Марина Серова - Алая роза – символ печали Страница 34

Еще пару минут за нашим столиком царила тишина, которую я поспешила нарушить заключением:

— Если вы все-таки мне не верите — предлагаю лично переговорить с сыном. Могу чем угодно поклясться: он вам во всем признается.

Виктория вместо ответа лишь подняла руку, подзывая официанта, а когда он подошел, заказала рюмку водки.

Она выпила ее залпом, со стуком поставив на столик.

— А он ее все-таки любил. Вы сами сказали, что он положил ей алую розу на грудь — несмотря на то, что в фильме розы не было, несмотря на то, что тем самым он полностью раскрывал себя…

Черт, черт, черт! Алая роза!.. Сколько я сама только что говорила об этих самых розах, но лишь сейчас, после патетической реплики Виктории, мне вдруг вспомнились собственные страхи последних дней! Розы на пороге моего дома, на машине — плотно преследовавшие меня мертвые розы.

Я повернула голову. Ну конечно! Алая роза лежала в полуметре от меня — на стуле у соседнего пустого столика.

Глава 36

В тот же день Виктория перевела на мою карту обещанный гонорар. Она даже позвонила мне, потратив на беседу пару минут, не больше.

— Считаю необходимым довести до вашего сведения, что я позвонила Павлу и спросила его, не он ли убил Марго. Он ответил мне коротко и ясно — да. Я поблагодарила его за честность и посоветовала сходить в церковь на исповедь… Надеюсь, вы не будете делиться добытой информацией с правоохранительными органами?

— Разумеется, нет.

— Благодарю.

На этом она дала отбой.

А спустя два дня у меня состоялась встреча с «сероглазым королем» — Павлом. Он сам позвонил мне под вечер, вместо приветствия отозвавшись на мое классическое «Алло?» кратким:

— Браво. Вы все быстро разгадали.

Разумеется, уже не стоило представляться, объясняться и прочее и прочее — эту часть диалога первая реплика отменяла.

Я помолчала. Признаюсь, первая мысль, которая пришла мне в голову, была в какой-то мере трагичной: неужели это все-таки он подбрасывал мне эти жуткие мертвые розы? Неужели?!.. Я уже хотела напрямую об этом спросить, но Павел продолжил свой монолог:

— Не беспокойтесь, у меня к вам нет претензий. Я просто хотел бы встретиться, чтобы… Чтобы окончательно объясниться. Помните, во время нашей последней встречи в клубе я сказал вам, что хочу покаяться? Так вот, я хочу, чтобы именно вы отпустили мне все грехи, чтобы поняли…

Да уж, что ни говори — не слишком приятно, когда мужчина, в которого я практически влюбилась, открыто называет меня лишь своим личным исповедником.

— Мне не нужно ничего объяснять, — ответила я. — Я и вашей матери сказала, что прекрасно вас понимаю.

— И не осуждаете?

— Я же не прокурор.

Он горько усмехнулся.

— Понятно. И все-таки — вы не могли бы назначить мне свидание? Сегодня. Прямо сейчас.

Вот так — мало того, что я, прекрасная фемина, должна назначать ему свидание, а не наоборот, да еще тут же, чуть ли не через запятую, такие требования: сейчас и немедленно. Но что поделаешь! Видно, работа у меня такая — понимать, исповедовать и не осуждать.

— Вы уже достаточно четко обозначили время. Давайте, продолжайте — теперь назовите место.

Он, вроде бы даже немного смущенно, откашлялся.

— Где вам удобно. Не хочу остаться у вас в памяти этаким диктатором.

Слава тебе, господи! Хоть это приятно.

— Давайте встретимся в том же кафе, где мы встречались с вашей матерью — в кафе «Восточная сказка» на Центральном проспекте. Это в двух шагах от моего дома, и место приятное. Идет?

— Идет, — кажется, он вздохнул с облегчением. — Я буду ждать вас в этом самом кафе уже через пять минут — до тех пор, пока вы не придете.

И он дал отбой.

Мы встретились в кафе через несколько минут: когда я пришла, он действительно уже ждал за одним из столиков. По своему обыкновению, не спрашивая меня, чего я желаю, заказал нам по чашечке кофе с коньяком, тут же словно почувствовав свою ошибку и поспешив оправдаться:

— Нет ничего лучше чашечки капучино с хорошим коньяком. Вы ведь очень любите кофе?

Я только кивнула, рассматривая его лицо, на котором до сих пор не было и следа загара — вот что значит, человек ведет ночной образ жизни!

