Александр Горохов - Повязанные кровью Страница 33

- Что вы умеете делать? Профессия есть?

- Какая ж профессия, если меня мотало по стране буйным ветром?

- А чего бы вы хотели?

- Не знаю. - поежился Борис. - Устроиться в Москве, к делу прилепится.

Он уже видел, что чем дальше, тем больше не нравился Афонину и поначалу решил сменить свою роль.

- Но почему вы пришли именно ко мне? - капризно спросил Афонин. - Для меня события тех дней кончились, я теперь на другой платформе, или почти на другой. И боюсь, что мы уже не поймем друг друга.

Борька понял, что никакой другой роли не сыграет и пора быть самим собой.

- Я понимаю, что вы лично перекрасились и утроились с комфортом. ехидно начал он. - Ну, хоть какое-то занятие вы и мне можете подыскать.

- Я не перекрасился! Я остался на прежних и даже более крайних позициях!...Не обижайтесь. - круто ответил Афонин и встал. - Но я не смогу вам помочь...

- Значит так. - Борька не шевельнулся в кресле. - А ведь я не ответил вам "не могу", когда вы погнали меня штурмовать мэрию. И мой друг не отказался напасть на Останкино. А один очень глупый, но идейный мальчик по имени Виталик Соколов получил пулю в лоб потому, что послушался вашего призыва, Максим Иванович... У вас знатная квартира, вы опять в парламенте, а Виталик - в сырой земле.

- Сколько ты хочешь, чтоб убраться отсюда? - сердито нахмурился Афонин.

И в этот момент Борис совершил ошибку, как оказалось в дальнейшем. Совершенно автоматически ответил.

- Сто тысяч долларов.

- Сколько?! Сто тысяч?! Почему именно столько?

- Ну, Максим Иванович, именно столько пообещал мэр Москвы за сведения о людях, покушавшихся на вице-мэра.

- Да я-то тут при чем? - откровенный страх метнулся в глазах депутата. - Ты что, парень, чердак у тебя поехал?

- Так моя - то покалеченная жизнь, Максим Иванович, не хуже чем вице-мэра. - попытался вывернуться Борис. - Я её и оцениваю во столько же.

Оказалось, что в квартире они не одни - хуже того: получилось, что их подслушивали, в двери с витражом постучали и Афонин торопливо извинился.

- Подожди минутку, это жена, мы на дачу собираемся, сейчас договорим.

Он нырнул за стеклянные двери, из-за них не доносилось ни звука и Борис понимал, что всю игру провел из рук вон плохо, и что самое лучшее было бы сейчас ретироваться, не прощаясь.

Но Афонин вернулся неожиданно в приподнятом и дружеском настроение.

- Знаешь, Борис, а ты мне понравился, черт тебя дери! Нахальный ты, конечно, и беспринципный парень, но такие тоже нужны в борьбе! Мы так сделаем. Мне надо уехать на дачу, поедешь со мной и завтра мы там на природе обо всем спокойно потолкуем. Место я тебе найду. Сейчас жена соберется и едем!

Борька понимал, что предложение это скорее всего пахнет ловушкой, но присутствие жены его несколько успокаивало.

Тем более, что жена Ляля оказалась ещё моложе, чем сам Борька веселенькая вертихвостка, которая и на дачу отправлялась, вся увешанная золотыми цепочками, браслетами и кольцами на каждом пальце. Афонин вызвал свою машину, они спустились вниз и по дороге депутат прошептал Борьке на ухо, что о делах при супруге говорить не следует - она, видите ли, сущий ребенок.

О делах не говорили ни в машине, ни на даче, где уже были готовы шашлыки, которые откушали в узкой компании, а Борька быстро сомлел и его препроводили во флигель, где уложили на пышную, деревенскую перину, на которой он мгновенно заснул.

А проснулся - в подвале, на надувном матрасе, и как произошло это перемещение, как он даже его не ощутил, Борька осмыслить не мог. Да и не пытался он что-либо осмысливать, поскольку исходная позиция была очевидна; его вычислили ещё в московской квартире депутата, на даче чем-то опоили и без всяких затруднений заточили в подвал. И едва он это осмыслил до конца, как двери подвала раскрылись и ничего не успев увидеть, Борька почувствовал, что его ударили ногой, обутой в сапожище - точно в грудь. Он слетел с надувного матраса и заверещал.

- Не бейте меня! У меня очень низкий порог болеустойчивости! Я могу умереть от укола иголкой!

- Не подохнешь! - пообещал ему из темноты один мужик , а второй радостно засмеялся и Борю взяли в крутой оборот, досталось так, как ни разу в жизни не доставалось, на что уж в пятом - восьмом классе у них случались жестокие драки с Фаридом. Били его и руками и ногами, прикладывали головой о стенку, но в конце концов мордобойцы притомились и ушли.

