Дик Фрэнсис - Скачка тринадцати Страница 33

Моррисон с каменным лицом заседлал гнедого заново, и конюх повел лошадь в паддок. Публика встретила своего любимца восторженными аплодисментами, но те, кто был поумнее, присмотрелись и побежали снимать свои ставки.

Чик увидел, что гнедой все же появился. Парня передернуло, и он впервые пожалел о том, что натворил. Дурак этот ветеринар! Он ничего не видит у себя под носом, он и слона в пяти шагах не разглядит, черт бы его побрал! Чик подумал, что во всем, что случится дальше, виноват будет ветеринар. Да, конечно, это его вина. Этого ветеринара вообще судить надо! Выпустить в стипль-чез лошадь, от которой за милю несет наркотиками!

Тодди Моррисон присоединился к отцу в паддоке, и они оба принялись озабоченно наблюдать за сонным гнедым, который бродил по выводному кругу, точно лунатик. Тодди был сильным и крепким жокеем-профессионалом лет под тридцать, с широкой заразительной улыбкой. Его взгляд на жизнь был полностью противоположен взглядам его отца. Тодди унаследовал отцовскую силу духа, но употребил ее на то, чтобы в восемнадцать лет уйти из дома и начать ездить на лошадях других тренеров. На отцовских лошадях он стал выступать только тогда, когда уже мог сам диктовать условия. За это Артур Моррисон его глубоко уважал. Вдвоем они выиграли уже не одну скачку.

Нельзя сказать, чтобы Чик ненавидел Тодди Моррисона, хотя, с точки зрения Чика, Тодди стоял ему поперек дороги. Время от времени, когда у Тодди бывали другие, более выгодные предложения или он оказывался слишком тяжел, Артур позволял Чику участвовать в скачках. Чику приходилось подбирать объедки со стола Тодди наравне с другими двумя-тремя конюхами с конюшни, которые ездили верхом не хуже Чика — хотя с этим Чик ни за что бы не согласился. Но хотя Чик был исполнен зависти и время от времени выражал свое возмущение замечаниями, острыми и кислыми, точно уксус, к самому Тодди он относился неплохо. Было в Тодди нечто такое, отчего его просто невозможно было ненавидеть, даже если были на то причины. Чик просто не подумал о том, что с последствиями той морковки придется иметь дело именно Тодди. Он вообще не умел видеть дальше собственного кармана. Теперь Чику очень хотелось, чтобы на гнедом ехал какой-нибудь другой жокей. Кто угодно, только не Тодди!

Сейчас, когда Чик наблюдал за озабоченными Тодди и Моррисоном, парень внезапно сообразил: он-то ведь с самого начала думал, что гнедой в скачке участвовать не будет! Ну да, конечно! Ведь тот незнакомец говорил, что конь просто свалится и не сможет выйти на старт. «Иначе я бы этого и не сделал! — подумал Чик. — Ни за что и никогда! Это ведь чертовски опасно — участвовать в стипль-чезе на лошади, которую одурманили наркотиками! Это все тот незнакомец, он мне сказал, что лошадь не сможет участвовать в скачке…»

Тут Чику в голову пришла неприятная мысль: он ведь опоздал на два часа! Может быть, если бы он дал морковку вовремя, действие наркотика было бы заметнее и ветеринар бы понял…

Но Чик тут же отверг эту неприятную гипотезу. Никто ведь не знает заранее, как та или иная лошадь будет реагировать на наркотик и как быстро он подействует. Чик снова предался утешительному самообману. Незнакомец ведь обещал ему, что лошадь не сможет стартовать! Хотя на самом деле незнакомец ничего такого не обещал. Незнакомец присутствовал на скачках и был весьма доволен развитием событий. Он рассчитывал заработать кучу денег.

Прозвенел колокол — сигнал, по которому жокеи садятся в седло. Чик сунул руки в карманы, стараясь не думать о том, что может произойти с всадником, который берет препятствия на скорости тридцать миль в час на одурманенной лошади. Тело Чика снова принялось выкидывать странные фокусы: по спине заструился пот, и участившийся пульс гулко отдавался в ушах.

А если пойти и обо всем рассказать? Выбежать в паддок и сказать Тодди, чтобы он не садился на лошадь, она все равно не сможет нормально брать препятствия, она непременно упадет, и Тодди может разбиться, потому что у лошади же сейчас никакой реакции…

Ну, предположим. А как они на него посмотрят? Чик даже представить себе этого не мог — его непомерно разбухшее самолюбие было не в силах смириться с таким унижением. Он не мог, просто не мог встретиться лицом к лицу с той яростью, которая на него обрушится. А потом, ведь этим дело не кончится. Если он им все расскажет, спасет жизнь Тодди, они ведь могут потом обратиться в полицию! А этого Чик не хотел. Его заберут в кутузку, может быть, даже посадят в тюрьму… Нет, они не могут так с ним поступить! Только не с ним! Чик не даст им такой возможности. И вообще, почему ему так мало платят? Ему должны были платить больше, ведь Чик заслуживает большего. Если бы Чику больше платили, ему не понадобилось бы брать деньги у незнакомца. Так что Артур Моррисон сам виноват!

