Татьяна Соломатина - Естественное убийство – 2. Подозреваемые Страница 34

– Мать, ты и есть старуха, – обнял её Северный.

– Во-вторых, – Рита высвободилась из объятий, – хорошая баба эта Лена. Интеллектуалка. Курит, опять же. Стаканчиком не брезгует. Мои-то и правда все померли, права твоя мерзавка Алёна. Попробую с этой Еленой Александровной дружиться. И в-третьих, в-главных – не нравятся мне твои эксперименты с этой девчонкой Аней. Хорошая девочка.

– Хорошая. И умная. И очень, не по годам, сообразительная. Я ей объяснил, что мне необходим этот поход с ней к психологу. Мне, а не ей. Что проблемы не у неё, а у меня. И вовсе не психологические, а по работе. Она очень разумная… Марго, это одноразовая акция. Никому она психику не поломает. Для девчонки это даже забавная игра.

– Я не поход к психологу имела в виду, когда говорила про эксперименты. Ты что, не понимаешь, кого в тебе видит эта девочка?

– Мать, если и ты скажешь это дурацкое медицинское слово на п…

– Ты ещё тупее, чем я думала. Я вырастила кретина! Эта маленькая, умненькая, красивенькая Анечка Толоконникова видит в тебе отца, дубина! Такого отца, которого ей не хватает. Не играй в эти игры!

– Мама, не преувеличивай. К тому же я не играю в игры. Меня ещё и Дашка Соколова любит. А у неё с отцом проблем нет.

– Для Даши ты любимый дядя. Это бонус.

– Никто не мешает мне быть любимым дядей для Ани Толоконниковой.

– Ты знаешь, сколько девочек в этом городе? А на планете?

– Марго, не все девочки в этом городе и тем более на этой планете меня коснулись. А Аня Толоконникова – коснулась. И я не могу теперь, сказав «Excuse me!», просто пройти мимо.

Маргарита Пименовна ехидно прищурилась.

– Не то ты постарел, не то поумнел, не то совсем ополоумел! Это твоя Алёна Дмитриевна на тебя так влияет? Кольцо-то купил? Вот как за кольцом пойдёшь – так и мне джинсы. Размер знаешь?

– Шестнадцать с половиной.

– Двадцать шестой! И чтобы фирменные! С высокой талией! Спокойной ночи! – Рита взяла у сына пакет из супермаркета с усиленным набором продуктов и спиртного № 3: «Умирающая мать», поцеловала его в щёку и легко упорхнула за дверь.

– Её явно запрограммировали лет на сто пятьдесят… – пробормотал Всеволод Алексеевич, выходя на улицу и направляясь к «Дефендеру».

Глава тринадцатая

Субботним утром, после пробежки, душа и ритуального старого доброго холостяцкого завтрака, Северный, под кофе с сигареткой, позволил себе почитать забытого на лоджии неделю назад Вентцеля. Раскрыв книгу случайным, «гадательным» методом, он наткнулся на следующее:

«Стр. 155: «– Один мой знакомый, – сказал Остап веско, – тоже продавал государственную мебель. Теперь он… сидит в допре».

Ю. Щеглов расшифровывает «допр» как «дом предварительного заключения». Я тоже сначала поверил этому; но вот что пишет Большая советская энциклопедия (первое издание):

«ДОПР – см. Дом принудительных работ.

ДОМ ПРИНУДИТЕЛЬНЫХ РАБОТ, Допр, в УССР – название исправительно-трудовых учреждений закрытого типа, к-рым в РСФСР соответствуют исправительно-трудовые дома. Д. п. р. являлись до реформы 1929 года основным типом мест заключения с нормальным режимом… Режим в них характеризовался правильным сочетанием труда и культурно-просветительского воздействия и запрещением причинения заключённым мучительства… Реформа исправительно-трудовых учреждений, произведённая в 1929, отменила Д. п. р. как основной тип мест заключения, поставив на их место трудовые колонии, в которых момент изоляции от общества более ограничен…»

Во втором издании БСЭ допр уже не упоминается. В издании, прославляющем нашу счастливую жизнь под попечительством Сталина, не могло быть не только никакого намёка на то, что десять процентов населения сидит (разумеется, в лагерях, в которых момент изоляции от общества более ограничен), но и не должно быть никакого указания на то, что в прежние годы советской власти мы были менее счастливы…

Почему русский язык использовал в качестве названия для тюрьмы этот украинизм – точнее сказать, уэсэсэризм (вспомним, что Старгород отнюдь не находился на Украине: концессионеры прибыли в Москву с Рязанского вокзала)? По-видимому, слово «допр» звучало как-то лучше, чем эрэсэфэсэровское ИТД (сокращение для «исправительно-трудовой дом» – которое, к тому же, можно было спутать со стандартным сокращением для «и так далее»).

