежда юношей питает, да?

Оператор, так и не дождавшись еще одной бумажки с изображением «штатовского» президента, выключает музыку, дергает рубильник — гаснут разноцветные гирлянды, перестают брызгать фонтаны, останавливются водовороты. Праздник окончен, наступили серые будни.

— Эй, VIP-персоны, ваше время вышло. Закругляемся. Поторопитесь! Через десять минут парк запрут и спустят злых собачек.

— Злых собак не бывает, мистер, — немедленно отреагировала Сашка. — Голодные собачки только выглядят обоззленными. На самом деле, они не кусаются... Как я сейчас, к примеру...

Глава 18

«Красиво» распрощавшись с недавно горячо любимой девушкой, коварный соблазнитель постарался изгнать ее образ из головы и сердца. Поначалу не получалось — Сашенька вцепилась в сознание острыми коготками, никак не хотела покидать полюбившееся ей местечко. Но не прошло и часа, как угрызения совести перестали терзать парня. Все в жизни меняется, утвердился он на позиции правдолюбца, и привязанности и антипатии. Стоит ли терзать себя, когда впереди его ожидает новая встреча и новая работа? Сашка поболеет, поплачет и успокоится. В этом ей поможет новая любовь к тому же Витьке, парне с третьего курса.

Самолечение помогло — образ девушки померк, потом вообще исчез.

Следующий визит — в коттедж Кирсановых. Федечка не особенно уважал будущую свою мачеху, но вежливость и обязательность — закон для настоящего джентльмена. Без этого он превращается в дикаря, папуаса.

Как принято, они почаевничали, обменялись мнениями по поводу мерзкой погоды и непредсказуемого подпрыгивания цен. Ольга Сергеевна, с присущей всем женщинам проницательностью, ожидала главного.

Наконец, пасынок, помолчав, признался в причине своего посещения.

— Понимаете, Ольга Сергеевна, я просто не мог уехать, не объяснив вам своих мотивов. Да и какие мотивы, когда Белугин погиб... Так, малозначащие наблюдения...

Кирсанова вытерла повлажневшие глаза.

— Гибель Петра Алексеевича для меня трагедия. Это ужасно...

— Действительно, ужасно... Лишь бы в этом ужасе не было закономерности.

«Мачеха» подняла голову и пристально поглядела в лицо Федечки.

— У тебя есть основания?

— Как сказать? И да, и нет. Пока ничего определенного. Если буду знать точно, обязательно скажу... Всех вам благ... Счастливо!

— Погоди. Еще один вопрос... Извини, не совсем вежливый... Ты уедешь, так и не помирившись с отцом?

Действительно, бестактный! Федечка никогда не мирился с попытками лезть в его жизнь, но спрашивает не посторонний человек — подруга отца.

— Я с ним не ссорился.. Только, когда собеседник уверяет, что мои планы маленького вторжения в провинциальный городишко равносильны уничтожению целой провинции, трудно оставаться спокойным.

— Он любит тебя и боится...

— И я люблю его, — нехотя признался Федечка. — Но это вовсе не значит, что любимого сына разрешено записывать чуть ли не в приверженности к утилитарной биоэтики. И долдонить об этом через каждые пять минут.