Сэйтё Мацумото - Черное евангелие Страница 34

Он тяжело застонал. Сначала стоны были глухие, сдержанные, но постепенно они становились все громче, переходя в судорожные рыдания.

Потом он что-то забормотал на своем языке. Ясуко ничего не могла понять, она лишь догадывалась, что он шепчет молитву.

— Господи, прими погибшую душу в руки своя…

Молился он долго. Руки у него были неподвижно, точно у мертвеца, сложены на груди. Голову он то склонял на грудь, то поднимал высоко, как бы обращаясь к небу.

А вокруг ни звука, полная тишина. И в этой тишине Торбэк похож был на дикаря, возносившего языческую молитву своему божеству.

Ясуко не осмеливалась даже подойти к нему. Она поняла, что случилось что-то страшное. Нет, это была не автомобильная катастрофа! Торбэк совершил что-то ужасное! Но что?

Она пристально посмотрела на него, и ее расширенные глаза застыли в испуге.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

1

Это случилось четвертого апреля, около восьми часов утра, у мостика через Генпакудзи.

Вдоль речки проходила местная крестьянка.

Местность здесь на протяжении веков почти не изменилась — те же красноземы, рощи, огороды и опять рощи. Примерно в двух километрах к северу находится станция городской железной дороги О., и почти на таком же расстоянии к югу лежит городок Така-кура. Когда-то тут пролегал старинный тракт, и на месте теперешнего городка стоял большой заезжий двор. Все, кто держал путь из Эдо в Кюсю или Синею, обязательно останавливались в нем на ночлег. За послевоенные годы волна нового строительства докатилась из Токио и сюда, и теперь в Такакура были и своя клиника, и промышленные предприятия, и торговые фирмы. Новостройки постепенно теснили старые обжитые районы.

Крестьянка медленно брела вдоль речки от станции к городу. Сюда еще новые дома не дошли. Здесь сохранились и рощи, и поля, и разбросанные то тут, то там крестьянские хижины, крытые соломой.

Дорога, соединяющая станцию с городом, в середине пути пересекала речку. У самого мостика стоял небольшой синтоистский храм. Движение тут было не очень оживленным, лишь изредка по мосту проходили автобусы или легковые машины.

Крестьянка шла по межевой тропинке, идущей вдоль речки, по крутому берегу. Река здесь неширокая, всего метров пять в ширину, не больше, и вода в ней грязная, почти черная. Берега реки захламлены, везде валяется мусор, старая обувь, гнилые бревна, осколки битой посуды, обрывки газет.

В апреле по утрам еще довольно свежо, и крестьянка на ходу зябко поеживалась. Тропинка, наконец, вывела ее к деревянному пешеходному мостику, ведущему к ее дому. Вот она ступила на мостик и, невольно посмотрев на воду, испуганно вскрикнула.

В воде, метрах в двух от берега, не шевелясь, лежала женщина.

В первое мгновение крестьянке и в голову не пришло, что это труп. Женщина была в одежде: темносиний костюм, белая кофточка. Юбка чуть задралась, и из-под нее виднелась белая комбинация. Одна рука женщины лежала на лбу, как бы прикрывая глаза от света, другая покоилась на груди.

В этом месте речка была очень мелкой, и тело женщины выступало из воды. Журча и пенясь, вода обтекала тело, словно лежавший на ее пути камень. Губы молодой женщины были чуть приоткрыты, она как будто улыбалась.

Присмотревшись, крестьянка поняла, что женщина мертва. Громко закричав, она бегом пустилась по мостику к дому. Ей не хотелось одной идти в полицию — заявлять о случившемся.

Тут же из дому на мостик выскочил мужчина. С мостика лежавшее в реке тело было хорошо видно.

— Ясное дело, мертвая, — сказал мужчина, испуганно косясь на труп.

Вдвоем они побежали в полицейский участок, находившийся неподалеку в поселке.

Дежурный полицейский, выслушав их сбивчивое сообщение, тотчас же отправился к месту происшествия.

— Самоубийца. А ведь такая еще молодая, — сказал он, разглядывая труп.

— Самоубийство?

— Поеду доложу в управление. А вы тут посторожите, чтобы никто к трупу не подходил. Надо все оставить в неприкосновенности.

— Хорошо, мы покараулим.

Полицейский на велосипеде покатил в городок.

В уголовный розыск полицейского управления города Такакура это сообщение поступило в девять часов утра. Вместе с участковым инспектором на место происшествия выехали на велосипедах начальник уголовного розыска Итэ и старший инспектор Кобаяси.

