Алексей Макеев - Лучше бы я был холостяком Страница 34

– Да что ты говоришь, мой милый мальчик? – возмутилась Лариса.

– Можешь чем-то более веским аргументировать мои слова?

– Конечно, – решительно произнесла она и тут же добавила: – Гражданская жена – это самая несчастная женщина, которая не имеет на своего мужчину никаких законных прав. Любой гражданский муж хочет спать с такой женщиной в прямом и переносном смысле этого слова, но ни один из них в глубине души не хочет узаконенных взаимоотношений.

– Ты в этом уверена?

– Вне всяких сомнений. Подспудно каждый считает, что такая женщина не достойна быть его законной женой. Втайне от нее, рано или поздно, он все ж таки надеется встретить ту единственную и желанную, которая станет олицетворением его мечты. Насытившись любовью гражданской жены и обучившись кое-каким премудростям в интимных связях, он наконец-то будет готов к более чистым и святым взаимоотношениям с другой женщиной, с которой не только захочет завести полноценную семью, но и посвятит ей всю свою долгую сознательную жизнь.

– Да ты, оказывается, настоящий философ, – не без иронии в голосе сказал я. – Никогда бы не подумал, что в твоей голове могут появиться такие целомудренные мысли.

– Признайся себе честно и откровенно, что я абсолютно права.

– Меня радует, если ты действительно так думаешь, – уклончиво ответил я. – Приятно знать, что узаконенные взаимоотношения между мужчиной и женщиной для тебя далеко не пустое место. Но согласись, что и гражданская жена…

– Хватит! – грубо прервала Лариса. – Для меня, как и для многих других женщин, такого понятия не существует!

Она посмотрела на меня прямым строгим взглядом и вновь произнесла:

– Повторяю для непонятливых. Гражданских жен не существует как перед законом, так и перед церковью! Есть лишь женщины, которых имеют в постели, но которых не считают достойными высокого звания законной жены!

Помню, в тот день мы с Ларочкой даже немного повздорили. Каждый из нас так и остался при своем особом мнении. И вот сейчас, когда я позорно прятался в квартире, а она черти чем занималась со своим юным любовником на лестничной площадке, я как никогда хотел бы спросить эту женщину, которой совсем еще недавно, в категоричной форме была чужда неопределенность в наших взаимоотношениях, как и кем мне ее теперь называть? Мне хотелось бы посмотреть в ее глаза и послушать нелепые оправдания, но как ни странно, в моей душе не возникло ни капли злости. Понимая, что я стал рогоносцем, меня даже не обуяло чувство унижения и не было задето чувство моего мужского самолюбия. Разумеется, внезапно распахнув входную дверь и уличив Ларочку в супружеской измене, я бы имел все основания подать на развод. Даже мой тесть Василий Николаевич Грохотов не имел бы никакого морального права мне в этом препятствовать. Но прежде чем решиться на необдуманный поступок, я успел сообразить, что при разводе потеряю буквально все и стану практически нищим человеком, похожим на бездомного пса, выброшенного на улицу. Только непредвиденная и скоропостижная смерть моей супруги давала мне полную свободу действий и оставляла право на владение всем ее имуществом. Окончательно убедившись, что Лариса не спешит войти в квартиру, я осторожно подошел к входной двери и взглянул в глазок. Я увидел, как Ларочка обнимала своего возлюбленного и как в этот момент он с остервенением расстегивал ее блузку. Надо отдать должное его наглой напористости. Он четко знал, что делал, и наверняка в подобных случаях всегда добивался желаемого. Однако порнографическая сцена с участием моей жены в главной роли была неожиданно прервана по техническим причинам. Дверной глазок не позволял охватить всю лестничную площадку. Возможно, кому-то из соседей, проживающих на противоположной стороне нашей квартиры, повезло гораздо больше, чем мне, и они смогли стать невольными свидетелями как Ларкиного падения, так одновременно моего позора. Я не знаю, чем занималась Лариса с юным альфонсом более получаса на лестничной площадке, и лишь мог догадываться, включив в сознании самые радужные картинки моего воображения. Потом они вновь вышли на улицу и еще несколько минут целовались с откровенной наглостью возле нашего подъезда. Наконец-то Лариса с ним распрощалась и решительно направилась домой. Я следил за ее уходящим любовником до тех пор, пока не услышал щелчок дверного замка. Как ни странно, но от ее коварной измены я даже почувствовал в своей душе некоторое облегчение. Теперь я имел моральное право ненавидеть Ларочку и желать ей смерти. Молодой альфонс, соблазнивший мою жену, сам того не подозревая, оказал мне неоценимую услугу. Он наверняка привлек чье-нибудь внимание и теперь, после несчастного случая, который не без моей помощи произойдет с Ларисой, невольно станет главным подозреваемым в ее убийстве. А самое главное заключалось в том, что у меня пропала к Ларисе всякая жалость. У меня вновь появилось дикое желание лишить ее жизни!

21

Прежде чем Ларочка вошла в квартиру, я успел плюхнуться в кресло и прикинуться спящим. Конечно, это было не так-то просто, особенно если учесть, что в это мгновение в моей душе буйствовал настоящий вулкан ненависти. Мне хотелось ее уничтожить как мерзкую, скользкую, но в то же время загадочную и невероятно красивую морскую медузу. Но у меня заранее был подготовлен досконально продуманный план, и ради собственной безопасности я не имел права отклониться от него даже на самую малость. Любая незначительная оплошность могла стоить мне жизни. Разумеется, заметив мою обувь в прихожей, Лариса сразу догадалась о моем присутствии и поэтому осторожно заглянула в гостиную. Могу только представить, какие мысли витали в ее голове. Впрочем, мои были гораздо страшнее. Я не просто злился, а был в бешенстве и лишь усилием воли сдерживал накопившуюся ярость. Мне так и хотелось взять ее за горло и придушить, как смертельно ядовитую кобру, или же просто схватить за волосы и несколько раз со всего размаху ударить о стену.

