Анна Данилова - Страна кривого зазеркалья Страница 34

…Шубин отвез Женю обратно в больницу и вернулся домой. Вскоре к нему заехал Крымов.

– Холодная водочка, малосольные огурчики, молодая отварная картошечка… Ты меня балуешь, Шубин.

– Хочешь, поживи у меня, пока Женя в больнице. Уж чего-чего, а картошку варить я умею. А ты будешь ответственный за водку.

– Мы так сопьемся. Может, Алису пригласим? Или Таню? Для компании?

– Алиса не приедет, и ты это прекрасно знаешь, у нее работы – выше горла. Она счастлива, что у нее ожидается такой заезд… А Таню ты проморгал. Она с Минкиным.

– Но Минкин на ней никогда не женится.

– Это их дело.

– Я знаю Виталия, он – закоренелый холостяк… Любит женщин, ничего не скажешь, но предпочитает не делить свою спальню ни с кем, разве что на пару часов… Такой это человек. Так что надо бы предупредить Таню, чтобы ни на что не надеялась в плане замужества.

– Это ты предупреди своего Минкина, чтобы он ни на что не надеялся, – возмутился Шубин. – Да и нужен ей твой Минкин?! Она что, сама не разберется, кто ей нужен, а кто нет?

– А чего ты так раскипятился-то? Я и без тебя знаю, что Минкин будет последним дураком, если прошляпит Татьяну, уж я-то разбираюсь в женщинах…

– Наливай.

Зазвонил телефон.

– Это Женя… Может, уже началось? Не надо было мне соглашаться везти ее на похороны… Разволновалась. Дурак тоже…

Шубин взял трубку и услышал женский плач.

– Женя, это ты? Что с тобой? У тебя началось? Мне приехать? – заорал он на всю квартиру так, что Крымов вздрогнул и расплескал пиво.

– Без истерики, Шубин, подумаешь, жена рожает… – Он отмахнулся от этого звонка, как от назойливой мухи.

– Ну что ты плачешь? Я ничего не понимаю, о чем ты говоришь…

И тут он понял, что слышит голос другой женщины и ее плач.

– Юля? Это ты? – Он осторожно назвал это имя, боясь ошибиться. – Ты?

– Да… – прошептала осипшим от рыданий голосом Земцова. – Это я. Игорь – беда… Не знаю даже, как и сказать… Я уже целый час плачу, не могу остановиться… Не знаю, что делать, куда бежать… Ты – первый человек, кому я звоню, чтобы сообщить тебе это… Ведь этого не может быть… Крымова убили… В Мюнхене… От меня долгое время скрывали. Патрик тоже еще не знает. Что делать? Я даже не знаю, где его тело… Мне же надо его похоронить… Господи, моя девочка, Машенька, что я скажу ей, когда она подрастет?.. И Патрика нет… Игорь, ты слышишь меня? Почему ты молчишь? Почему?

Крымов, услышавший произнесенное Шубиным имя своей жены и наблюдавший за выражением лица Игоря, вдруг все понял. Поставил бутылку с пивом на стол, встал и растерянно посмотрел на своего лучшего друга.

– Шубин… У нее же сейчас сердце разорвется… А ведь я ждал, ждал, что она узнает про то, что произошло в Мюнхене, знал, а теперь не знаю, что мне ей сказать… Может, ты сам ей все объяснишь?

Шубин молча протянул ему телефон и показал кулак. Крымов взял наконец трубку и приложил к уху. Он слышал, как она зовет Шубина, как плачет, но язык отказывался повиноваться ему.

– Ласточка… – вдруг вырвалось у него. – Черт подери! Да это я, я…

На другом конце провода стало вдруг очень тихо. Затем он услышал обрывки фраз, обращенные явно не к нему: «…Маша, подожди… стой спокойно, когда мама говорит по телефону…» Потом все тот же женский голос, от которого у Крымова пошли мурашки по телу, быстро заговорил на французском – она просила няню или служанку помыть Маше руки… И вдруг он услышал:

– Скажи спасибо, дорогой, что тебя нет поблизости… – Земцова говорила изменившимся ледяным тоном. – У меня тут под рукой ваза стоит… тяжелая… Ты меня понял? Как же мне хочется шибануть этой вазой по твоей легкомысленной башке… Мальчишка, трус!.. Негодяй!

– Приезжай, слышишь? Или я приеду… Не бросай трубку, слышишь?.. Мне надо с тобой поговорить!..

Шубин вышел из комнаты.