Наталья Андреева - Соло для пистолета с оркестром Страница 35

Хотелось доказать, что самый умный. Еще смешнее. Кому? Он взял с тарелки маринованный огурец, и, хрустнув им, сказал:

— Доложишь начальству. Вернуться хочу в родные пенаты. Набегался. Признаю свои ошибки. Готов даже принести извинения.

— Да? — обрадовался Мельников. — Это ты, Дима, правильно решил. Я поговорю. Молодец, одумался. Может, и жена тебя простит.

— Постой-ка, — начал соображать Глазов. — Что-то ты все о Светлане да о Светлане… Тебе, что ли, в жилетку плакалась? В блондинку перекрасилась, помада новая … Мельник, ты в своем уме?!

— А что? — слегка испугался Аркаша. Черного пояса по карате у Глазова не имелось, но мужик он был основательный, и бил больно. Как учили. Мельников это видел на совместных учебных занятиях и теперь поспешно начал оправдываться: — Да ничего не было, Димка! Честное слово! Ну, в ресторан сходили. Ну, поговорили. Ну, проводил до дома. Ты-то сам, чем в эти дни занимался? Не тем же самым? Бабу охмурял.

Глазов мысленно сложил два и два. И внезапно протрезвел. Вот оно что! Аркадий знает, что у него новая машина. И Светлана знает про Юлию. Мельников и Светка встречались, и не только сегодня. До дома, значит, проводил. Значит… Он вздрогнул от неожиданной догадки:

— Мельник, вы за мной следили?!

— Тебе надо быть внимательнее к своей жене.

— Да причем здесь моя жена?! Наплевать и забыть! Ты гораздо больше знаешь, чем вытянул из меня! Ну? Говори!

Тот не ответил, вытер салфеткой влажный рот и поднялся с дивана.

— Я должен служебные тайны тебе выдавать, Дима? Не должен. По морде хочешь врезать — ну врежь. Отведи душу. Только ты не забудь, в каком деле я умный, а ты дурак. Разуй глаза.

Глазов не поверил. Мельников явно на что-то намекает. Он взял себя в руки и миролюбиво сказал:

— Ты сядь. Сядь.

— Только без глупостей, — предупредил Аркаша. — И без нервов.

— Хорошо.

Мельников присел на диван.

— Я хочу узнать, кто лет шесть с половиной назад делал пластическую операцию Андрею Никольскому. В какой клинике это было. Для справки: у него был ужасный шрам на левой щеке, на другой след от ожога. Приметная личность. Возраст — лет тридцать с небольшим. И еще: не делала ли в то же время себе пластическую операцию чернокожая американская журналистка. Может, просто консультировалась.

— Зачем это тебе? — подозрительно спросил Мельников.

— Хочу выяснить, кто эта женщина. Имя, возраст. Что с ней стало. В той статье, которую я читал о режиссере Андре Никольски, не упоминается ни о какой жене. Можешь это для меня сделать?

— Могу.

— Заранее благодарен.

— Не за что. Ведь и мне с этого навар.

— Узнаешь — позвонишь. Договорились?

— Телефончик дашь?

— Какой еще телефончик?

— Дамы, которая делает такие щедрые подарки.

— Это еще зачем?

— А вдруг ты к ней съедешь?

— Ладно. Дам.

Номер домашнего телефона Юлии Шумовой Мельников старательно переписал в свой блокнот. Как будто его там не было! Ох, и хитер Аркаша!

Провожая бывшего сослуживца, спросил:

— Что касается Светланы… Так она у тебя сегодня ночует?

Мельников дернулся и с опаской сказал:

— Послушай, старик…

— А знаешь, вы друг другу подходите. Подумай: может, ты на ней женишься? И передай Светлане, что угадала: она действительно брюнетка. Женщина, которую я люблю. Все. Пишите письма.

И он захлопнул входную дверь. И неожиданно для себя рассмеялся.

— Прямо «Санта-Барбара» какая-то, а не жизнь! — сказал вслух. — В то время как я кручу роман с другой женщиной, мой бывший друг развлекается с моей женой! Ну и черт с ними!..

…Следующие два дня Глазов сидел в своей квартире в гордом одиночестве, смотрел телевизор и читал. Посмотрел еще раз фильмы Андре Никольски, пролистал книги Акима Шевалье. Светлана зашла за вещами, молча собрала большую сумку и исчезла, не сказав ни слова. Он тоже не пытался выяснить, куда она уходит и как скоро подаст на развод. Юлия не звонила, а позвонить первым Глазов побоялся.

А вдруг она скажет: не приезжай? Если так, то неприятный момент лучше оттянуть. И он оттягивал. Сидел дома и ждал звонка. Кто-нибудь должен объявиться. И с новостями.

Первым позвонил все-таки Мельников и сообщил, что, во-первых, Светлана живет у него, а, во-вторых, что Андрей Никольский, действительно, делал пластическую операцию в одной из московских клиник. Дмитрий записал адрес и фамилию хирурга. На всякий случай спросил у Мельникова, разговаривал тот уже с хирургом, или нет. Получив утвердительный ответ, невольно хмыкнул в телефонную трубку.

