Евгений Зубарев - Я убью тебя, менеджер Страница 34

Возле дверей моего кабинета, неловко прислонившись к стене, стояла полноватая немолодая женщина в брезентовой куртке, и, подойдя поближе, я узнал ее – ко мне опять явилась Татьяна Николаевна Выхвын, мать Аманата Выхвына, исчезнувшего в Питере два месяца назад.

– Здравствуйте, – сказал я, погасив неуместную сейчас торжествующую улыбку и пробираясь к дверям кабинета, чтобы отпереть их. Поскольку в редакции с утра до вечера бродил разный неведомый люд, двери своих кабинетов здесь запирали, чтобы потом не разочаровываться в людях лишний раз.

Выхвын молчала, плотно сжав губы и отвернув в сторону свое кирпично-красное лицо, и я подумал, что случилось что-то ужасное вроде обнаружения трупа ее сына-студента.

Я наконец открыл дверь, и Выхвын вошла первой, сразу усевшись на стул для посетителей и вцепившись рукой в спинку второго стула так крепко, будто сейчас я примусь ее выгонять из своего кабинета.

Она не сняла куртку, и я, раздевшись, показал ей на вешалку:

– Можете повесить свою куртку сюда, – сказал я ей максимально любезно, но она лишь отмахнулась, не говоря ни слова.

Усевшись за свой стол, я включил компьютер и некоторое время смотрел, как он загружает операционную систему.

Выхвын тоже молчала, глядя на свои руки, теперь уже сложенные на коленях и нервно сцепленные в замок.

Мне пришлось нарушить молчание первым:

– Что-то случилось?

Она тут же кивнула, расцепила руки, и в них неожиданно оказалась небольшая фотография.

Она бережно передала мне цветной квадратик, и, заметив надписи на обратной стороне, я начал рассматривать документ с них. Ровным школьным почерком и простой шариковой ручкой на фотографии было написано: «Семен Эргерон, Анадырь».

С фотографии на меня смотрел типичный молодой оленевод, одетый, впрочем, весьма респектабельно – длинное манерное пальто, безупречно сидящие брюки, фирменные ботинки, дорогая шелковая рубашка. В общем, парнишка хоть сейчас годился в рекламу каких-нибудь концептуальных нарт с независимой подвеской полозьев.

– Ко мне муж приехал, сюда, в Петербург, – начала рассказывать Татьяна Николаевна. – Сказал, что у нас в Анадыре про похищения все уже знают. Только об этом и говорят. И не одного моего сыночка украли, а почти десять человек в Питере уже пропало!

У нее начали подрагивать губы, и она помолчала, пытаясь справиться с волнением.

Я кивнул ей обнадеживающе и сказал, чтобы просто заполнить неловкую паузу:

– Я знаю о похищении Эргерона. Я был в гостинице, откуда его похитили. Но там мало что видели.

– Я тоже там была, – неожиданно призналась Выхвын. – Мы с мужем нашли одного человека, ну, такой, живет не дома, а в других местах. В общем, такой худой человек…

– Бомж, – подсказал я, и она нехотя согласилась:

– Ну да, как бы бомж. Этот человек сидел там в кустах перед входом. И нам он сказал, что сидит там в кустах каждый день. И все видит, как чайка, когда смотрит за рыбой.

Я с усмешкой покачал головой и поинтересовался:

– Вы платили ему? Тогда он должен был вам рассказать массу интересных подробностей. К сожалению, вымышленных.

Она снова нервно сцепила руки перед собой и покачала головой:

– Нет, он не врал. Я вижу, когда врут. Он был пьяный, это так. Но он не врал нам.

– Ну и что же он вам рассказал? – спросил я нетерпеливо, желая уже закончить эту странную беседу. Смысла в ней никакого не видно, я же не чайка, у меня нет столько свободного времени, чтоб следить за рыбой.

Выхвын засуетилась, полезла в карман куртки, потом в другой и уже из последнего достала сложенный вчетверо лист бумаги:

– Вот что он рассказал.

Я развернул лист: «Трое, все мужчины. Молодые, не больше 22–25 лет. Образованные. Посадили в микроавтобус К 246 TM».

Я поднял брови:

– Почему он решил, что похитители были образованными?

– Этот худой мужчина, ну, бомж, рассказал, что раньше работал преподавателем биологии. И эти юноши употребляли слова из науки. Он узнал эти слова.

Я подумал, что у бомжа довольно бурная фантазия. Потом я вспомнил кое-что и снова спросил:

– Дежурная по этажу сказала, что Эргерона усаживали в такси. А этот ваш ученый бомжара говорит про микроавтобус.

Она развела руками:

– Он так сказал, мы так записали.

– Много вы ему заплатили?

– Нет, деньги не давали. Он попросил купить ему курицу, уже жареную. И водку. Мы купили. Хотите, вам тоже сейчас куплю? – спросила она так бесхитростно, что я даже не улыбнулся.

