Наталья Солнцева - Полуденный демон Страница 35

Самовар вскипел быстро. Хозяйка налила чай в большие чашки с цветком на боку, принесла варенье.

– Угощайтесь, сама варила. Из своей смородины.

– Спасибо…

Лавров набрал себе на блюдце несколько ложек, обдумывая услышанное. Пока слова женщины не расходились с тем, что поведал таксист. Но она должна знать больше.

– Нашли убийцу?

– Какое там! – покачала головой женщина. – Поначалу ходили по всем дворам, вопросы задавали. Только без толку. Никто ничего не видел, не слышал. Лизку в саду нашли… мертвую. Посреди бела дня кто-то с ней расправился.

– Она после смерти мужа одна жила?

– Ну да… стала бы она мужа изводить, чтобы одной куковать. Нет, конечно. У нее вдруг кавалер объявился, переселился в дом, который Сухомлинин построил. Соседи невзлюбили Лизку, но открыто неприязни не выражали. Побаивались. За глаза осуждали, а в глаза лебезили. Она была красивая женщина… и страшная…

Последнюю фразу хозяйка произнесла шепотом и оглянулась на дверь. Словно Лиза могла войти и поймать ее на сплетнях.

– Правда? – не поверил Лавров. – Отчего же ее все боялись?

– Взгляд у нее был больно пронзительный, огненный. Посмотрит, будто молнией поразит: ноги подкашиваются, губы немеют, а в груди жар. На улице все голову опускали, когда она навстречу шла. А после смерти, говорят… Лизка стала являться сожителю по ночам, соблазнять его и… пить кровь.

– Вы шутите! Сейчас в моде вампиры, но это все выдумки.

– Не скажите, – отвела глаза женщина. – Я раньше тоже считала подобные вещи чепухой. Однако все заметили, что мужик начал буквально таять. Похудел, побледнел. И решил съехать, выставил дом на продажу.

– Может, он просто сильно горевал по своей возлюбленной?

– Какое вы хорошее слово употребили: возлюбленная. Нынче его редко услышишь.

Хозяйка задумалась, подперев щеку рукой. У нее, судя по всему, личная жизнь не сложилась.

– Может, и в самом деле злые языки напраслину возвели на Лизавету? Она, видать, любила сожителя, раз все имущество ему оставила. Они ведь не были женаты. Жили гражданским браком. Сейчас это так называется.

Лавров ел варенье и запивал чаем. Чай казался ему жидковатым, а варенье понравилось.

– Кто нашел тело Сухомлининой? – спросил он, подчиняясь инстинкту бывшего опера.

– Садовник ихний…

– Садовник?

–Да, – кивнула собеседница. – Чему вы удивляетесь? Сухомлинины держали садовника и приходящую домработницу. Средства позволяли, отчего ж не держать.

У Лаврова руки чесались достать снимок Бориса, сделанный украдкой, когда тот возвращался от Ветлугиных домой. Он понимал, что делать этого нельзя, иначе рухнет его «легенда». Откуда у случайного покупателя фотография бывшего садовника покойных хозяев? Соседка сразу смекнет, что гость не тот, за кого себя выдает. И замкнется. А он еще не все выведал.

– Так, может, садовник и убил хозяйку? Заимел на нее зуб и прикончил?

– Если бы он убил, его бы посадили.

– Резонно…

«Неплохо бы поговорить со следователем, который вел то дело, – подумал он и сразу отказался от этой идеи. – Будь у криминалистов хоть какая-нибудь серьезная зацепка, вряд ли Ветлугин разгуливал бы на свободе. То же касается и садовника».

То, что садовник Сухомлининых и Ветлугиных – один и тот же человек, не вызывало у него сомнений. Выходит, любовник убитой Лизаветы притащил садовника с собой на новое место жительства. С какой стати? Так прикипели друг к другу, что не смогли расстаться? А может, они сообщники? Их объединяет общая тайна?

– Вы кушайте, кушайте, – потчевала гостя пожилая дама. – Я вам чайку горячего подбавлю.

Но Лаврова уже занимало совсем другое:

– Вы ходили на похороны Сухомлининой?

– Как же без этого? Почитай, вся улица собралась. Лизавета лежала, как живая, в нарядном платье, на шее шарфик повязан, чтобы рану скрыть.

– В таком виде она и сожителю являлась?

– Это мне неизвестно.

– Выходит, покойная хозяйка выжила из дома наследника? Вынудила его уехать?

– Похоже, так и было. Наши кумушки болтали, будто она по ночам вставала из могилы и шастала по улице. Некоторые даже божились, что видели ее!

– А… как она выглядела?

