Эвелин Энтони - Валентина Страница 35

- Что он сказал, полковник? Какие новости?

- Обнадеживающие, - коротко ответил Де Шавель. - Он полон надежды. Спите, Ракович, прежде чем эти проклятые казаки нападут опять.

- Я был бы рад уснуть навеки, - пробормотал Поль, - только мне не дает моя проклятая нога.

Атака состоялась в четыре часа утра. Когда совсем рассвело, Де Шавель сдержал слово и выяснил, кто из раненых в состоянии сражаться. В этот день их было восемьдесят. Через три дня в маленьком лесу под Красным их оставалось с Де Шавелем лишь двадцать, а под командой Нея - три тысячи.

В Борисове стоял французский гарнизон; он охранял мост через Березину, который должен был послужить императору и его войскам. Они двигались из Орши. Офицер, охраняющий мост, привык к незнакомцам - из России шли беженцы со своим имуществом, часто встречались жены офицеров, оставленных в Смоленске, когда основные силы были брошены на Москву. Он перестал быть осторожным, пропуская их. Другое дело - пропустить экипаж в противоположном направлении. Он не поверил солдату, который сообщил ему, что сани с двумя женщинами и французским офицером, с двумя слугами верхом, просят разрешения проследовать через Борисов. Мужчина настаивал на этом.

- Это правда, месье. Офицер сказал, что он майор Де Ламбаль и что у него письмо от министра иностранных дел, которое гарантирует им безопасность. Я не позволил им проехать без вашего разрешения, но он ругается, как дьявол. И одна из женщин тоже. Язык, как у драгуна. Вы подойдете, месье?

- К черту всех. - Офицер ругался всю дорогу до моста. Если у этих людей действительно письмо, тогда ему придется пропустить их. Конечно, это может быть подделкой. Они могут оказаться шпионами.

Сани стояли на другом берегу реки. Небо было свинцовым, шел снег, было очень морозно. Гарнизону в Борисове повезло: здесь имелись продовольствие и надежное убежище, им приходилось мало сражаться, беспокоили лишь набеги партизан. Настанет и их очередь, конечно, отражать атаки русских.

Большие сани с широкими полозьями легко скользили по заснеженной поверхности; лошади были широкогрудыми и сильными, пар от их дыхания клубился в холодном воздухе. Слуги ехали верхом тоже на хороших лошадях. Это был экипаж важного и богатого человека. Поль Де Ламбаль вышел и поджидал охранника. Он постукивал ногой об ногу, чтобы не замерзнуть, и разговаривал через плечо с женщиной, которая высунулась следом за ним, ее темное лицо было обрамлено соболиным мехом.

- Оставьте это мне, княжна. Нам может понадо биться такт в разговоре с этим господином.

Беседа не заняла слишком много времени; Де Ламбаль представил свои бумаги и письмо от Маре.

- Война проиграна, и мы все в ней проиграли. Идите и будьте убиты, если вам того хочется.

Офицеру в Борисове оставалось жить лишь четырнадцать дней, но в тот морозный ноябрьский день он считал себя бессмертным, если такое вообще могло быть. Ему исполнилось лишь двадцать восемь, он был очень самоуверен.

- Вы можете проезжать, майор, - сказал он. - Могу ли я задать вам один вопрос?

- Спрашивайте, - ответил Де Ламбаль, - обещаю вам ответить.

- Какого черта вы и эти две дамы едете в Россию, тогда как все остальные стремятся вырваться оттуда?

- Мы собираемся присоединиться к армии, - ответил майор. - Я так понял, что император где-то между Борисовым и Смоленском. Мы разыскивает друга. Я ответил на ваш вопрос?

- Майор, - сказал молодой человек, - проведя здесь три с половиной месяца, я могу поверить чему угодно. Езжайте в Оршу, если вы сможете найти дорогу в этой глуши. Что мне следует сделать, так это посоветовать вам остаться здесь и ждать, пока подойдет армия. Русские преследуют императора, мы ожидаем сражений. Если вы уедете, то будете убиты.

- Мы свободны ехать или нет? - Он повернулся к женщине, которая выглядывала из саней. Она была красива восточной красотой. Ее тон был таким высокомерным, что охранник покраснел от ярости.

- Вы свободны, - ответил он, - если вы сумасшедшие!

- Тогда, ради Бога, поехали! Садитесь, майор. Янош, трогай лошадей, а то они примерзнут к земле.

Майор откланялся, и в следующий момент большие сани тронулись через мост и растаяли на другом берегу Березины.

- Сумасшедшие, - сказал офицер сам себе, направляясь обратно. Абсолютно сумасшедшие. Они не успеют проехать и пятидесяти миль, как их разрежут на куски казаки. - Он вернулся в свое удобное жилище и забыл о них.

