Джеймс Чейз - Лапа в бутылке Страница 33

Гаррисон удивился.

– Вот что сбивает меня с толку, Гаррисон. – Доусон встал и оперся руками о письменный стол. – Зачем такому парню, как Уэсли, девчонка Холланд?

Гаррисон улыбнулся:

– Она хорошенькая девушка, сэр. В наши дни парень не очень заботится о том, что у нее в голове, были бы у нее хорошая фигурка и мордашка. По крайней мере, те парни, которые любят развлечения подобного рода.

– К чему хорошенькое личико слепому?

Гаррисон задумался.

– Да, конечно, я и не подумал. Да, вы правы, сэр. Интересно, в чем же дело?

– Шантаж?

– Не думаю, если бы это был шантаж, зачем бы ей быть вместе с ним? Шантажисты любят держаться на расстоянии. Да она и не кажется мне подходящей для этого.

– Возможно, они любят друг друга, сэр.

– Возможно. Ладно, не знаю; теперь, Гаррисон, обратите все внимание на Френчей, которые нужны мне немедленно. Они где-то затаились, ищите. Я поговорю с Уэсли. И не забывайте о таксистах. Есть еще надежда, что появится по крайней мере один или даже оба.

Когда Гаррисон ушел, Доусон посмотрел на часы. Было немногим больше трех. Следует позвонить Уэсли около пяти, сказал он себе. Если его нет дома, возможно, удастся в таком случае поговорить с Джуди Холланд.

Глава 3

Бентон жил в маленькой, но комфортабельной квартире в Вест-Энде на верхнем этаже старомодного здания, в котором находились три холостяцкие квартиры, обслуживаемые домоправительницей и слугой. Единственным совместным ритуалом был завтрак, он накрывался в маленькой нише, смежной с комнатой Бентона.

Каждое утро в восемь часов, по воскресеньям – в девять, еда подавалась на стол. Бентон вставал в половине восьмого, принимал ванну и брился, а затем, оставаясь в пижаме и халате, завтракал. Его завтрак состоял из корнфлексов, тостов с маслом и крепкого кофе. И никогда не менялся. Покончив с едой, он закуривал и разворачивал газету. Какими бы важными ни были новости, он не выходил и не брал газету прежде, чем заканчивал завтрак. Лишь потом усаживался в кресло и принимался за чтение. В девять часов уезжал на фабрику.

На следующее утро после смерти Бланш он принял ванну, побрился и позавтракал со своим обычным бесцветным спокойствием. Его ум был занят двумя важнейшими для него проблемами: Бланш и деньги.

В первый раз он встретился с Бланш на свадьбе, хотя до этого уже несколько раз видел на сцене, восхищаясь ею на расстоянии. Уэсли не рассказывал ему подробности своей женитьбы, хотя они несколько лет были компаньонами, после того, как приобрели фабрику по самолетостроению «Уэсли-Бентон» в четыреста акров цехов, взлетно-посадочных площадок и ангаров. Главенство, несомненно, принадлежало Уэсли, но вклад Бентона тоже был немал. При своей внешней бесцветной флегматичности он обладал блестящим чутьем и организованностью. Одним-двумя росчерками пера мог превратить хаос в строгий порядок. Он умел заключать выгоднейшие контракты, умиротворять раздраженных министров, успокаивать нервных, подозрительных банкиров. Справлялся с любой тонкой раздражающей и жизненно важной работой, сделать которую Уэсли не мог, его подводил темперамент. Хотя каждый активно не любил другого, их партнерство было плодотворным, а для Уэсли и прибыльным. Бентон же никогда не умел беречь деньги, он был мотом, и его доля прибыли таяла в карточных долгах и различных авантюрах, в которые его можно было легко втянуть.

Лет шесть тому назад Уэсли зашел в кабинет Бентона и как бы вскользь объявил о намерении жениться. Бентон принес свои поздравления, с любопытством гадая, кто же невеста. С любопытством и тайной усмешкой. Кто же согласится выйти замуж за холодную рыбу, подобную Уэсли? – не понимал он. – Возможно, какая-нибудь лошадиного вида особа, чьей единственной гордостью была случайная фотография в «Татлере» или «Скетче». Бентон ненавидел этот тип женщин. Но когда Уэсли познакомил его с Бланш, Бентон ощутил самый сильный шок за всю свою жизнь.

Бентон был из развратников. Еще в школе учитель как-то сказал Хугу в присутствии всего класса, что его мозг похож на воспаленное от язв тело. Это было тогда, когда Бентон стал участником особенно неприятного скандала, после которого и был исключен из гимназии. Женщины были необходимы ему, как опиум наркоману. Он восхищался Бланш, видя ее на сцене, при более близком знакомстве она привела его, отнюдь не мальчика, в замешательство. Побыв совсем немного в ее обществе, он ощутил исходящий от нее чувственный животный магнетизм. Это не было влюбленностью или просто влечением к хорошенькой женщине. Все было гораздо глубже. Это было подобно вирусу, проникшему в кровь и вызывавшему страстное желание, терзавшее его и днем, и ночью.

