Виктор Пронин - Гражданин начальник Страница 34

– А, привет, – Фырнин улыбнулся Пафнутьеву как старому знакомому. – Освободились от нашего старика?

– Да, вроде...

– Отлично. Давайте письмо.

– Как? Вам...

– Копию надо снять. Не могу же я ехать с пустыми руками. Да и начальству вашему надо что-то предъявлять...

– А это обязательно – предъявлять?

– Как договоримся, так и сделаем.

– Лучше бы уклониться.

– Заметано, – Фырнин взял письмо из дрогнувших пальцев Пафнутьева и вышел. Вернулся он минут через десять. Письмо уже было перепечатано на машинке. Копию он взял себе, оригинал вернул Пафнутьеву. И тот взял его с явным облегчением, словно и не надеялся снова получить в руки заветный конверт. – А теперь коротко, в двух словах – что у вас случилось?

Выслушав Пафнутьева, как тому показалось, совершенно безучастно, Фырнин только и произнес:

– Ни фига себе! Кто-нибудь знает, что вы здесь?

– Нет.

– Это мне нравится, – Фырнин посмотрел на Пафнутьева с интересом. – А теперь скажите... Зачем я вам нужен? Хотите очерк о следствии?

– Нет, об очерке я не думал... Мне показалось, что будет не лишним иметь... Скажем так – еще одну систему отсчета. Могут быть неожиданности, я человек служивый, со мной им проще... Отстранили от дела – и весь сказ. С вами сложнее... Если мы будем вместе, они совсем заскучают, так мне кажется. А очерк... Решать вам.

– Тоже верно, – согласился Фырнин. – Союзники у вас есть?

– Найдем, – с легкой заминкой ответил Пафнутьев.

– Ясно... Значит, пока нет. Вариант «Одинокий бизон».

– Не понял?

– Это я для себя определяю. Вы – один. Их расчет – на вашу управляемость. И в деле вы до тех пор, пока они не почувствуют опасность, верно?

– Примерно, – согласился Пафнутьев.

– Вот я и говорю – одинокий бизон. Теперь по делу... Сегодня вы отправляйтесь один. Я вылетаю завтра.

– Гостиницу сделаем, – заверил Пафнутьев.

– Ни в коем случае! Прилетаю, звоню вам, встречаемся, обмениваемся новостями, намечаем коварные планы. Встречать меня не надо. Говорить обо мне никому тоже не стоит. Встретит меня или прокурор, или кто-нибудь... Из управления торговли. И гостиницу устроят.

– Не понял? – Пафнутьев был ошарашен. – Но ведь они... они...

– Замараны? – усмехнулся Фырнин. – Ничего. Всегда полезно иметь в друзьях людей могущественных, обладающих возможностями, связями... Верно? Не переживайте. У вас есть маленькие профессиональные тайны? У меня тоже. Поэтому гостиницу заказывать не надо. Они все сделают, ваши клиенты. Глядишь, еще и оплатят, а? – Фырнин рассмеялся.

Приближаясь к прокуратуре, Пафнутьев увидел бежавшего навстречу эксперта. Худолей был чем-то взволнован, дышал часто и виновато, перед следователем остановился, не в силах перевести дух, прижав к груди красновато-прозрачные ладошки.

– Паша, – с трудом выговорил он. – Паша... Это самое... Я сейчас все объясню...

– Конечно, объяснишь, куда ты денешься?

– Я сейчас...

– Давай-давай, я подожду, – Пафнутьев не столько рассматривал Худолея, сколько принюхивался. Но никаких подозрительных запахов не уловил.

– Паша, ты должен знать, что вчера... Тебя не было, правильно? Я искал, но не нашел... Водка, понял?

– Вот как сказал «водка», так я сразу все и понял.

– Подожди, не злись...

Взяв Пафнутьева под руку, Худолей отвел его в ближайший сквер, усадил на скамейку, сел рядом. Дыхание его восстановилось, и он смог наконец произнести несколько связных слов.

– Паша, ты просто обязан мне поверить, у меня есть свидетели, и они подтвердят... Твою бутылку я унес с собой в тот же вечер. Угостил ребят... Они знали, что я приду с бутылкой. Предупредил, что один хороший человек, по доброте душевной... Ты – понимаешь, я имел в виду тебя... Здесь я не выпил ни капли, даже не открыл бутылку... Уходя, сунул в портфель и унес с собой.

– А потом в портфеле ее не оказалось? – предположил Пафнутьев.

– Нет! – досадливо отверг Худолей оскорбительную догадку. – Все в порядке, она оказалась там, куда я ее положил.

– Вы ее выпили?

– Во единый дух! Прекрасная водка! Просто на удивление... Ты веришь, что я унес бутылку с собой? Веришь?

– Если еще произнесешь слово «бутылка», я набью тебе морду. Понял? Нет сил слушать.

– Хорошо, пусть так. Тогда сразу... Пленка пропала.

– Какая пленка? – охнул, как от удара, Пафнутьев.

– На которую я снял место происшествия. Нет пленки. Прихожу утром пораньше, думаю, к твоему приходу отшлепаю пару десятков снимков, а это... Ее нет. Она висела возле увеличителя. У меня всегда так... Пленка, которая в работе, висит на виду, чтоб я не забывал о ней... А ее нет.