— Да, пожалуй, это самоубийство, — сказал Итэ.

— А почему вы так думаете? — спросил Кобаяси. Он хотел узнать, по каким признакам его начальник, да еще так быстро, пришел к этому выводу.

— А вот смотри, — ответил Итэ, указывая на труп. — Прежде всего убитые, как правило, падают лицом вниз, а самоубийцы почти всегда на спину. Кроме того, при убийстве жертва сопротивляется, следовательно, одежда в этом случае бывает измята, изорвана. А тут, видишь, одежда в порядке. И лицо спокойное, не искажено гримасой, правда, наполовину оно закрыто рукой. Скорее всего она сразу бросилась в воду, как только подошла к речке.

Выслушав эти объяснения, Кобаяси кивнул, по-видимому согласившись с мнением начальника.

Заключение начальника уголовного розыска на месте происшествия и стало официальной версией полицейского управления города Такакура.

Труп извлекли из воды и вызвали полицейского врача. Внешний осмотр ничего не дал, следов насилия обнаружено не было. Лишь нейлоновые чулки на покойнице были порваны на ступнях. Только это и могло привлечь внимание полицейских. Осмотрев труп, врач заявил:

— После наступления смерти прошло десять-одиннадцать часов. Типичное самоубийство. Женщина утопилась.

Начальник уголовного розыска с самого начала придерживался такого же мнения, и труп решили перевезти в полицейский морг.

Слух о том, что в реке нашли утопленницу, распространился очень быстро, и на месте происшествия уже собралась целая толпа. Один берег у реки полого спускался к воде, другой был крут. Любопытные переходили с берега на берег, то влезая на кручу, то спускаясь к воде по другому склону. Разумеется, все следы, если они и оставались, были затоптаны.

Метрах в двадцати от трупа в реке нашли зеленый плащ. Его прибило водой к дорожному мосту. А еще дальше обнаружили зонтик. Однако эти находки, казалось, не противоречили версии о самоубийстве. Очевидно, женщина спустилась к реке, сняла мешавший ей плащ, швырнула в сторону зонтик, немного прошла вверх по течению, где было глубже, и бросилась в воду.

— Такая молодая — и наложила на себя руки! Жалко все-таки!

— Видать, были причины. Ведь никому неохота умирать в такие годы…

Нашли и дамскую сумку. В ней обнаружили удостоверение личности с заграничной визой, выданное члену экипажа ЕАА Икута Сэцуко. По документу установили дату рождения покойницы и ее адрес.' Предсмертной записки в сумке не оказалось. Обратили внимание только на пустой конверт срочного письма, адресованного «Госпоже Икута Сэцуко» с обратным адресом: «Церковь святого Гильома». Почерк был неуклюжий — как у первоклассника.

— По-видимому, была христианкой, — сказал Кобаяси.

— Да, но церковь святого Гильома — католическая, а у католиков самоубийство считается страшным грехом, — ответил Итэ, обладавший некоторыми познаниями в христианской религии.

Однако и это не опровергало версию о самоубийстве. И в полицейском управлении единодушно решили передать тело родственникам, поскольку личность покойной была установлена.

Но самоубийство тоже насильственная смерть, и полицейское управление отправило донесение в прокуратуру.

На место прибыл сам прокурор. Поверхностно осмотрев труп, он сказал:

— А хорошенькая девчонка. И одета неплохо.

— Она работала стюардессой па международной авиалинии, — пояснил Итэ.

— Конечно, какие-то причины все-таки должны быть для самоубийства. А записки не нашли?

— Нет! Только вот это, — и Итэ показал прокурору квадратную коробочку с таблетками. Надпись на коробочке гласила, что это радикальное средство от морской болезни, от укачивания и от тошноты при беременности.

— От тошноты при беременности… — протянул прокурор.

— Да. Возможно, она была беременна и из-за этого покончила с собой?

— Вполне вероятно. Ведь на этих международных линиях много всяких соблазнов.

— Мы думаем передать тело родственникам.

Прокурор возразил.

— Знаете что, давайте, на всякий случай, произведем вскрытие во избежание возможных неприятностей.

Прокурор оказался человеком осторожным. Итэ согласился. В конце концов можно произвести и вскрытие.

Вскрытие трупов самоубийц производилось в тех случаях, когда причины смерти были недостаточно ясны. Прокурор считал, что в данном случае полной ясности нет.

Но в этот день вскрытия не произвели, и труп пролежал в морге всю ночь. На следующий день только в полдень тело отправили в анатомическое отделение городской больницы. Таким образом, эта процедура началась с опозданием на целые сутки.