Ну что ж, Тодди придется рискнуть. В конце концов, конь выглядит не так уж плохо. И потом, ведь ветеринар же разрешил ему участвовать в скачке? Может, оно и к лучшему, что морковка запоздала на два часа. Может, наркотик еще не успел как следует всосаться — и все благодаря Чику! Благодаря ему теперь на самом деле ничего не случится. Может, гнедой и не выиграет скачку, но зато с Тодди все будет в порядке. Все непременно будет в порядке!

Жокеи сели в седло, и Тодди тоже. Он увидел в толпе Чика и помахал ему рукой. Чик разрывался между настоятельной потребностью все рассказать и страхом.

Тодди собрал повод, щелкнул языком и неуверенно направил гнедого к скаковой дорожке. Жокей был разочарован тем, что конь не в форме, но ничуть не боялся. Ни ему, ни Артуру Моррисону не пришло в голову, что конь одурманен наркотиком. Он подвел коня к старту легким галопом, стоя на стременах, мысленно планируя новую тактику — что делать теперь, когда на коня рассчитывать не приходится. Да, выиграть скачку будет трудновато. Жаль.

Чик смотрел вслед Тодди. Он так и не пришел к решению — сказать или не сказать. А теперь время ушло. Когда Тодди уехал, Чик отлепил от земли отяжелевшие ноги и поплелся на трибуны смотреть скачку. В его душе, точно крапива на грядке, прорастало множество самооправданий. Временами просыпались робкие угрызения совести, но их Чик ловко загонял в угол. Просто надо было ему больше платить, вот и все! Они сами виноваты!

Чик подумал о пачке денег, которую незнакомец передал ему вместе с морковкой. Деньги вперед. Незнакомец доверился ему — в отличие от большинства других людей. Чик заперся в ванной и пересчитал деньги. Дважды пересчитал. Денег было ровно столько, сколько обещал незнакомец. У Чика отродясь не бывало столько денег зараз. А может, и никогда больше не будет. А если бы он сказал Артуру Моррисону и Тодди про наркотик, деньги пришлось бы отдать, и вообще…

Найти место, где можно спрятать деньги, оказалось не так-то просто. Пачка потрепанных бумажек оказалась довольно объемистой, а маманя вечно роется в его вещах — вдруг найдет? Нет, это рискованно. Чик временно разрешил проблему, скатав деньги в трубочку и запихнув в яркую круглую жестянку из-под ирисок, где Чик уже несколько лет держал щетки и крем для обуви. Прикрыл деньги тряпочкой и сунул банку на полку в спальне, где она всегда стояла. Наверно, надо будет все-таки потом подыскать местечко понадежнее… И тратить деньги надо осмотрительно — если он вдруг возьмет и купит себе машину, начнутся вопросы. Ему всегда хотелось иметь машину — и вот у него есть деньги, а машину купить все равно нельзя. Это несправедливо! Ну правда же, несправедливо! Вот если бы ему больше платили … Чтобы хватило на машину…

Наверху, на одной из лучших трибун, предназначенных для тренеров и жокеев, коротышка с горячими темными глазами схватил Чика за руку и начал что-то говорить. Чик сперва даже не слушал.

— …И вот я увидел, что ты тут и ты свободен. Поедешь?

— На чем? — рассеянно спросил Чик.

— На моей лошади, в Барьерной для новичков! — нетерпеливо ответил коротышка. — Ну конечно, если ты не хочешь…

— Да нет, что вы, — пробормотал Чик. — Спросите у босса. Если он разрешит, я поеду.

Невысокий тренер направился к Артуру Моррисону, стоявшему в другом конце трибуны. Моррисон напряженно следил за гнедым в бинокль. Тренер задал тот же вопрос, что и Чику.

— Чик? Да, если он вам нужен, пусть едет.

Уделив маленькому тренеру целых две секунды своего внимания, Моррисон снова прилип к биноклю.

— Мой жокей получил травму в первой скачке, — пояснил коротышка. — В Барьерной для новичков так много участников, что жокеев не хватает. И тут я увидел вашего парня, ну и попросил его, понимаете?

— Да-да, — почти безразлично ответил Моррисон. — Парень сравнительно способный, но не ждите от него слишком многого.

Гнедой двигался вяло, без обычной пружинистости. «Уж не кашель ли у него?» — со страхом подумал Моррисон.

— Да я и не рассчитываю, что моя лошадь выиграет. Это же только первый опыт.