– Ты же собирался остаться на ночь! – то ли от удивления, то ли от безысходности воскликнула Лариса. – Сделка сорвалась, и тебе пришлось вернуться?

Надо отдать должное ее несусветной наглости и тому хладнокровию, с которым она осмелилась смотреть в мою сторону.

Меня так и подмывало съязвить: «Сучка крашеная! А ты, по-моему, собиралась ложиться в постель, а не заниматься в подъезде любовными шашнями с уличными кобелями».

Вместо этого я сделал глубокий затяжной вдох и притворно зевнул. Демонстрируя всем видом, будто бы действительно крепко спал и проснулся лишь от ее звонкого голоса, я широко улыбнулся, поспешно поднялся с кресла и, подойдя к Ларисе, обнял ее за талию.

– Моя милая девочка! Голубка сизокрылая… – сказал я, используя все свои природные актерские способности, чтобы скрыть подспудное желание вцепиться ей в горло. – О какой сделке ты говоришь? Есть вещи гораздо важнее любых, даже самых неотложных дел.

– Для моего отца в этих сделках, которые приносят ему баснословный доход, заключается смысл всей его жизни.

– А для меня смысл всей жизни заключается только в моей единственной желанной и самой любимой женщине, которая по праву считается моей женой. Даже не представляешь, до какой степени я по тебе соскучился! Когда тебя нет рядом, я погибаю от тоски. Я замерзаю в самую солнечную жаркую погоду. В разлуке с тобой я не могу ни о чем думать. Все мои мысли только о тебе, лапусенька моя…

– Ты мне всегда нравился за то, что умеешь красиво сочинять. У тебя талант развешивать лапшу…

Она была готова еще что-то сказать, но я преднамеренно ее опередил.

– Твой отец отдыхает в казино, а мне безумно стало тебя не хватать. Можешь мне не верить, но я очень сильно по тебе соскучился.

– Да неужели? – попытавшись освободиться из моих объятий, поинтересовалась Лариса. – Если не ошибаюсь, то в последнее время ты шарахаешься от меня, как черт от ладана…

– Согласен, – рассудительно произнес я. – Только вовсе никуда от тебя не шарахаюсь, но в последнее время мы и впрямь относимся друг к другу с какой-то противоестественной неприязнью. В наших отношениях появилась трещина. Даже не трещина, а какая-то незримая глубокая пропасть. Мы невольно начинаем втаптывать нашу чистую, светлую любовь в придорожную пыль. Я люблю тебя и не хочу тебя потерять. Я люблю тебя! Я безумно тебя люблю! Я хочу быть с тобой и только с тобой! Ни одна из женщин не будоражит мою кровь и не волнует мое сердце, как ты. Я люблю тебя! Люблю…

Я осыпал ее нежными поцелуями, даже несмотря на то что мне невольно мерещился ее молодой альфонс. Я постоянно ощущал стойкий запах его дешевых сигарет на ее щеках и, прикасаясь губами к ее губам, думал о том, что обнимаю и целую этого юного прохвоста. Но я продолжал ее ласкать и одаривать нежными ласками. Я нашептывал ей самые чувственные слова и при этом мысленно отплевывался, продолжая видеть в ее взгляде глаза ее любовника. Превозмогая все нарастающее желание ее придушить, я продолжал целовать ее губы, шейку и носик. Я неустанно целовал ее руки, плечи и грудь. Мне удалось довести ее до такого состояния, что она не выдержала и стала с остервенением срывать с меня одежду. А что я вытворял в постели?! Я не мог и предположить, что способен на такие чудеса. Несмотря на то что я постоянно украдкой поглядывал на часы, мы занимались с ней любовью почти до самого утра. Теперь я не только хотел, чтобы Ларочка погибла умиротворенной женщиной, испытавшей перед смертью истинное наслаждение от моей безудержной любви, но еще я желал доказать ей, что могу быть гораздо лучшим любовником, чем тот проходимец, которого она так опрометчиво подцепила где-то на стороне. Ей захотелось некоторой экстравагантности. Пренебрегая элементарными рамками приличия, она захотела заняться сексом прямо в подъезде. Ну что же, я был готов предоставить ей гораздо возвышенную экстравагантность! Когда мягкая перина нам изрядно поднадоела, мы стали заниматься любовью на полу, а затем незаметно перешли в ванную комнату и занимались любовными играми под струей прохладного душа, который был не в состоянии охладить мой пыл. Мы оба вытворяли такое, что нельзя было увидеть ни в одном самом откровенном эротическом фильме. Может, теперь это нелепо звучит, но тогда я хотел обладать ею с неимоверной страстью. Иногда вспыхнувшие мысли об ее кавалере придавали мне больше сил и уверенности в своей неотразимости. Теперь, перед тем как ее убить, даже ради успокоения собственного мужского достоинства, я просто был обязан подарить ей незабываемые минуты истинного блаженства, доказать, что могу быть самым лучшим партнером в столь щепетильном интимном деле. Я не только сам сходил с ума, но и доводил ее до настоящего безумия. В какое-то мгновение мне даже показалось, что еще ни разу в нашей совместной жизни я не был для нее столь напористым и неугомонным кавалером. После ванной комнаты мы занимались любовью в кресле, на журнальном столике и возле стены. Мы вытворяли такое, что даже наша люстра, висевшая под самым потолком в гостиной комнате, не переставая, издавала мелодичный звон хрустальных подвесок. Наверное, лишь потолок над этой люстрой остался тем единственным местом, которое мы не использовали для удовлетворения порочной страсти.