Нулевой день - Рут Уэйр Страница 34

Поезд набирал скорость. Мы отъехали от платформы и наконец оказались в ярком бодрящем свете зимнего дня.

Я откинулась на спинку сиденья и выдохнула, будто по команде.

Получилось. Лондон позади!

– Остановите здесь, – попросила я таксиста. Он затормозил и с сомнением оглядел пустынную парковку. Наверное, летом там симпатично: киоск с мороженым, пластиковые ведерки и лопатки. Холодным февральским днем она смотрелась заброшенной.

– Точно?

Я кивнула. Из-за таких вопросов и опасалась брать такси, но пять миль идти пешком от станции Рай по проселочным дорогам, да еще в темноте – тоже мало приятного.

– Да. Жду подругу.

Водитель пожал плечами.

– Восемь фунтов двадцать пенсов.

Я наклонилась, отсчитала сдачу с покупки билета до последнего пенса и добавила смехотворные чаевые, но запас наличных таял пугающе быстро, а я не знала, когда смогу раздобыть еще. Впрочем, водитель с виду не обиделся, без особого труда открыл дверцу, несмотря на порывы ветра, и достал из багажа мой рюкзак.

– Вот, милая. Удачи. – Он кивнул на живот, и меня вновь с силой накрыло чувство стыда.

Я подождала, пока он сядет обратно и повернет к главной дороге, а затем пошла вдоль пляжа к месту, где, как я очень надеялась, стоял домик Ноэми.

Было ужасно холодно. Ветер поднимал песок до самых колен и с такой силой, что даже сквозь джинсы песчинки кололись, точно крохотные иголки.

Ноги вязли в дюнах, глаза слезились от ветра, песка и морских брызг – я пожалела, что не попросила довезти до самого дома, но это слишком опасно.

Телефон подсказал: от парковки до нужного места всего полмили, но кучки песка все не кончались. Мне уже казалось, что дом гораздо дальше, и я зря пошла пешком. Ноги стали ватными, в рюкзак точно кирпичи положили, а не одежду, инструменты и спальный мешок, рана под ребрами адски болела.

Я покачала головой, смахнула с ресниц соленые брызги. Чего это со мной? Я сильная, крепкая, спортивная. Может, Гейб и снимал без труда крышки с банок и вытаскивал стиральную машину из шкафа, когда засорялся шланг, зато у меня хватало выносливости. В прошлом месяце я пробежала полумарафон по холмам в поддержку исследований раковых заболеваний. А сейчас по пляжу пройти не могу?

Правда, конечно, состояла в том, что ничего этого Гейб делать уже не будет. Он умер. Снимать крышки и разбираться со всеми трудностями предстоит теперь мне.

Мысль о такой несправедливости вновь сразила меня точно удар под дых – я опустилась на песок и закрыла лицо руками. Может, лучше сдаться и лежать, покуда волны не унесут в открытое море? В чем смысл бороться? Кого я обманываю, разве я справлюсь одна? И уж точно не найду убийцу Гейба. Да, я умею взбираться на стены и вскрывать замки, но расследовать убийство мужа?.. Это работа полиции. И подозреваемого они уже нашли – меня.

Но я не могла сдаться. Не могла сидеть, упиваясь жалостью к себе. Словно стальная рука побуждала подняться, идти дальше. Даже не сознание – разум как раз говорил, что я дура и пора отступить. Нет, мною двигала другая сила из глубины души. Твердая, неукротимая часть меня, которая отказывалась поддаться горю из-за смерти Гейба, по крайней мере, пока. Часть меня, которая велела стоять в ванной и тереть голову, пока не исчезнут последние следы красного – и пусть больно, и пусть щиплет глаза от паров осветлителя. Часть меня, которая на работе убеждала не сдаваться охранникам, а пройти еще немного, найти еще один файл, хотя Гейб говорил: достаточно, можно идти домой.

Ну, дом я потеряла. И слезы тут не помогут. Оставалось только двигаться вперед.

Я медленно выпрямилась, прижав рану рукой, чтобы унять боль, поднялась и зашагала по тропинке вглубь острова, а тьма тем временем сгущалась.

Ветер стих, вместо него пришел туман, клубящийся морской туман. Поначалу только клочья, потом они слились в сплошное покрывало, оно уплотнялось, пока я не перестала видеть собственные руки. Фонарик на телефоне мало помог: он превращал подвижную тьму в безликую белую стену, а свет фонаря, отражаясь от нее, бил мне прямо в глаза. Я устала спотыкаться, выключила его и подождала, пока зрение приспособится к темноте.

Со временем неясные очертания слились в одно, не холм или дерево, а нечто более определенное – вроде бы здание. Вскоре я больно ударилась голенью. Сначала подумала, о забор, но затем поняла: это брус, точнее несколько, уложенных друг на друга. За ними рука нащупала землю. Видимо, наткнулась на садовую скамейку или клумбу с деревянными стенками.

Осторожно нашаривая путь в сумраке, я шагала к темному силуэту в тумане и молилась: хоть бы дом Ноэми! А если нет, уже серьезно подумывала вломиться и лечь спать, кому бы он ни принадлежал. На мобильный больше не полагалась: маркер нерешительно прыгал по карте, и ни один вариант не совпадал с тем, который Коул показывал на своем телефоне в Лондоне. «Точность местоположения: низкая», – обнадеживали карты. Я вспомнила свое сообщение Гейбу: «Да ты гений».

Вблизи стало понятно, что маленькое здание вполне соответствует описанию Коула: рифленая крыша, черные стены, парадная дверь горчичного цвета. Окончательно меня убедила деревянная табличка с едва заметным истертым названием летнего домика: «Морская пена». Поспешно, почти дрожа от облегчения я порылась в переднем кармане рюкзака и вытащила ключ, который утром дал мне Коул, открыла замок и вошла в дом. Замерзшая, голодная, еле державшаяся на ногах от усталости, но вошла, и хорошо.

Сообщение я заметила больше часа спустя. Неизвестно, когда оно пришло. Я долго зажигала лампы, разводила огонь в камине и кипятила чайник. Коул предупреждал: отопления нет, только не упомянул, что и электричества тоже. Точнее, когда-то было – я увидела по меньшей мере две розетки, а у диванчика стояла лампа для чтения, – но либо свет выключили, либо дом вообще отключили от сети. В общем, сколько бы я ни возилась с изысканным старым щитком, ничего не вышло, и в конце концов обошлась масляными лампами и свечами, расставленными повсюду.

В тусклом мерцании свечей я лучше разглядела красоту коттеджа, хотя такое серьезное слово мало ему подходило. Скорее, однокомнатный домик с высокими балками. На кухне были фарфоровая раковина с одним только холодным краном и винтажная плита пятидесятых годов, работающая на газе в баллонах, а вдоль стены тянулись