Фридрих Незнанский - Звонок другу Страница 34

— Не знаю. Зато я знаю, чем отличается плагиат от компиляции.

— Чем?

— Отсутствием фантазии.

Грязнов хмыкнул. Коллегия наконец завершила свою работу.

В вестибюле Вячеслав Иванович связался по телефону с Турецким — следователем по особо важным делам Генеральной прокуратуры. Сколько «дел», громких и «неслышных», но всегда исключительной важности, приходилось им расследовать вместе почти за двадцать (боже, как летит время!) лет дружбы. И зачастую расследования эти были сопряжены с опасностью для жизни. И скольких друзей они уже схоронили за эти годы! Сколько их пало в борьбе роковой! Но и в живых, к счастью, осталось немало. Вот и Витька Гоголев — один из них. Тоже бывал связан с Саней Турецким общими «делами», как профессиональными, так и личными. Все трое — мужчины примерно одного поколения и, что гораздо важнее, общих взглядов на жизнь. Так что желание Гоголева, оказавшегося в первопрестольной, повидаться с Турецким было вполне естественным. А что касается Грязнова, то они с Саней почти ежедневно если и не виделись, то «слышались» по телефону, но это как раз тот случай, про который говорят: «много не бывает».

Служебный «мерседес» Грязнова домчал их до «Узбекистана» — ресторана, почитаемого московскими друзьями Гоголева за отменную кухню и возможность уединения в отдельном кабинете, который хозяин заведения всегда держал для них наготове.

Едва мужчины прошли в вышеозначенный кабинет, где их ждал уже накрытый стол, как в дверях возник Турецкий.

— А вот и Александр! — обрадовался Гоголев.

— Здорово, Витя! — Турецкий крепко пожал протянутую руку.

Мужчины придирчиво оглядели друг друга.

Турецкий, худощавый, подтянутый, выглядел значительно моложе своих сорока с серьезным хвостиком. Его ровесник Гоголев, напротив, за последние годы пополнел, что при высоком росте придавало его фигуре державную осанистость.

— Загорел! Форму держишь, просто плейбой, — чуть завистливо отметил Гоголев и похлопал Александра по плечу.

— А ты все мужаешь. Вылитый генерал! — слегка ткнув товарища в живот, съехидничал Турецкий.

— Так у нас с Вячеславом работа сидячая, вот мы и мужаем. Что за начальник без живота? А тебя ноги кормят.

— И тамбовский волк мне товарищ.

— Волк — животное полезное. Санитар леса.

— Ладно, санитары, хватит трепаться попусту, — оборвал содержательную беседу Грязнов. — Садитесь, давайте-ка по рюмке!

Они выпили и с удовольствием принялись за закуску. Разговор вертелся вокруг общих тем. Следовали расспросы о семьях, друзьях и знакомых — в общем, обычная беседа людей, давно не видевших друг друга. Постепенно перешли к только что прошедшей коллегии.

— Виктору министр кости слегка перемыл, — наябедничал Грязнов.

— Это за что же? — поинтересовался Турецкий.

— А-а, — махнул рукой Гоголев. — Надоело рассказывать, но тебе, Саня, расскажу. Если Грязнов потерпит.

— Потерплю, чего уж там. Я вообще страстотерпец, — вздохнул Вячеслав Иванович.

Под очередную рюмку Гоголев поведал Александру историю срыва операции на ивангородской таможне. Турецкий усмехнулся. Покачал головой:

— Надо же! Из-за такой случайности — вся работа псу под хвост!

— Вот именно! Ну да ладно. Мы этих наркобаронов все равно возьмем. Они ведь так и не рюхнули, что засада по их душу лежала. В ту бригаду наш человек внедрен, так что я уже знаю дату захвата. Говорить не буду, чтоб не сглазить. — Гоголев суеверно плюнул через плечо.

— Да уж, не говори «гоп». А то опять девица какая-нибудь из кустов пальнет, не дай бог, — поддразнил его Турецкий.

— Вот то-то и оно! Мне эта девица покоя не дает! И мужик ее. Представляешь, парочка контрабандистов, запросто бросивших на границе машину, в которой обнаружилось почти полмиллиона баксов! Причем молодые, лет под тридцать. Видно, не в первый раз валюту провозили. Погранцы их узнали.

— Документы? Кто такие?

— Документы липовые, разумеется. Я вот к Вячеславу обращался, просил помочь мне эту дамочку отыскать.

— К Вячеславу?

— Да, они у вас в Москве обитают. Или обитали.

— Просил, это верно, — вступил в разговор Гряз-нов. — Так ни одной зацепки! Машина, которую они бросили на границе, зарегистрирована на некоего Григорьянца, представителя среднего бизнеса. А попросту — торговца фруктами с Черкизовского рынка. Только этот Григорьянц сразу после событий на той таможне уехал в Грузию. Это со слов соседей. И действительно, проезжал абхазскую границу этот господин, мы связывались с Веселым, там сей факт подтвердили. Они ж все друг друга знают. Все друг другу если не родня, то кумовья. Только в Гаграх, куда он направлялся, его нет. И попробуй найди его на просторах чужого государства. Фотороботы, составленные со слов пограничников и таможни, ничего не дали. В криминальных картотеках никого похожего на девицу или ее спутника тоже не нашли. Через оружие нужно искать, Витя! Она ведь оружие возле трупа бросила. Ты говорил, там пальчики сняли.