– Снимки?

– И снимков нет. Ни одного.

– А дверь? Опечатана?

– Знаешь, когда я открыл ее, то не заметил повреждений. Явных повреждений не было, это точно. А если бумажку заменили или надорванную подклеили... Это возможно, но и этого не заметил.

– Так... – произнес Пафнутьев осевшим голосом. – Так... Жить стало лучше, жить стало веселее, шея стала тоньше, но зато длиннее.

– Паша, я ушел трезвым... Если бы дверь осталась открытой, вахтер поднял бы шум, он перед сменой осматривает все двери... Я был в порядке.

– Остановись, Виталий... помолчи. Очень много слов... Я так не могу... Ты пришел на работу за полчаса до начала, так?

– Понимаешь, когда ты мне сказал, что...

– Заткнись. Я задаю вопрос, ты отвечаешь. И все. Ты пришел за полчаса?

– Да. Даже минут за сорок.

– И ни пленки, ни снимков не было?

– Скажу больше – рядом в корзине валялись пробные отпечатки. Понимаешь? Там недодержка, там передержка, всегда первые снимки оказываются бракованными... Я их выбрасываю в корзину. Они плохие...

– Их тоже нет?

– Ни единого. На полу валялись несколько незакрепленных, изображение на них просто почернело... И тех нет. Паша, сними грех с души, скажи... Два отпечатка, которые ты отобрал, – рубчатая подошва и треугольничек на протекторе... Они целы?

Пафнутьев с удивлением посмотрел на Худолея, задумался на секунду и несколько суетливыми движениями раскрыл папку, вынул черный конверт, заглянул внутрь... И облегченно перевел дух.

– Слава богу! – Худолей воздел глаза к небу. – Хоть что-то осталось!

– А теперь слушай меня внимательно, – Пафнутьев положил руку на тощую коленку эксперта, усмиряя его восторги. – Ты кому-нибудь говорил о пропаже?

– Ты что?! Думаешь, я дурак? Да? Ты в самом деле думаешь, что я спившийся идиот? Так и скажи! Скажи! Ну?!

– Виталий, дорогой... Заткнись. Помолчи. Отвечай на вопрос. И больше ни слова. Ты говорил хоть одной живой душе о пропаже в лаборатории?

– Нет, Паша, клянусь.

– И не скажешь. Понял?

– Но тебе-то я уже сказал...

– Значит, знаем об этом только мы двое. Не считая похитителя. Ты ведешь себя так, будто ничего не произошло. Ничего у тебя не пропало и никогда не пропадало. Если хочешь жить.

– Ты пугаешь или предупреждаешь?

– Предупреждаю. Но не преувеличиваю. Если доложишь о пропаже, Анцыферов выставит тебя в течение часа. По статье.

– Паша... Как перед богом!

– Я предупредил. К тебе будут разные вопросы... Ты должен стоять как скала. У тебя все в порядке, ты прекрасный работник, а лаборатория – образец для подражания. И ты тоже – образец для подражания. А теперь катись. Нам лучше встречаться в рабочей обстановке, а не в тени скверов и парков.

– Паша! – Худолей прижал ладошки к груди, склонил голову к одному плечу и прикрыл глаза, выражая покорность, благодарность и твердость. И, тут же повернувшись, странной подпрыгивающей походкой, в которой все шаги, казалось, были разной длины, удалился в сторону прокуратуры.

Проводив взглядом эксперта, Пафнутьев посидел еще несколько минут, привыкая к неожиданной новости. «Вот тебе, Павел Николаевич, и ответный удар... Чтоб не думал ты, будто очень умный...» Он поднялся и медленно побрел к подъезду, украшенному красными и черными стеклянными вывесками. И по мере приближения к прокуратуре лицо его становилось привычно благодушным, даже немного сонным. Не желающие быть причесанными вихры торчали над одним ухом более вызывающе, нежели над другим, а тесноватый костюм выдавал человека не очень удачливого, если не сказать незадачливого.

В кабинете еще никого не было, он пришел раньше положенного – прямо с поезда. Усевшись за стол, Пафнутьев обвел взглядом помещение, унылые стены, вещдоки, загромождавшие подоконники и шкафы. Взгляд его остановился на листочке папиросной бумаги, испещренной фиолетовыми строчками под копирку, – ежедневная сводка о происшествиях уже лежала на столе. Пафнутьев механически придвинул ее поближе, продолжая думать о своем – мелькали перед ним очеркист Фырнин, эксперт Худолей, ограбленная его фотолаборатория, похищенная пленка. Потом он еще раз продумал причину вчерашнего отсутствия... «Скажу, что выезжал в район, где якобы пропал мотоцикл – не на нем ли совершено преступление... Как-нибудь припудрю мозги нарядному Анцышке». И тут взгляд его зацепился за знакомую фамилию в сводке, что-то в нем напряглось, и Пафнутьев уже со вниманием вчитался в строчки: «В третьем часу ночи в состоянии алкогольного опьянения выпал из окна девятого этажа Жехов Олег Михайлович, работавший на заводе „Коммунар“ в качестве спортивного организатора. Смерть наступила немедленно».