Несколько минут мы посидели молча, пока официант не принес наш заказ. Сделав первый глоток, Павел глубоко вздохнул и начал свою исповедь:

— Итак, вы все поняли, и, признаться, я почувствовал к вам за это благодарность. Наверное, каждому человеку, а тем более невольному убийце типа меня просто необходимо, чтобы его поняли. Наверное, я не смог бы жить один на один со своей страшной тайной. Вы ведь меня понимаете?

Он так выжидательно уставился на меня, что мне пришлось согласно кивнуть: да, я все понимаю, продолжайте, милейший!

И он продолжил:

— Я должен рассказать вам все с самого начала… Я очень любил свою жену. Что ни говори, а она была блестящей актрисой, если за семь лет совместной жизни я ни разу ни на минуту не усомнился в нашем прочном союзе и в ее верной любви. Конечно, во всем этом есть моя вина: с тех пор как у меня появился мой клуб, мы стали гораздо реже видеть друг друга. И все равно я никогда не ревновал Марго! Она была для меня любимой и верной женщиной, самым родным человеком.

Наши крошечные чашечки опустели, и Павел сделал жест официанту, как обычно, позабыв спросить моего согласия. Бог с ним, несчастный он человек! Только в этот момент я поняла, что моя любовь к нему, сероглазому королю, внезапно растаяла: я смотрела на этого красивого мужчину, и в моем сердце не было ничего, кроме жалости с некой долей отстраненности — так мы жалеем весь мир «голодных и рабов», не переходя на личности.

— И вот представьте теперь, что я пережил в ту ночь — последнюю ночь Марго на этом свете. Как я вам и рассказывал, она действительно обещала заехать в клуб, чтобы лично оценить джазовую группу и особенно солистку. Кстати, я не наврал и про меч — я действительно спрашивал ее, что это за меч и для чего он, а она лишь смеялась в ответ, а под конец ответила: «Это меч для князя», после чего расцеловала меня, и я тут же забыл, о чем спрашивал.

Тут на лице Павла появилось презрительное выражение — он словно видел перед собой Игоря и готов был отвесить ему пощечину.

— Господи, если бы только я знал, о ком шла речь! О том, кого Марго называла своим князем — князем Игорем. Но разве он был реальным князем? Ничтожество, боящееся собственной тени…

Новые чашечки-наперстки, первые глотки. Коньяк даже в таких микродозах начинал неуловимо действовать: голос Павла звучал как закадровый текст, а я словно видела все, о чем он вел рассказ…

Глава 37

…Он уже отчаялся увидеть жену, размышляя про себя, что в следующую ночь непременно заедет за ней лично, чтобы под белы руки сопроводить в клуб, как вдруг зазвенел его сотовый. Ему стоило бросить взгляд на имя абонента, и его губы немедленно расплылись в улыбке: это была она, его дорогая Марго — самая лучшая женщина на земле!

— Привет, милая, я уже думал…

Она прервала его — резко и, как ему показалось, зло, мгновенно сбив с толку и в какой-то мере шокировав:

— Милый, я жду тебя по адресу: улица Садовая, пятнадцать, первый подъезд, по домофону вызовешь квартиру номер двадцать три. Поторопись, я жду!

И тут же в трубке раздались гудки.

Несколько мгновений Павел был не в состоянии что-либо понять и сообразить. Его дорогая Марго говорила таким чужим голосом! Злым! Почему? Что случилось? Ведь еще днем она поминутно смеялась и едва ли не вальсировала по комнатам от счастья!

Несколько минут он пытался размышлять, чтобы самому себе все просто и логично объяснить. Но мысли сбивались, отчаянно кружась вокруг почти выкрикнутой в трубку фразы: «Милый, я жду тебя по адресу…» Что это за адрес? Кто там живет? Как там оказалась его жена среди ночи?

Вопросы множились, и вместе с ними росла паника. Наконец Павлу удалось взять себя в руки. «Я нужен Марго, — сказал он сам себе. — Я должен прийти ей на помощь. Она меня ждет».

Он подозвал шофера клуба и сказал ему отвезти его домой, а самому возвращаться. Он подумал, что водитель славный парень, но не должен быть в курсе его сегодняшнего маршрута. Это было ЛИЧНОЕ дело самого Павла.

От своего дома он дошел до названного Марго адреса за пару минут. Немного постоял перед темной пятиэтажкой, в который светилось всего несколько окон. Наконец он нашел в себе силы и подошел к нужному подъезду, набрал номер.

— Это ты? — Голос Марго на этот раз звучал почти как прежде, ему даже показалось, она облегченно вздохнула. — Заходи по-быстренькому, дорогой.

Он тут же улыбнулся — «И чего я боялся, дурак!» — и почти бегом поднялся на третий этаж, хваля себя за то, что сообразил в последний момент одолжить розу из петлицы водителя. Ведь у них была давняя традиция — при каждом удобном и неудобном случае он дарил любимой Марго розу…