Когда Уэсли добровольцем ушел в военно-воздушные силы, Бентон, непригодный к воинской службе, без колебания воспользовался его отсутствием. К тому времени Бланш пила уже вовсю, и он стал ее собутыльником. Спиртное на Бентона не действовало, зато Бланш развращало и морально, и физически. К удивлению Хуга, его страсть к этой женщине со временем не убывала. А прежде, стоило ему вступить с женщиной в связь, как она едва ли не сразу теряла для него свою привлекательность. С Бланш все произошло иначе. Чем больше он ее видел, тем ближе она ему становилась, тем больше он ее желал… Это было похоже на то, как если бы подлить масла в огонь. Будь у него деньги, он женился бы на ней, не раздумывая. Бланш все время этого хотела. Не случайно она то и дело требовала, чтобы он привел в порядок свои финансовые дела, а сама не тратила своих денег, пока могла пользоваться деньгами Уэсли.

Из грубого эротического начала их связь переросла в нечто подобное любви, странной, патологической. У Бентона не было ни друзей, ни приятелей. Что-то в нем отталкивало мужчин, и Бланш была его единственным другом.

Развернув газету и увидев фото Бланш и броский заголовок, сообщавший о ее смерти, Бентон побледнел. Оглушенный, он долго сидел, зажав газеты в длинных красивых пальцах. Чувство утраты парализовало его. Когда он, наконец, смог двигаться, то медленным, неуверенным шагом направился к буфету. Налил себе стакан бренди, выпил и снова налил. Потом вернулся к креслу и еще раз прочел сообщение об убийстве. И пока читал, его лицо все больше морщилось, и Бентон заплакал. Позже он позвонил на квартиру Уэсли, но никто не ответил. Позвонил на фабрику и узнал, что Уэсли не приезжал и туда. Большего Бентон ничего не мог сделать, он снова сел в кресло и, не отрываясь, смотрел на противоположную стенку, до боли прикусив бледную губу.

Он все еще сидел так, когда позвонил Уэсли. Тот был краток, и его голос звучал невыразительно. Уэсли попросил Бентона присмотреть за фабрикой.

– Некоторое время меня не будет, вам придется обходиться без меня. Срочной работы нет. Если я вам понадоблюсь, вы можете связаться со мной через клуб.

Бентон был ошеломлен тем, что Уэсли решил взвалить на него все дела. Он не посмел показать, насколько его ранило известие о смерти Бланш. Он считал, что Уэсли не имеет понятия о его связи с ней. Иначе наверняка, озлясь, пустил бы Бентона по миру – он был поручителем большого кредита в банке для Бентона.

Мысль о том, что придется идти на фабрику, была Бентону отвратительна. Ему хотелось остаться дома, вспоминая о Бланш. Он даже не сумел заставить себя выразить Уэсли соболезнование. Ни один из них в разговоре не произнес имени погибшей. Как только Хуг пообещал, что присмотрит за фабрикой, Уэсли сразу повесил трубку. А ведь Бентон тоже думал о каком-нибудь благовидном предлоге, чтобы взять отпуск на несколько дней.

О следующих двух днях Бентон помнил смутно. Хотя он и садился в обычное время за свой письменный стол, совсем не занимаясь делами на фабрике. Выглядел он ужасно: бледный, измученный, убитый горем. К счастью, были способные помощники, которые поняли его состояние и избавили его от основной работы, если не считать необходимых подписей в документах. Бентон побывал в Лондонском суде и внимательно изучил Гарри Глеба. Его светлые, полные мстительного чувства глаза с удовлетворением отмечали страдание и страх на лице Гарри.

Вечером у Бентона возникло странное, подобное ностальгии, желание пойти в спокойный ресторан Сегетти на Джермиан-стрит, где они часто бывали с Бланш, сесть на свое привычное место в углу и мысленно быть снова с Бланш. Но едва он вошел в переполненный зал и увидел спешившего к нему Сегетти, как понял, что совершил ошибку. Без Бланш рядом он чувствовал себя обнаженным в этой атмосфере богатства, вкусной еды и легкомысленной болтовни. С Бланш ресторан казался восхитительным и дружелюбным, теперь же он нервировал его и вызывал неуверенность. И еще острее чувствовалось навалившееся одиночество. Одному ему в этом роскошном ресторане делать нечего. Он сразу начал казаться себе рыбой, выброшенной из воды. Без красивой, одетой в меха женщины, когда он, задумавшись, остановился у дверей, на него начали поглядывать с любопытством. Да и сам он уже понял, что превращается для Сегетти в проблему. Но отступать было поздно, и он быстро направился по красивому ковру навстречу приветствовавшему его хозяину.