Ирина Градова - Диагностика убийства Страница 33

Я спрашивала себя, почему предложение Милинда стало для меня таким тяжелым испытанием? Разве он не понравился мне с первого взгляда, когда буквально отбил меня от разбушевавшихся таксистов? Разве впоследствии не вел себя в высшей степени корректно и правильно, не поощрял моего желания обучиться делу отца и все такое прочее? Разве он не ставил во главу угла прежде всего мои собственные желания? И все же я сомневалась, понимая: того, что я чувствую к Милинду, недостаточно для брака. По крайней мере, для брака, как я себе его представляю. Может, все дело в том, что я никогда не планировала оставаться в Индии? Несмотря на роскошь, которой я окружена, место в обществе, занимаемое семьей Варма, и открывающиеся передо мной перспективы, я все же не индианка. У меня европейский склад ума, и я не уверена, что смогу ассимилироваться! Я даже не знаю, хочу ли этого.

Поэтому, когда неожиданно позвонил Ноа, я обрадовалась возможности отвлечься от семейных проблем. Швейцарец сказал, что выполнил мою просьбу и разыскал журналистку, долгое время освещавшую «дело Таджа», а не звонил так долго лишь потому, что она отказывалась общаться. Как я поняла, Ноа стоило огромных трудов убедить женщину встретиться со мной.

Я заехала за ним в больницу. Лал неодобрительно воспринял то, что я зачастила в бедный квартал, но его мнение интересовало меня меньше всего, и водитель, понимая это, не позволял себе никаких высказываний на этот счет.

– Слышал о покушении, – сказал Ноа, садясь рядом со мной на заднее сиденье.

– Откуда?! – изумилась я.

– Вы, наверное, телевизор не смотрите. Я, правда, тоже не смотрю, но мне докладывают все новости. Вы точно не пострадали?

– Жива и здорова, не сомневайтесь! – как можно бодрее ответила я.

– Боюсь, история с вашим отцом повторяется, – пробормотал Ноа.

– В смысле?

– Разве вы не в курсе, что на него тоже несколько раз устраивали покушения?

– Впервые слышу… Никто из семьи не поставил меня в известность!

– Неудивительно, ведь тогда вы могли бы сразу собрать чемоданчик и свалить домой, в Россию!

– По-моему, я не сделала этого до сих пор!

– Но тогда они еще вас не знали – не стоит их винить, – усмехнулся Ноа.

– И как насчет тех покушений – их расследовали?

– Понятия не имею. Думаю, да, но вы уже должны были понять, как делаются здесь дела… Или не делаются, если кому-то это очень сильно надо. Но со времени первого покушения Пратап Варма никуда не выходил без телохранителей. К несчастью, в день собственной гибели он оказался без защиты.

Как и предупреждал Ноа, журналистка жила в Дели, в районе под названием Чанди Чоук. Он представлял собой в основном разветвленную сеть торговых улиц в старой части столицы и располагался недалеко от вокзала Олд Дели. Оставив Лала с машиной парковаться, мы с Ноа пошли пешком. Я заметила, что большой рыночный комплекс отличается от прочих тем, что улицы специализированы – на одной торгуют серебром, на другой золотом, на следующей – изделиями из дерева.

– Не самый хороший квартал, – заметил Ноа, решительно ведя меня по улицам, словно навигатор, точно знающий направление. – Но туристы его любят: тут можно купить неплохие вещицы за сущие пустяки, но вот качество оставляет желать лучшего. Так что не советую ничего здесь покупать, не прихватив с собой хотя бы вашу подружку Чхаю, которая, в случае чего, распознает подвох!

Многоквартирный дом, где проживала Мадху Широдткар, стоял сразу за рынком. Лифта в нем не было, но и этажей насчитывалось всего четыре, а журналистка обитала на втором. Когда она впустила нас, я заметила, что женщина внимательно изучает мое лицо. Мадху оказалась невысокой, как большинство индианок, но светлокожей, что отличало ее от большинства. Если бы не миндалевидные глаза, черные, как южная ночь, и такие же волосы, ее вполне можно было бы принять за сильно загоревшую на солнце европейку. Обстановка в квартире оказалась скромной, но вполне комфортабельной, а ее размеры были далеко не маленькими – в Питере такое количество квадратных метров считалось бы роскошью.

– Итак, вы – та самая Индира Варма, – констатировала Мадху, когда мы с Ноа расположились на длинном диване, а сама она села в кресло напротив, чтобы хорошо нас видеть.

Я кивнула.

– Ноа сказал, что вы хотели поговорить о вашем отце и о тех проблемах, которые начались в районе Таджа с решением правительства его «расчистить».

– Это так, – ответила я. – А еще меня интересует гибель семьи Амара Агарвала.

По пламенному взгляду, который Мадху метнула на Ноа, я поняла, что он ни словом не обмолвился об этой маленькой детали. Судя по всему, он поступил правильно: журналистка не ожидала такого поворота. В противном случае, скорее всего, она и на порог бы нас не пустила!