— А мы и искали, Слава, — откликнулся Гоголев. — И действительно нашли. И отпечатки пальчиков, и кое-что другое. Вернее, кое-кого. Только без толку как-то…

— Ну-ка? Почему без толку? Расскажи уж, облегчи душу.

— А что за оружие? Ты не сказал… — спросил Турецкий.

— Оружие, прямо скажем, странное. Не «агран» какой-нибудь, не «кедр», а ОЦ-22. Пистолет-пулемет оружейного завода в Коврове. Партиями этот пистолет-пулемет производится небольшими, конкуренции на рынке оружия не выдерживает. Хотя пистолет неплохой. Главное достоинство — компактность при вполне приличной дальнобойности. Но это так, к слову. Заводского номера на нем нет, но на стволе этакий вензель имеется, вроде инициалов, вроде бы «КЖ», хотя очень витиевато и потому не очень понятно, что за буквы да и буквы ли это. Короче, отправил я в Ковров парнишку одного. Очень толковый у меня парень есть, Валера Балясников.

— Ну? Дальше, Витя, не томи! — перебил обстоятельного Гоголева нетерпеливый Грязнов.

— А дальше целая сага о Форсайтах. Парень мой связался с работягами, там ведь каждый взрослый мужик на этом оружейном работает. Короче, вывели его на человека, который этот пистолет собирал. Некто Кирилл Житомирский.

— Значит, на стволе инициалы «КЖ»?

— Да. Встретился мой Валера с этим «каже», водочки с ним выпил, разговорил. И с другими мужиками местными побеседовал…

— И тоже водочки выпил, — встрял Грязнов.

— Короче, такая получилась картина. — Не среагировал на шутку Гоголев. — Жили-были в городе Коврове папа с мамой, сыном и дочкой. Брат десятью годами старше сестры. Родители не ладили. Мама преподавала в музыкальной школе. Но это так, номинально. А фактически занималась спекуляцией. Тогда ведь не было понятия «малый бизнес». И была эта дама особой очень талантливой в определенном смысле. Возьмет этак человека за руку, посмотрит в глаза и скажет что-то вроде: «Красавица, эта вещь сделает вас совершенно неотразимой! Да вы без этой вещи просто завтра же умрете!» И красавица покупает нечто, что уродует ее до неузнаваемости. Потом опомнится, бежит возвращать товар, но не тут-то было. Короче, даму эту в Коврове не любили. Но и боялись. Местные говорят, что отцом этой мадам был чуть ли не старообрядец какой-то или монах. То ли изгоняющий бесов, то ли наоборот. Черт его знает, неважно. Но якобы мадам эта и сама могла порчу навести… А папа— потомственный охотник, мужик Простой и бесхитростный. Как известно, в одну узду запрячь не можно… Короче, родители развелись. Отец забрал мальчика к себе, дочь осталась с матерью. Мальчик Кирилл взрослел, девочка Оля росла. Брат и сестра хоть и жили врозь, но дружили. Она вообще часто бывала в доме отца. На охоту ее брали, стрелять научили. Хорошая была девочка — лучистая. С харизмой, как теперь говорят. И в музыкальной школе училась, все как положено. Когда ей было шестнадцать, влюбилась Оля в мальчика Диму — сына предисполкома. Тут как раз нагрянули в Ковров первые лохотронщики. Явились в виде гербалайфщиков. Мама девочки, Галина Юрьевна, влилась в их ряды и тут же нашла себя на новом поприще, окунулась в дело с головой… Было лето. У Оли каникулы. И мальчик приглашает ее на дачу родителей. Мама Олю отпускает. А на даче, вместо самого мальчика, обнаруживаются трое парней с соседних дач, сыновья местной власти: военкома, начальника милиции и санитарного врача. Все хорошо знакомы Оле. Выражаясь современным языком, одна тусовка. «А где же Дима?» — удивляется Оля. «А он в магазин ушел, скоро вернется. А пока давай, Оленька, выпьем». Примерно такой разговор. Выпили. А потом трое этих подонков, нажравшись водки, насилуют девочку. И так, и сяк… Дима на даче не появился. Что было дальше? Подонкам ничего не грозило. Ольга не выходила из дома, так как о ее позоре уже каким-то образом узнал весь город. Брат, работавший на оружейном заводе, как раз в отделе сборки, имел дома пистолет. И едва не убил сына военкома, одного из насильников. Но не убил, ранил. И перед тем как его взяли, отдал оружие сестре. Мать отвезла Ольгу в глухую деревню, к своему отцу. Тому самому — не то монаху, не то колдуну. Сама же уехала к сестре в Ивангород. Вскоре и семейка предисполкома перебралась в Москву, на повышение… Все это Кирилл узнал, когда вышел из заключения. Он отсидел семь лет, в течение которых ни мать, ни сестра не написали ему ни строчки. Кроме того, оказалось, что его отец погиб при пожаре в собственной квартире. А вместе с ним сгорел весь семейный архив — фотографии и все такое. Кирилл съездил в деревню. Дед-колдун сообщил, что Ольга давно перебралась к матери. Он написал письмо в Ивангород. Ни ответа, ни привета. А вскоре заехали к нему на крутой тачке с московскими номерами крепкие ребята и наказали, чтобы он забыл навсегда свою родню. Нет, мол, у него ни матери, ни сестры, ни тетки. Вот такая история.