– Как-как? Высокая, стройная… черноволосая… с горящими углями вместо глаз. Не идет – порхает над землей; на шее глубокая рана, а на губах – кровь…

– Да ну? – не поверил Лавров.

– Врать не стану, саму Бог миловал с этакой нечистью встретиться. Но бабка Устинья из последнего дома на улице рассказывала, что нос к носу столкнулась с Лизаветой. Ее сперва обожгло, а потом таким холодом обдало, что она обмерла вся. А когда очухалась, припустила домой, ног под собой не чуя.

– Бабка небось в возрасте?

– За восемьдесят перевалило, – кивнула хозяйка. – Но еще крепкая, старой закалки. Сама себя обихаживает и правнуков нянчит. Думаете, она не в своем уме? Зря.

– Может, ей померещилось со страху?

– Может, и померещилось. Только после этого несколько смельчаков с нашей улицы собрались и в глухую осеннюю ночь отправились на кладбище, где Лизавета похоронена. Решили могилу проверить. Раскопали, а там… пусто! Один гроб, а трупа как не бывало. И земля рыхлая… словно кто-то ее недавно потревожил…

ГЛАВА 22

Бразилия, селение Убайтаба. 1928 год

–Я думал, ты погиб, – хмуро глядя на Исленьева, заявил Вацлав. – Почему не давал о себе знать? Я ждал хоть какой-нибудь весточки.

– У меня развилась нервная болезнь, – не моргнув глазом, солгал тот. – Память отшибло в результате сильного душевного потрясения.

– В этом ты не одинок. Я прочесал весь Порту-Сегуру[10], близ которого затонула «Принцесса Мафальда». Там о тебе никто не слышал. Зато мне наперебой рассказывали леденящие кровь подробности катастрофы.

– Это было еще ужаснее, чем можно себе представить! Не иначе как сам дьявол постарался привлечь к месту гибели корабля стаю акул. Вообразите, патрон: ночь, на волнах качаются переполненные людьми шлюпки. Вокруг барахтаются пассажиры, которые надеялись спастись вплавь. Зловещий свет луны падает на мелькающие в черной воде сигарообразные тела хищных зубастых тварей. Вопли боли и ужаса, хруст перекусываемых весел до сих пор стоят у меня в ушах. Акулы переворачивали лодки и рвали на куски человеческую плоть. У них началась «пищевая лихорадка». Они опьянели от крови и выпрыгивали из воды, бросаясь на свою добычу. Даже свет прожекторов со спасающих кораблей не отпугивал их. Бразильский эсминец открыл по акулам стрельбу холостыми зарядами, но тех было не остановить…

Вацлав равнодушно кивал, всем своим видом давая понять, что его этим не проймешь.

– Я читал в газетах, какая жуткая участь постигла пассажиров и команду «Принцессы», – невозмутимо изрек он, когда монолог Исленьева иссяк. – Более трехсот человек поглотила морская пучина. Многие, кого удалось спасти, умерли от ран, нанесенных акулами. И почти все страдают нервными болезнями.

Он смерил Исленьева недоверчивым взглядом и добавил:

– В том числе и ты, Росси.

Во избежание кривотолков и путаницы с документами, Исленьев решил остаться в Бразилии под тем же именем, под которым его знали в Генуе и на погибшем лайнере. Встретить здесь, в прибрежных городках, португальца или итальянца было привычным делом и не вызывало подозрений. Население сплошь состояло из европейцев, метисов и чернокожих. Затеряться среди них не составляло труда.

«Как патрон отыскал меня? – гадал раздосадованный Росси. – Наверное, мне следовало сменить фамилию!»

Они с гостем сидели на открытой террасе дома, выстроенного в колониальном стиле. За домом шумела сельва[11]. Впереди был разбит сад, за ним тянулась дорога, по которой с плантаций возили сахарный тростник.

Росси начал привыкать к здешней размеренной жизни, к зонтичным кронам деревьев, к влажной зелени, лианам и тропическим ливням. Он поселился в Убайтабе, чтобы не видеть океана. Плеск волн, бирюзовая толща воды и горизонт в солнечной дымке наводили на него тоску.

– Это судно с самого начала было обречено, – сухо продолжал Вацлав. – Недочеты в конструкции сделали его ненадежным. Не понимаю, как оно продержалось на линии девятнадцать лет? Наконец, у него переломился гребной вал, в машинное отделение хлынула вода, котлы взорвались… и оно отправилось на дно.

– Именно тогда, когда на борту был я, все это и случилось, – саркастически усмехнулся Росси. – Странно. Вы не находите, патрон?

– Не моя вина, что Ганс Майер купил билет на последний рейс проклятого лайнера.

– По-моему, тут существует некая подоплека. Зачем вы послали меня на «Принцессу Мафальду»? Хотели моей смерти?