– Почему… Почему вас это интересует? – спросила она, справившись с нервами.

– У меня есть основания полагать, что пожар в доме Агарвала не являлся результатом несчастного случая, а был спланированной акцией, призванной устранить неудобного человека, пытающегося помешать братьям Каматхам прибрать к рукам район Таджа.

Я отвечала прямо, считая, что не имеет смысла скрывать свои истинные намерения, если уж сама я рассчитываю на откровенность со стороны собеседницы. По-видимому, я избрала правильную тактику, потому что она сказала:

– Значит, вы знаете о Каматхах?

– Я должна была во всем разобраться.

– А чего вы надеетесь добиться, занимаясь расследованием? – поинтересовалась Мадху. – Я вот, к примеру, пыталась следовать законам журналистской этики и всем основополагающим принципам этой профессии, полагая, что правда должна быть известна народу. Однако все закончилось тем, что мне пришлось срочно собирать манатки и бежать подальше от тех, с кем я, сама не ведая того, связалась! Я покинула Агру и боялась, что не смогу остаться даже в Дели, ведь у меня дети, и я не могла рисковать их жизнями… К счастью, как только я уволилась с работы, меня прекратили преследовать. Почему я должна вам помогать, снова ставя под угрозу собственную жизнь и жизнь моей семьи?

– Может быть, чтобы попытаться изменить существующее положение вещей?

– Изменить?!

Мадху горько рассмеялась.

– Горе тому, кто надеется изменить что-то в этой стране, – продолжила она, успокоившись. – Вы в курсе, что в некоторых частях Индии до сих пор существует обряд сати[Сати – обряд самосожжения женщины, оставшейся вдовой. Был официально запрещен в середине прошлого века, однако в областях, куда не распространяется законодательная и судебная власть, обряд практикуется по сей день.]? И это – далеко не единственное доказательство того, кто или что на самом деле управляет нашей страной!

– Вы предлагаете забиться в норку и оттуда спокойно наблюдать за тем, как все катится в тартарары?! – возмутилась я.

– Хорошо вам говорить, – покачала головой Мадху. – Вы или Ноа в любой момент можете уехать отсюда, а что делать нам? Мы здесь родились, здесь вся наша жизнь – среди этих бандитов и продажных чиновников!

– Думаете, в России все прекрасно? – возразила я. – Думаете, у нас нет бандитов и политиков, берущих взятки? У нас не отнимают земли у людей, чтобы построить на них дорогие отели и рестораны, не убивают ради этого?

– Не знаю, – вздохнула Мадху. – Я никогда не занималась международной политикой и плохо знакома с положением дел в вашей стране. Но зато я точно знаю, что творится в моей собственной!

– И вам это не может нравиться! – парировала я. – Вы ведь пытались…

– Пыталась, и где я теперь? Потеряла хорошую работу, вынуждена сейчас перебиваться чем придется, потому что благодаря Каматхам меня никуда не берут!

– Если удастся доказать, что Каматхи имеют непосредственное отношение к незаконной деятельности, вас могут восстановить на прежнем месте…

– Да вы в своем уме, Индира?! – перебила меня Мадху, едва не вывалившись из кресла. – Хотите замахнуться на Каматхов? Вы представляете себе, насколько высоко они сидят? Давайте-ка я вам объясню. Органы законодательной власти состоят из лейтенант-губернатора и Законодательного собрания. Наш лейтенант-губернатор – шурин Ашока Каматха, главного полицейского комиссара Агры, а Имран Каматх – видный член городского Совета, лоббировавший вопрос о «зачистке»! Клан Каматхов неуклонно разрастается, и они распихивают своих родственников везде, где только можно. Эти люди, как споры, прорастают на местах и распространяются на дальние расстояния. Имран Каматх того и гляди пробьется в Законодательное собрание, и деньги его братца Маноджа помогают завоевывать необходимые голоса. Формально самые существенные вопросы, включая вопрос о «культурном наследии», решает правительство штата Уттар Прадеш совместно с правительством страны, но на самом деле власть находится в руках городского Совета, а некоторые административные вопросы находятся в ведении городских корпораций. У Маноджа Каматха есть свои люди во всех этих корпорациях. Наиболее сильные позиции в Уттар Прадеше имеют региональные партии Самаджвади, социалистическая, и Бахуджан Самадж. Обе они ориентируются на избирателей из «низших» каст. На последних выборах победу одержала партия Бахуджан Самадж, получившая более половины мест в ассамблее штата, после чего главным министром штата в четвертый раз в своей карьере стала лидер этой партии Майавати Триведи, кузина «триумвирата» Каматхов! Надо ли говорить, что она проводит в жизнь политику, выгодную этому громадному, влиятельнейшему семейству? Скажу вам больше, судебным органом, который имеет юрисдикцию над территорией Таджа, является Верховный суд штата, расположенный в Аллахабаде, и главный прокурор вот уже много лет ест у Каматхов из рук!