В тот же день он поехал в клинику. Предварительно по телефону записался на прием к Марку Ароновичу Бауму, понимая, что время у того дорогое и расписано по минутам. Деньги, полученные от Юлии, оказались кстати: хирург за консультацию брал дорого. В клинике он работал уже лет десять, и считался ведущим специалистом в области пластической хирургии.

В назначенное время Глазова провели к нему в кабинет, сверившись со списком. Хорошенькая, кудрявая медсестра завела на него медицинскую карту и долго заполняла ее, задавая вопросы, в то время, как Баум внимательно разглядывал Дмитрия. Тот, в свою очередь, тоже присматривался к хирургу, пытаясь определить: с чего начать? Такому человеку «Союз-Аполлон» закурить не предложишь. Глазов вздохнул, а Баум спросил с типично профессорской интонацией:

— Ну-с, молодой человек, какие у вас проблемы? Я в вашем лице не вижу существенных недостатков, чтобы надо было из-за них ложиться под нож. Не красавец, конечно, но, вполне… Да-с. Вполне.

Он поправил очки в золотой оправе и еще раз критически осмотрел лицо Дмитрия:

— В артисты собрались? — Он заглянул в карту. — Двадцать восемь лет. Не поздновато?

— А наедине мы можем поговорить? — Дмитрий выразительно покосился на медсестру. — У меня тайный порок.

— Как угодно-с.

Кудрявая девушка глянула на Дмитрия с откровенным любопытством и по знаку хирурга вышла, задрав курносый носик. Глазов честно сказал:

— У меня к вам вопрос не из области пластической хирургии. У меня есть час оплаченного времени для консультации. Так я понимаю?

— Совершенно верно.

— Так вот: тайный порок у меня один. Я чрезмерно любопытен. Это не оперируется, но способ есть. Мне хочется получить у вас информацию об одном человеке. Он оперировался здесь лет шесть назад. Либо шесть с половиной. Вы должны были запомнить такой случай: шрам на лице, следы от многочисленных ожогов. У вас уже спрашивали о нем сегодня мои коллеги из уголовного розыска.

Марк Аронович сделался серьезен до крайности, поправил очки и с достоинством поднялся из-за стола:

— Извольте выйти вон, молодой человек. — И хирург указал на дверь брезгливым жестом. — Я здесь работаю, а не…

— Мое время еще не закончилось, — невозмутимо сказал Глазов, и напомнил на всякий случай: — Я заплатил. У вас своя работа, у меня своя. И вы-то свою не всегда делаете качественно. Вот, взгляните на фотографию. Это ваш бывший пациент.

И Глазов выложил на стол вырезку из журнала, где Андре Никольски был снят на фоне загородного особняка. Баум тут же сел обратно за стол и схватился за фотографию. Профессиональный интерес в нем был сильнее.

— Не может быть, — он вновь с волнением поправил очки. — Я же прекрасно его помню. Ну да. Андрей Никольский. Глубокий шрам на левой щеке, шов, сделанный каким-то кустарным способом. Ужасная, грубая и очень непрофессиональная работа. Ткани рассечены настолько глубоко, что скрыть увечье полностью невозможно. Ну вот и здесь это заметно, как же, — он с облегчением ткнул пальцем в борозду на щеке режиссера.

— Но здесь Никольский все-таки неплох. Согласитесь. А после ваших операций все равно оставался обезображенным. Что, заплатил мало? Или операция прошла неудачно?

Баум вытер пот со лба. Он заметно волновался:

— Вы видели его? Откуда знаете, какой он был? Это он вас послал? Что, у него есть какие-то претензии? Я сделал все, что мог. Слышите? Да, операция не слишком удалась. У всех бывают неудачи. Я переживал. Предложил ему повторную операцию через год. Бесплатно. Да-с. Бесплатно. Но он не появился больше в клинике. Думаю, все дело в женщине.

— В какой женщине? — тут же ухватился Глазов.

— Они встретились у двери моего кабинете, — усмехнулся Баум. — Американская журналистка. Имя такое… Типичное. Салли. Да-да. Именно Салли. И фамилия соответствующая: Смит. Представляете? Просто Салли Смит. Чернокожая женщина. Она хотела сделать себе европейское лицо. Нос, по крайней мере. Как у этого… у Джексона… — и Баум невольно поморщился. — Волосы распрямить.

— Зачем? — удивился Глазов.

— Ну, они наслышаны о нашей медицине. В Америке такие услуги стоят гораздо дороже. И потом, я, как пластический хирург, довольно известен. Да-с, известен, молодой человек. Поймите меня правильно, я не оправдываюсь. Ему я очень хотел помочь. А ей… Может быть, она встретила кого-то в России и захотела изменить свою внешность, чтобы как-то адаптироваться в этой стране, выйти замуж. Может быть.