А Борька тихо засмеялся - все было как раз наоборот. Неизвестно какая была у него нервная система, непонятно какой у него был организм, но вот как раз физической боли он боялся меньше всего, безтрепетно ходил к зубному врачу, едва не помер в тринадцать лет потому, что не замечал боли воспалившегося аппендикса, а однажды на спор проткнул ляжку вязальной спицей и при этом пел "Легко на сердце от песни веселой!", не ошибившись ни в одной ноте, ни в одном слове и не потеряв ритма. Но секрета этого не знал никто - Фарид в первую очередь.

Борис понимал, что он получил первичную обработку, стандартное начало для подавления воли и выучке к послушанию. По гестаповско-чекистской логике, теперь должны были последовать пытки голодом и жаждой, угрозами и повтором избиений, пока человек не превратится в животное, или категорически в другую личность, поскольку первую из него - выдавили; о системе допросов с пристрастием Борис тоже читал литературу. Однако, читал и как ей противостоять - надо отключаться и заставить себя смотреть на себя же будто со стороны. А ещё советовали опытные авторы соответствующей литературы, можно так настроить свою психику, чтоб от боли и бессильной ярости истязателей - получать удовольствие. При тренировках - добиться этого можно был, да жаль, что Борис не предусмотрел фатального поворота в своей судьбе и к этому моменту необходимых тренировок не проводил. Короче сказать при втором разминочном избиение, он уже вопил по настоящему, без игры, поскольку его били плетками-нагайками, но опять же кости остались целы, кровища не хлестала и Борис смекнул, что убивать его не собираются, а готовится Большая Беседа, которую проведут люди солидные, обличенные возможностью принимать кардинальные решения.

До пыток голодом и жаждой дело не дошло.

Дырка вентиляции едва светилась, (что означало вечер) когда все те же мордобойцы, изображая вежливость носорога, пригласили Бориса выйти из камеры, подняться по короткой лестнице и представиться в зале с камином мужчине сидевшем в глубоком кресле и - поздороваться с Афониным.

- Здравия желаю, товарищ командир! - гаркнул Борис. - Ваш солдат из взвода Тарасова по вашему приказанию прибыл!

И лихо отдал честь. А Горин смотрел на него внимательно, не улыбался и голосом , отдающим в медь треснувшей трубы, произнес уверенно.

- Значит, ты меня знаешь. Я так и думал.

- Так точно, товарищ генерал! Под вашим руководством четыре года назад я был готов сложить голову в борьбе за высокие идеи! Теперь, простите, подвергся гестповским пыткам, по вашему приказанию!

Горин покривил губы.

- Не юродствуй и садись. Это ещё не пытки.

- Служу Советскому Союзу! - закончил Борис солдатское вступление и сел.

- Значит боролся за идеалы... Но потом передумал и сбежал, как я понимаю? Передумал?

- Как и вы. - просто ответил Борис.

- А теперь решил поохотится за сто тысяч долларов?

- За ста тысячами долларов. - поправил Борис. - Ну, да. Деньги, сами понимаете, солидные.

- Вроде бы, ты не глуп. - Горин внимательно смотрел ему в лицо. - А занят таким бездарным делом.

- И вы не дурак, судя по всему. Только зачем вице-мэра убивать? Все равно другого назначат.

- Нет, голубчик, - усмехнулся Горин. - Я вице-мэров пальцем не трогал. Для меня это слишком мелкая рыбешка.

Афонин одобрительно улыбнулся, сидя в своем кресле.

- Мелкая? - с интересом вытаращил глаза Борис. - Следует понимать, что в идеале вы нацелились в Президента?

- Не мели чепухи, - раздраженно оборовал Горин. - Куда я нацелился, не твоего ума дело. Слушай пропозицию... Сейчас мы соеденим тебя с твоими корешами. Условие такое - говори, что хочешь, не называя ни одного имени. А смысл твоих слов должен быть такой. Ты заверишь, что будешь жив и здоров, если твои дружбаны будут сидеть тихо, и никаких поисков людей причастных к покушению на вице-мэра предпринимать не будут. Все, кончено для вас это дело. И жив ты будешь до тех пор, пока они будут соблюдать это условие.

Вот ту - то Борис и устроил торговлю в лучшем своем казуистическом стиле, на который был способен. Торговался похлеще кавказца на базаре, кричал и шептал, приводил доводы и резоны, одновременно пытаясь понять имеет ли он дело с людьми обличенными верховной властью, или это лишь передаточные звенья длинной цепи, конец, которой находится в других руках. Кроме того, изображая на тот же кавказский манер буйный темперамент, он вскакивал с кресла, метался по комнате, незаметно косил глазом в окно, и когда приметил за кромкой леса высокие купола Храмов, то ему показалось, что он узнал их.