Для людей двадцатых годов свойственно легкомысленное отношение к допру и к идее кратковременной посадки – даже по политическому делу, как в главах XXVII, XXXIII («из старгородского допра выходили поодиночке сконфуженные участники заговора «Меча и орала» – с них взяли подписку о невыезде»). Ср. у Маяковского: «Боже упаси меня от МОПРа [Международная организация помощи борцам революции], // А от допра я сам спасусь».

В наше время идея скорого возвращения после посадки не возникала, и о тюрьме с такой лёгкостью не говорили.

В «ЗТ», написанном после реформы 1929 года, допр уже не упоминается, зато слово «тюрьма» звучит чаще».

Северный захлопнул книгу.

– Всё ещё «наше время». Идея скорого возвращения после посадки ни у кого не возникает. Но о тюрьме тем не менее говорят с лёгкостью. Более того – добрые обыватели с лёгкостью необычайной разбрасываются словами «подонок», «педофил» и «убийца», минуя следствие и суд. Выносят приговоры на основании газетёнок, пустых бумажек, негодных даже в сортир! Пустых бумажек… – Северный задумался. – Ты опять, болван, разговариваешь сам с собой. У тебя же есть Алёна! Сколько сейчас? Десять утра субботы. Значит, там – одиннадцать вечера пятницы. Нет, неловко звонить. Пусть спит безмятежно. Напишу письмо. Да!

Он усмехнулся и пошёл к лэптопу.

Алёнушка, здравствуй. Как там Golden Gate? Прекрасен в утреннем тумане?

Я прислушался к решению квотеров, к твоему мнению и к Сениной озабоченности чувством справедливости и просто чувством. И занимаюсь делом совершенно чужих мне людей, чтобы они уже были здоровы вместе с монетным двором США.

Конечно, очень заманчиво провести субботу в компании Ильфа и Петрова, покачиваясь в дачном гамаке и попивая вискарик. Ещё заманчивее было бы провести субботу с тобой, на любой достаточно упругой горизонтальной поверхности. Но нас разделяет океан (я достаточно высокопарен слогом?), а с мёртвыми мужиками мне в последнее время не везёт (вспомни Гоголя!), в отличие от мёртвых девиц (прости за цинизм). Поэтому я, будучи покорным слугой квотеров, твоим и заполошного Семёна Петровича, собираю «замечательную допровскую корзинку» (см. главу XXVII «ДС») и отправляюсь в следственный изолятор. «Может быть, я не приду ночевать… тогда ты завтра приходи с передачей. Только, пожалуйста, не приноси вареников. Что мне за удовольствие есть холодные вареники?»[19]

К слову, познакомился с юной-преюной славянкой. В понедельник идём с ней развлекаться.

Целую.

Твой Северный.

Ну, не смог отказать себе в удовольствии. На каждого старого-нестарого еврея должно приходиться по одной юной-преюной славянке!

Северный действительно собирался сегодня в допр… То есть – в СИЗО. У кого в наше время не на слуху эта аббревиатура? Она стала такой же привычной для слуха среднестатистического добропорядочного обывателя, как в прежние времена – КПСС. Любого нынешнего российского гражданина пробуди внезапно ото сна и спроси строгим голосом: «Что такое СИЗО?!» И он тут же выпалит, как его прадедушка – «Отче наш»: «СИЗО – следственный изолятор – пенитенциарное учреждение, место содержания под стражей, обеспечивающее изоляцию следующих категорий подозреваемых, обвиняемых, подсудимых и осуждённых: подследственных – находящихся под следствием и ожидающих суда; подсудимых – находящихся под судом; осуждённых – ожидающих конвоирования или следующих транзитом в учреждения, исполняющие наказание в виде лишения свободы: исправительные колонии, воспитательные колонии, колонии-поселения; задержанных, ожидающих экстрадиции в другую страну; осуждённых, оставленных для работ по хозяйственному обслуживанию; осуждённых, доставленных в следственный изолятор для предварительного следствия или суда по новому уголовному делу из мест лишения свободы». Таковы они, реалии нынешнего добропорядочного российского обывателя. Такие у него нынче ОБЖ, или, иначе говоря, – планида, что аббревиатура СИЗО ему знакома куда лучше, нежели БВЛ[20].

Северный действительно собирался сегодня в СИЗО. Навестить гражданина Егорова Виталия Андреевича. Но перед этим он отправился в прокуратуру. Ему обещали дать почитать кое-что из материалов следствия. А именно – дневник покойной Анны Александровны Румянцевой. И всякое прочее, вроде показаний свидетелей. Но прежде всего Всеволода Алексеевича интересовал дневник умершей девочки.