Они выехали из Варшавы неделю назад, на два дня останавливались в Вильно, где Де Ламбаль получил аудиенцию у министра иностранных дел и правдивое описание положения армии Наполеона. Он сделал последнюю попытку отговорить Валентину от этого путешествия, но она лишь спокойно выслушала, потом сказала, что поймет их, если он и ее сестра повернут обратно. А она уезжает утром. Во время длинного путешествия графиня была очень молчалива. Она, казалось, отдалилась от Александры и от него, хотя они спали бок о бок, ели вместе, вместе исследовали маршрут. Она была нежной, но никогда не жаловалась на неудобства, на плохие условия. Все ее мысли сконцентрировались на чем-то или на ком-то.

- Если он мертв, - сказал однажды майор Александре, когда они остались одни, - я боюсь, она покончит с жизнью.

- Я тоже так думаю, - согласилась сестра. - И это одна из причин, по которой я рада, что вы с нами. Мне понадобится помощь, чтобы привезти ее обратно в Польшу. Мне бы хотелось, чтобы она никогда не встречалась с ним! Она как заколодованная!

- Она очень сильно влюблена, - заметил майор.

Александра с раздражением передернула плечами.

- К черту любовь! Сентиментальная чепуха!

Он посмотрел на нее и засмеялся. С того разговора в его доме он ни разу не дотронулся до нее; он не собирался этого делать, пока не наступит нужный момент.

- Вы не верите в любовь, я знаю, - сказал он. - Но вы поверите, дорогая княжна, поверите! А когда это случится, вы станете не более разумны, чем ваша сестра!

На третий день они попали в снежную бурю; лошади шли медленно, мороз был таким сильным, что металлические части саней обжигали, как будто были раскалены докрасна. Было невозможно ничего разглядеть, даже дышать становилось почти невозможно. Майор заставил Валентину и ее яростно спорящую сестру свернуться на полу и укрыться шкурами. Сани остановились. Через несколько минут снег стал заносить их. Де Ламбаль спрыгнул, растирая лицо рукой, и направился к лошадям. Животные дрожали, они покрылись ледяной коркой. На шее одной из лошадей съежился Ладислав, он умер от холода. Де Ламбаль стащил его, поднял на руки и отнес в сторону; не было времени хоронить его, снег это сделает быстрее. Он закричал на Яноша, который неподвижно сидел на лошади.

- Он мертв! Насколько ты замерз? Ты чувствуешь свои пальцы?

- Не очень хорошо, - прокричал Янош. - Но со мной все в порядке, я могу двигаться дальше.

- Нет, не можешь, - решил майор. Ему не понравились его медленные движения и слабый голос. Скоро он может замерзнуть, как и его товарищ. Слезай. - скомандовал он. - Иди к саням и полезай внутрь. Объясни княжне, что случилось, скажи ей, что я приказал тебе ехать внутри. Я сам поведу лошадей!

Он взобрался на его место и взял в руки поводья. Они совсем замерзли, и ему понадобилось все его умение, чтобы заставить лошадей сдвинуться с места.

Дороги не было видно; вокруг кружились вихри снега; он стал двигаться в неопределенном направлении, просто чтобы сохранить животных. Через некоторое время он перестал чувствовать холод; от снега и ветра у него перехватывало дыхание, его легкие наполнялись льдом; он закрыл глаза и двигался вслепую. Так он ехал час за часом, пока не почувствовал, что на него наваливается сон, который может стать смертью. У Де Ламбаля в кармане была фляжка с бренди; с огромным усилием он сунул правую руку в карман и достал ее, но это было так тяжело. Карман, казалось, примерз к остальной одежде. Он сдался и забыл о том, что собирался делать. Постепенно пелена снега стала прозрачнее, ветер стал утихать. Последним усилием он сполз с лошади и почти упал в снег. Над ним склонился Янош.

- Вставайте, месье, идите в сани. Я уже отогрелся. Давайте, вы должны заставить себя!

Он с трудом поднялся на ноги, с помощью слуги добрался до саней и почувствовал, как сильные руки втянули его внутрь. Он не знал; что находился на холоде более шести часов. Над ним склонилась Александра; она стянула перчатки с его рук и растирала их. Валентина набросила на него мех. Он открыл глаза и улыбнулся смуглому лицу, которое было так близко от него; она злилась и ругалась. Ее щеки были мокры от слез.

- Дурак, идиот! Почти замерз до смерти! Валентина, дай мне фляжку с бренди. - Она поднесла ее к его губам, и он сделал глоток, ему обожгло горло.

- Достаточно, - сказал он. - Нам это еще понадобится. - Он еще не согрелся, но чувство чрезвычайного холода покинуло его, он начал дрожать.

Александра повернулась к сестре: