Ирина Мельникова - Агент сыскной полиции Страница 34

Он наклонился, вытащил из письменного стола лист бумаги и перебросил его Алексею на колени. И тот с ужасом обнаружил, что это аккуратно склеенный портрет, который он собственноручно, казалось, уничтожил утром.

— Откуда он взялся? — Алексей с недоумением посмотрел на Тартищева. — Я же порвал его и выбросил в мусор?

— А это для тебя наука, Алешка! — неожиданно усмехнулся Тартищев. — Если все-таки хочешь стать сыскарем, не оставляй за собой следов в виде личных бумаг или документов. Необходимо что-нибудь уничтожить, лучше всего сожги. А то до мусора много охотников в нашем окружении. Учти, им совсем не сложно проникнуть в дом и покопаться в твоих вещах и бумагах. А уж мусорная корзина для них лакомство почище варенья с цукатами.

— Так это Никита? — Алексей был потрясен. — Неужто он фискалит за мной?

— Никита не фискалит, — опять усмехнулся Тартищев, — просто вовремя докладывает. И сегодня успел мне доложить, как отважно Елизавета бросилась в драку, чтобы спасти тебя от цирковых головорезов.

— Елизавета? — окончательно растерялся Алексей. — В драку?

— Ну ты еще не все ее таланты знаешь! — Тартищев сел и с довольным видом откинулся на спинку кресла. — Она с детства себя в обиду не давала. Помню, ей года четыре было, когда петух на нее напал. Налетел, зараза, крыльями машет, шпорами бьет, а она глаза закрыла, ревет, а хворостину не выпускает, лупит его по чем попадя… И отбилась… И сегодня смотрю, на тебе синяков гораздо больше бы проявилось, если бы не Лизка. Никита говорит, схватила багор и давай всех по спинам охаживать, а потом заставила одного из борцов и этого венгерского Калоша отнести тебя на руках до коляски. Так и шла следом с багром в руках…

Алексей только озадаченно покачал головой, вспомнив вдруг царапины на руках девушки и болтающуюся оборку… Затем вторично разорвал портрет на мелкие части. Тартищев пододвинул ему вместительную пепельницу. Алексей высыпал в нее обрывки. Вспыхнула спичка. И его мечта взвилась вверх серым дымным облачком над костром разрушенной надежды.

«Ну вот и все, — подумал он печально, глядя на черные хлопья пепла, — кончилась любовь-беда, кончилась морока…»

Тартищев проследил за его взглядом и неожиданно мягко произнес:

— Не огорчайся, сколько еще прекрасных женщин встретится на твоем пути. — И не удержался, съязвил, кивнув на пепельницу:

— И, возможно, не все они будут такими стервами.

— Возможно, — согласился Алексей и, вздохнув, посмотрел на Тартищева. — Приказывайте, Федор Михайлович, что я должен делать?

— Приказать несложно. — Тартищев поскреб в затылке и неожиданно смущенно посмотрел на него. — Дельце тут одно есть. Понимаешь… — Он замялся и отвел взгляд в сторону. — Надо съездить и поговорить с этой вдовой, Анастасией Синицыной. Я с утра у нее побывал… — Он как-то растерянно покрутил головой и еще более смущенно произнес:

— Не получается у меня с ней разговор. Уж вроде поднаторел на допросах, просто спасу нет, а с ней вот язык почему-то не поворачивается откровенно спросить про Дильмаца и его браслет… Поезжай, а?

Алексей постарался скрыть изумление. Впервые ему пришлось наблюдать столь откровенное смятение на лице начальника сыскной полиции. Чем же так зацепила его эта дама, если в речи Федора Михайловича проявились до того непривычные для него робкие, просительные интонации?

За три квартала улица Нагорная ухитрилась повернуть четыре раза. Очень узкая и пыльная, она петляла между домами, а над ней нависали покрытые кустами акации песчаные холмы, на которых, кроме полыни и толокнянки, ничего не росло. В четвертом, и последнем, квартале улица плавно свернула налево, уткнулась в основание холма и тихо скончалась. Здесь стояло еще три дома, два по бокам, друг против друга, один — в тупике. Это и был дом Анастасии Синицыной.

Узкий двухэтажный дом с шатровой крышей. Первый этаж — каменный, второй — из бруса. Окна закрыты ставнями по причине наступившего вечера, но сквозь щели пробивается свет…

Алексей велел извозчику подождать, а сам ступил на лужайку перед массивными глухими воротами, закрывающими доступ к дому. Забор тоже выглядел основательно: по высоте почти наравне с воротами, из толстых плах с заостренными концами. Судя по всему, во дворе была еще собака, которая то и дело погромыхивала цепью…

И его подозрения тут же подтвердились. Не успел он сделать и пары шагов, как из-за забора послышалось низкое, утробное гавканье. Звучало оно размеренно и внушительно. Покой Анастасии Синицыной охранял солидный волкодав ростом не иначе как с теленка.

В луже около ворот купалась молодая луна. Алексей обошел лужу стороной, отметив для себя пересекавшую ее двойную колею — недавний след от колес, наверняка оставленный экипажем Тартищева. Коляска въезжала во двор, значит, хозяйка довольно гостеприимна, а может, излишне доверчива?..

Алексей взялся за большое чугунное кольцо и пару раз повернул его, еще сильнее растревожив волкодава.

Гавканье приобрело угрожающий оттенок, а сам пес несколько раз сильно ударил лапами в створку ворот.

— Кто там? — раздался звонкий женский голос.

— Простите, — отозвался Алексей, — мне нужна Анастасия Васильевна Синицына.

Створка ворот слегка приоткрылась. На Алексея глянул круглый глаз в густой щеточке светлых ресниц, а вслед за ним показалось и все лицо целиком. Оно принадлежало девчонке лет четырнадцати, одетой в длинный деревенский сарафан и старенькую кацавейку. Она с интересом посмотрела на незнакомого ей молодого человека и, шмыгнув носом, деловито справилась:

— До барыни, че ли? И по какому делу?

— Ну, если твоя барыня и есть Анастасия Васильевна Синицына, то, выходит, к ней. Скажи, что я от Тартищева. От Федора Михайловича…

— А-а-а! — протянула девчонка разочарованно. — Так вы тож из полиции?

— А разве это плохо, что из полиции? — спросил Алексей.

— Не-а, — девчонка с интересом посмотрела на него, — а этажерку тоже будете ломать?

— Этажерку? — опешил Алексей. — Какую этажерку?

Девчонка, не ответив, прикрыла створку ворот и крикнула Алексею:

— Погодите чуток, щас Цезаря в сарай запру!

Алексей покачал удивленно головой. И поразило его не то, что девчонка, судя по всему, в одно мгновение усмирила грозного пса и загнала его в сараюшку, а кличка самого волкодава. Похоже, его хозяйка кое-что смыслила в древней истории… Но он вспомнил вдруг скабрезные сцены из дневника Дильмаца и передернулся от отвращения. По правде, его совсем не прельщала эта встреча. Но Тартищев впервые не просто дал ему задание, а попросил его выполнить. И к тому же Федор Михайлович скорее был смущен, чем рассержен, когда объяснял, что бы он хотел узнать у этой дамочки.

Но только с чего это вдруг Тартищеву вздумалось ломать какую-то этажерку? Или пришлось обороняться?

Но не от женщины ведь? Хотя, если судить по дневнику Дильмаца, с нее станется…

Девчонка опять выглянула в щель между створками ворот.

— Давайте быстрее, а то вдруг Цезарь вырвется.

Я ему кость кинула. Пока он ее гложет, ему ни до чего дела нет, а как сгрызет, тут же двери вышибет… — торопливо проговорила она и, опередив Алексея, взлетела на крыльцо. Оглядела визитера с ног до головы и опять шмыгнула носом. — Ноги оботрите, а то хозяйка страсть как не любит, когда грязные следы на полу остаются. — Она сама тщательно вытерла подошвы стареньких, видимо с хозяйкиной ноги, ботинок о домотканый линялый коврик, придирчиво проследила насколько старательно то же самое проделал Алексей, и только затем кивнула головой:

— Проходите!

Пригнув голову, Алексей прошел в дверь и тут же увидел высокую статную женщину в темно-зеленом шелковом платье. Темные с рыжеватым отливом волосы были стянуты в узел и открывали стройную длинную шею. В руках она держала кружевную белую шаль. Увидев Алексея, она накинула ее на плечи и весело улыбнулась, заметив его смятение.

И было отчего на какое-то время прерваться его дыханию. Женщина была чудо как хороша! Матовосветлая кожа, огромные серо-зеленые глаза, высокий лоб и удивительного рисунка губы, словно вырезал их из драгоценного розового камня искусный ювелир.

И настолько совершенны они были по своим очертаниям, что у Алексея моментально пересохло в горле. И он подумал, что было отчего сойти с ума старому ловеласу Дильмацу. Но Тартищев-то, Тартищев! Искушенный в женских штучках, старый сыскарь Тартищев! Неужто тоже сконфузился при виде этой дамочки, растерялся, как несмышленый мальчишка?

Алексей тряхнул головой, пытаясь отогнать наваждение, но, видимо, гораздо сильнее, чем следовало, и ударился затылком о косяк.

— О боже! — рассмеялась женщина и укоризненно покачала головой. — Негоже в моем доме косяки ломать!

— Он тоже из полиции, — пробурчала за его спиной девчонка и с негодованием добавила:

— Повадились, спасу на вас нет!