Адам Холл - Бегство Квиллера Страница 33

Сирены в ночи.

На противоположной стене блеснули отсветы синего, красного и белого цветов, смягченные стеной воды за окнами; молния, когда застегнут черный пластиковый мешок с моим трупом, издаст легкое шуршание; мертвенно-бледный Ал будет смотреть с лестницы- Лили, ради Бога, тащи швабру и горячую воду.

Он попал в точку, Кишнар, в самую точку.

"Если бы вы согласились встретиться со мной на, так сказать, нейтральной территории, мистер Джордан, я мог бы отнестись к вам со всей корректностью. Люди вашего ранга редко умирают с уважением к себе и к окружающим, но с моей стороны оно будет вам гарантировано."

И дождь будет непрестанно лить нам на головы, и его капли будут серебриться в темноте. Обмен любезностями, неуловимо быстрое движение и потом - ничего. Пустота. Финиш.

Но пока я еще живу, мой друг.

"Но, мистер Джордан, это неизбежно. И вы это знаете. У меня никогда не было неудач - я рискну это утверждать со всей определенностью. Просто я хочу завершить данное мероприятие разумным и цивилизованным образом."

Ясно, к чему он клонит? Операция в здании неизбежно разбудит гостей, приведет к отчаянной схватке, в которой каждый будет драться до последнего, пока игра не завершится чьей-то победой, когда ноги будут скользить в лужах чьей-то крови, когда захлебнется чей-то сдавленный крик и тело рухнет вниз, где распластается на камнях с размозженными мозгами - вместо этой крови, грязи и мучительной смерти он предлагает вполне достойную церемонию в уединении, под дождем, где никто не помешает и никакие звуки не нарушат наше уединение, кроме голоса моего палача, возносящего молитву по мою душу.

Если именно так он представляет себе развитие событий, нельзя отрицать: он достаточно цивилизованный человек. Лучше иметь дело с ним, чем с грубым животным, которое только и хочет вцепиться вам в горло.

Я спустился к стойке и взял трубку.

16. "Тойота"

- В какой мере ты у красной черты?

Пепперидж.

Говорил он коротко и быстро.

- Думаю, уже слишком поздно, - сказал я ему.

- Прости, мне пришлось уехать из Лондона. Поэтому твой звонок меня и не застал. Что еще я могу сделать?

- Я обложен со всех сторон, и Шода послала за своим головорезом.

- За кем?

- Кишнаром.

- Маниф Кишнар, да, он работает исключительно на нее. Шансы?

- Близки к нулю. - Часы на стене показывали три минуты девятого.

- Почему бы не связаться с таиландским посольством?

- Нет смысла. Я...

- Тогда в полицию, попроси их прислать автоматчиков.

- Нет, это...

- Я могу позвонить в Верховный Комиссариат. Они...

- Не сработает.

- А, мать твою!..

Ситуация была тупиковой, и она ему не нравилась. Нам они никогда не нравились.

Причина ее в том, что на этот раз бал правила Шода, и уже сейчас-то она не позволит мне скрыться; она приказала в любом случае расправиться со мной, и если я даже сумею убедить Раттакула пойти на риск дипломатических осложнений, что противоречит всем принципам разведки, если я уговорю сингапурскую полицию прислать мне на подмогу автоматчиков, в конце концов все кончится тем же самым - эта публика доберется до меня и, если необходимо, самым откровенным, даже самоубийственным образом, вступив в перестрелку с полицейскими, несмотря на желание Шоды покончить со мной тихо и спокойно, без шума и следов.

Три минуты девятого, но это уже не важно. Куда более существенным фактором были те двадцать минут, в течение которых Кишнар мог добраться до меня из аэропорта. Скорее всего, его встречала машина с опытным водителем; знающим дорогу и все городские закоулки, но при этом дожде и неизменных заторах ему потребуется не меньше двадцати минут, чтобы добраться до места. То есть он может быть тут самое раннее в восемь двадцать три.

Значит, пора действовать.

- Я могу прислать тебе, если нужно, прикрытие, - говорил Пепперидж. - Могу подбросить трех или четырех, если...

- Нет. Но мне нужна связь, с которой я мог бы переслать письмо. Одного человека.

- Послушай, у тебя может быть больше, чем...

- Одного. Только одного человека. Помявшись, он сказал:

- Хорошо. Есть, чем писать?

- Да. - Я подтянул к себе блокнот.

- Его зовут Вестерби. По номеру 734-49206.

- Описание?

- Тридцать лет, рост пять-одиннадцать, тринадцать стоунов, темно-каштановые волосы, карие глаза.

- Засек. Еще одного на замену.

- Ли Яо. Азиат. Он...

- Нет.

