Владимир Черкасов - Опер против святых отцов Страница 32

- Кого имеете в виду?

- Шумейко, а из Минфина - Вавилова, Петрова. Президентский Барсуков хорошо помогал.

- Все свои люди. Жаль, теперь - административные покойники, царствие им небесное.

- Успели мы тогда с Ветлугой вывернуться. А работали по его направлению неплохо. Имею в виду не американские, а болгарские сигареты.

- Да я помню. В 1996 году в Россию из Болгарии было импортировано сигарет на шестнадцать миллионов долларов, а в рамках гуманитарной помощи поступило к нам табака на девятнадцать миллионов баксов. Почувствовали разницу! Но в следующем году нам все же ментовской министр Куликов подосрал.

Митрополит зло двинул усами.

- Льготы-то перекрыл? Ну так теперь и он - политический упокойничек. Не помнят люди добра. А ведь несмотря на подножку Куликова, тот же Феоген с ним продолжал вожжаться. Организовывал поездку в Израиль и все такое. Сколько же нам приходится выкаблучиваться! Надо кому-то с верхов, из отцов семейств обвенчать сына или дочь. Ни в коем случае не пойдут в церковь вместе с простонародьем. Обязательно я, митрополит, должен распорядиться и предоставить храм. Требуют, чтобы венчал не простой священник, а на худой случай хотя бы архимандрит! На торжестве чтобы не было никого из посторонних и хор быть должен непременно из Большого театра...

- Это правильно. Власть есть власть. С ведомственными людьми никогда не надо ссориться. Отец Вадим, как я вспомнил, в патриархии целым отделом заведывал?

- Верно, он здорово тогда раскрутился. Банк для патриархии организовал, открыл через подставную фирму сыроваренный завод, нефтяные дела тоже были на нем. Но в последнее время я отца Вадима убрал в тень. Вот сейчас и пригодится.

- Надеюсь, первоочередным вопросом для Ветлуги станет алмазный бизнес.

Кирин взялся за бутылку виски.

- Рюмочку на посошок, Виктор Михайлович?

Ловунов кивнул. Владыка налил ему, а себе еще плеснул ледяного лимонада.

- Конечно, прежде всего Вадим возьмется за оживление операций с алмазами. Извините, что не составлю вам компанию на посошок. Мой посох нынче ночью в Москву.

- Я там тоже через пару дней буду.

Митрополит смотрел на гладь озера, мягко очерченного луной, взмывшей над горами по горизонту. Он задумчиво сказал:

- Все размышляю о лихой кончине архимандрита Феогена. Смерть, знаете ли, многозначительный акт. А для православного очень важно перед кончиной успеть исповедаться, причаститься...

Ловунов закусил виски свежей клубникой, поглядывая на Гоняева со скрытой насмешкой.

Глава 3

Отставной генерал КГБ Леонтий Александрович Белокрылов узнал о гибели архимандрита Феогена Шкуркина на своей даче на Рублевском шоссе, где отсиживался, скрываясь от востряковских бандитов. Не имея новостей от Феогена, генерал сам позвонил ему в офис. Секретарша архимандрита заплаканным голосом рассказала Белокрылову о случившемся.

Битый-перебитый жизнью и службой Леонтий Александрович от такой вести почувствовал нечто близкое к шоку. Следующей жертвой из их команды должен бы быть он - командир спецбригады, напрямую воюющей с востряковскими. Генерал напрягся и насчет своей будущности в патриархии. С отставкой на тот свет своего непосредственного шефа Леонтий Александрович попам мог больше не понадобиться.

В это утро Белокрылов сидел на втором этаже дачи в комнате с плотными ставнями, крепкими замками и обдумывал свои дальнейшие действия. Убийство Феогена отводило в какой-то мере расплату с ним, но напрочь не исключало ее. Требовалось разобраться с планами востряковской группировки в новой ситуации, а прежде всего выяснить, нужен ли генерал самому верхнему в церковном клане, на который трудился Феоген.

Белокрылов был прекрасно информирован об их общем с архимандритом начальнике митрополите Кирине Гоняеве. Генерал не сомневался, что тот находился в курсе всей деятельности спецбригады от своего подручного Феогена. Но сам Леонтий Александрович никогда не встречался с владыкой и не имел прямого выхода на него.

Поэтому пришлось генералу, как простому оперативнику, определять через бывшие служебные и личные каналы сегодняшнее времяпровождение митрополита Гоняева, чтобы где-то конспиративно пересечься с ним для разговора. Удалось узнать, что к концу дня Кирин должен заехать на столичный винно-водочный завод.