– Нет, не хочу, – я поднял руки и с нажимом на первое слово спросил: – Еще есть какие-то новости?

– Нет. – Она тут же понятливо встала и пошла к дверям. Я думал, что она что-нибудь скажет перед тем, как закрыть дверь, но она так была погружена в свои невеселые мысли, что даже не попрощалась.

Я загрузил кривую, купленную на нелегальном пиратском рынке, базу данных и поискал там микроавтобус с указанным номером. К моему величайшему удивлению, номер оказался реальным, и я переписал данные человека, за которым эта машина числилась.

В адресной базе я нашел его телефон и перезвонил.

Мне тут же, с первого гудка, ответил мягкий, вежливый мужской голос. Я нагло представился сотрудником ГИБДД, который ищет виновника ДТП, совершенного в минувшую пятницу с участием этого микроавтобуса.

Вежливый мужчина со сдержанным недоумением ответил, что продал свою машину еще два года назад. К сожалению, кому именно, он уже не помнит и телефоны не хранит. Мы расстались практически друзьями, но мой рабочий телефон вежливый автолюбитель все же попросил оставить, и мне пришлось дать ему дежурный номер первого попавшегося в справочнике МРЭО.

Глава девятнадцатая

Оператора Игоря Берутли нашла для Камминг Марта, поэтому подразумевалось, что этот неопрятный волосатый тип с заплетенной косичкой а-ля Стивен Сигал должен будет держать язык за зубами, если в процессе съемок заподозрит неладное. Но полной уверенности у меня в этом не было, а когда я начал с Мартой осторожный разговор о лояльности оператора, она грубо оборвала меня, посоветовав самому поменьше болтать.

Мы с Мартой сидели в микроавтобусе, арендованном Камминг на все время пребывания в Питере, и направлялись в Сестрорецк. На задних сиденьях автобуса расположились Берутли и Васильев и с утра пораньше наливались пивом за дружеской беседой. Они как-то сразу понравились друг другу и любую встречу теперь норовили обмыть как последнюю. Мне это очень не нравилось, но и скандалить на ровном месте тоже не хотелось. Может, наивно надеялся я, все и обойдется.

Марию удалось убедить не присутствовать на этих съемках. Накануне Валера связался с ней по телефону и дал согласие на участие в проекте, выставив единственное условие – минимум персонала в съемочной бригаде. Так что Камминг сейчас сидела у Миши в редакции и слушала его охотничьи рассказы – Болтянский славился своими нетривиальными загулами в самых неожиданных местах и с самыми странными людьми, о чем потом слагал эпические саги от имени вымышленных персонажей и печатал в собственном журнале в рубрике «Их нравы». Миша обещал нам продержаться до вечера, но таким упавшим голосом, что неясно было, почему он уже сейчас не просит прибавки к обговоренному гонорару.

Крнюшня оказалась длинным одноэтажным бараком, спрятанным в глубине хоть и огороженной, но крайне неухоженной территории. От шоссе к конюшне вела единственная дорожка, но по случаю осенней непогоды она оказалась непроходимой, и мы пошли цепочкой по пожухлой траве, по уже натоптанной предыдущими посетителями тропинке, идущей вдоль раскисшей от грязи дороги.

У обшарпанного крыльца нас дожидалась хмурая худощавая женщина в черном кожаном плаще и высоких черных резиновых сапогах. В руках она держала нечто вроде плетки, которой время от времени нервно обмахивала колени и плечи, хотя никаких комаров поблизости не наблюдалось.

Взглянув на меня, эта женщина еще более посуровела лицом, отчего стала похожей на охранницу концлагеря, по крайней мере, какими их изображали в фильмах про войну, и сказала, отрывисто бросая фразы, будто стреляя короткими очередями по цепочке набегавших партизан:

– Опять туристы. Опять мистеры пришли. Чтоб вас поразорвало там. В вашей поганой Америке. Наших лошадок мучить.

Марта подошла первой и, успокаивая странную гражданку, торопливо сказала ей:

– Тут все наши! Не надо так ругаться! Вы – Антонина Ивановна? Мы заказывали у вас аренду лошади на сегодня.

Строгая женщина хлестко ударила себя плеткой по голенищам сапог и, указывая на меня, горько произнесла:

– Ага, все «наши». Особенно вот этот. С пальмы только слез. Нашу лошадь ему подавай!

Я начал было опять свои упражнения с выдыханием воздуха через нос, чтобы сразу не послать матом эту странную тетку, но за меня все неожиданно сказал Берутли:

– Мать, ты тут кого сейчас изображаешь? Фрицев мы еще в сорок пятом отсюда выперли, так что оставь свой тупой расизм там, где взяла! Поняла, глупая женщина? Или нам следует отказаться от заказа, а перед уходом дать тебе в ухо?