- Хорошо. - Короткая пауза, когда я слышал шорох перелистываемых бумаг. Венекер, по 734-28930. Тридцать пять лет, пять-десять, одиннадцать стоунов, черные волосы, темно-голубые глаза, разряд по стилю "шотокан" - сандан.

- То, что надо.

- Слушай, немедленно звони ему. Он тут же прибудет...

- Только не майся бессонницей, - успокоил я его, потому что знал, как он себя сейчас чувствовал: втянул меня в это дело, а через двенадцать дней я уже загнан в угол и приговорен к смерти, и, хотя в том нет его вины, он понимал, в какой я оказался ситуации, понимал, потому что все же был ветераном. И тут уж было не до смеха.

Нажав на рычаг аппарата, я набрал затем номер Вестерби, услышал звонок вызова и стал ждать. Часы. Прошло девятнадцать минут. Звонки продолжались, но трубку никто не снимал. "Господи, в Бюро такого не могло случиться." Я набрал номер Венекера и снова стал ждать. Ал говорил с тремя азиатами; они показывали ему рулон шелка, над стойкой мерцал экран телевизора, "Мэри явится сюда тотчас же, а Синди на бейсболе с Бобом, и мы не можем сообщить ей новости", этим сукам не приходится думать, как уберечь свои жизни, звонки все продолжались...

- Алло?

- Венекер?

- Да.

- Джордан.

- Да, сэр.

- Я хочу, чтобы вы тут же явились в "Красную Орхидею" на Чонг-стрит, сразу же за заливом Чайна-тауна. Она расположена...

- Я знаю, где она.

- Отлично. Как быстро вы сможете тут очутиться?

- Через десять минут.

- Значит, у нас останется до критической минуты всего девять минут. Вы успеете?

Минуты стремительно утекали, и, черт побери, как мне не хотелось бы следить за их бегом...

- О, да... - Даже по такому дождю?

- Да, сэр. Десять минут - и я у вас.

- Возьмите какой-нибудь чемоданчик, чтобы выглядели как турист и зарегистрируйтесь у стойки... Затем я сразу же подойду к вам.

- Договорились.

- Сверим часы - на моих 20.05.

- 20.05.

- Теперь слушайте - крайний срок, когда вы должны оказаться здесь, 20.21, после чего у вас останется ровно две минуты, чтобы исчезнуть. Если не успеете, держитесь в стороне. Вам придется иметь дело с плотным оцеплением.

- Понятно, сэр. Но я буду.

Положив трубку, я попросил у Ала бумагу и ручку; затем я напрягся, чтобы уменьшить уровень адреналина в крови, но нервы прямо звенели от напряжения, и, выйдя из бара, я миновал холл и медленно, спокойно поднялся по лестнице, едва ли не вслух считая ступеньки, чтобы чем-то занять левое полушарие, ибо мне предстояло пережить еще шестнадцать минут, проверяя, все ли сделано, и привести себя в состояние полного спокойствия - все сделано, бикфордов шнур запален и дымится.

Пятнадцать ступенек, на втором этаже китаяночка с ребенком, мимо моего номера прошла Лили, направляясь на третий этаж...

- Вы сегодня вечером ели, мистер Джордан?

- Не помню, - сказал я, плохо соображая, что делается вокруг, где все смешалось: жизнь, смерть, предельное напряжение, - все очень медленно вращалось, говорят, ты никогда не терял хладнокровия... а может, тебе еще удастся увидеть рассвет - он уже направляется сюда, он спешит ко мне...

Не те, что надо, мысли крутятся у меня в голове, ну" да ладно, отбрось их, может, выпадет удача, и все обернется мне на пользу, может, я сумею ошеломить его и дотянуться до его горла и вышибить из него душу.

Свист.

Пятый этаж, и дождь непрестанно барабанит по крыше, в окне виден краешек желтоватого неба, последние отблески заката над морем, снова спуститься и опять подняться, я как крыса в колесе, в котором мне предстоит метаться эти девятнадцать минут, а затем я спущусь в холл и пройду мимо человека у стойки, не глядя на него, пройду в короткий коридор, что ведет на задний двор, и, повернувшись, буду ждать.

Ал делал записи в большой толстой книге с засаленной потрепанной обложкой и позеленевшими медными уголками, которая служила приметой солидности и давала понять, что вы попали не в какую-то занюханную ночлежку на набережной; он тщательно выводил каждую букву. Господи, нет времени для такой скрупулезности, но тут уж ничего не поделаешь, потому что жалюзи неплотно примыкают к окнам, и они его видят, человека у конторки, как они не спускали с меня глаз последние несколько часов из подъезда напротив.

Остается еще две минуты. Две. Совсем немного до критического предела, так что возьми себя в руки и успокойся.

Дверь с шумом распахнулась, пропуская кого-то с улицы, и я застыл в боевой стойке, ожидая... - но это была женщина средних лет, довольно потасканного вида, с собачкой на руках.