Теперь Белокрылову требовалось расконсервироваться на даче. Он безвылазно жил в комнате на втором этаже, где имелись запасы еды, кухонная плита, туалет, связываясь с внешним миром только по телефону. Сейчас нужно было на всякий случай хитроумно осмотреть окрестности дачи.

Матерый разведчик Белокрылов, "уйдя на дно", профессионально воспринимал мир за дачными стенами враждебным, будто бы точно знал, что на него во дворе засада. С биноклем в руке генерал стал кружить по комнате, припадая к специальным щелям из нее, откуда просматривался периметр участка.

Засада была! Генерал, не прилагая особых усилий, разглядел троих наблюдателей, очевидно ждущих его появления. Присмотревшись к горе-топтунам, Леонтий Александрович отнес их, конечно, к востряковской шатии. Бандиты поглядывали на дачу из своих укрытий под кустами, забором, мало заботясь о том, что на них самих обратят внимание.

Леонтий Александрович сообразил, что он нужен живым, то есть его хотят захватить. Если б требовалось с ним расправиться, могли бы подпалить дом, выкурить наружу, чтобы убить. Возможно, противник удовлетворился кровавой расправой с Феогеном, а генерал теперь необходим, чтобы вести дипломатические или финансовые переговоры. Тем не менее Белокрылов был расстроен засветкой его дачи, которую скрывал от посторонних. Не сомневался он, что раскололся по ней перед смертью Феоген, штатски не понимавший - ты жив, пока обладаешь неразглашенными ценными сведениями.

Теперь, когда о его даче знал противник, генерал не стал хорониться и от своих. Он прикинул, что двоих спецбригадовцев здесь ему для братской могилы очередных востряковских вполне хватит. Позвонил шустрому Пуле и обстоятельному Дардыку, чья кличка была производной от фамилии Дардыкин. Генерал проинструктировал бойцов и на случай того, если кроме троих наблюдателей у востряковских будет еще не замеченное им прикрытие.

Пуля и Дардык вскоре подкатили к даче, из-под крыши которой, как с капитанского мостика, наблюдал за их бесшумной атакой генерал. Спецбригадовцы осмотрелись, определили, что в засаде только трое. Скользнули к первым намеченным двоим - безмолвно уложили их кинжалами. Третий востряковский все же учуял неладное, попытался выйти с напарниками по переговорнику на связь, как его срезал Пуля из пистолета с глушителем.

Спецбригадовцы дали отмашку наблюдавшему командиру. Он распахнул дверь первого этажа. Пуля и Дардык зашли в дом, пожали руку начальнику. Помогли загрузить белокрыловский автомобиль ценным скарбом, с которым генерал прибыл сюда из московской квартиры. Теперь требовалось перебросить его в следующий "заныр". Тела убитых затащили в опустевший гараж.

"Закапывать, прятать их бессмысленно, - подумал Белокрылов. - Вован все равно знает, сколько и куда человек посылал. "Счетчик" ты на меня включил, бригадир? Пока считай своих. Голыми руками, мудак, захотел взять генерала КГБ!"

***

Митрополит Кирин Гоняев, вернувшись в Москву из Швейцарии, быстро вошел в местную текучку как по патриархийным, так и по своим делам. Немедленно по прибытии он провел длинный разговор с протоиереем Вадимом Ветлугой, и тот с радостью взялся разгребать дальше мафиозное хозяйство.

В этот день Кирина ждали на винно-водочном заводе, к проходной которого владыко подкатил на своем "шестисотом" "Мерседесе" ближе к вечеру.

Машину митрополита заводская охрана опознала. Когда шофер митрополитовского "мерса" плавно тормознул около проходной, на улицу выглянул сам директор, приглашая Кирина. Гоняев, поддерживая тяжелый наперсный крест на груди, выбрался наружу и размашисто благословил директора. Вместе они отправились на экскурсию по цехам.

Потом Кирина повели во вместительную заводскую боковушку - то ли дегустационный зал, то ли ресторанный кабинет. Там ждала батарея заводской выпивки, к которой митрополит начал со знанием дела прикладываться. Директор, болтливый, услужливый человек, подробно излагал Гоняеву, как осаждал его один из крупных криминальных авторитетов Москвы. Тот настолько помешался на анисовом сорте водки, что спонсировал для его разлива постройку специального конвейера, дабы лилась "его" анисовка бесперебойно.

Митрополита, побуревшего от приема застольного ассортимента, потрясли возможности и замашки "авторитета", о каком директор ему рассказывал. Кирин проглотил очередную "граммульку", закусил соленым орешком, крякнул и произнес:

- Эх, не будь я священником, пошел бы в бандиты!

Директор осекся и озадаченно посмотрел на красную рожу Гоняева. А тот указал на бутылку одного из отборных сортов водки, причмокнул толстыми губами и приказал: