Дик Фрэнсис - Бурный финиш Страница 35

— Хорошо, — сказал Ярдман, когда Билли закончил. Он посмотрел на часы, выглянул в окно и спросил: — Готовы?

— Готовы, — ответили Джон и Билли.

Я промолчал. Я не был готов.

Все трое двинулись в заднюю часть самолета, пригибаясь под багажными полками и спотыкаясь о цепи. Я быстро понял, что Ярдман умел обращаться с веревкой: я не мог даже пошевелить руками. Я попытался ослабить путы, но из этого ничего не вышло. Вдруг я заметил, что на меня смотрит Альф. Он появился из головной части салона и стоял, глядя на меня с обычным, туповатым выражением на лице.

— Альф! — окликнул я его. — Развяжи меня.

Он не услышал. Он стоял и смотрел на меня, ничему не удивляясь. Не испытывая никаких чувств. Затем он повернулся и ушел. Он был воистину глух. Похоже, в каком-то смысле и слеп тоже. Так было удобнее. Он никому не рассказывал о том, что видел. Он ничего не сказал мне о Саймоне.

Я с болью подумал о Габриэлле. Сейчас она отчаянно борется за жизнь в Милане. Доктор сказал, что могут быть проблемы. Инфекция, пневмония. Но если она умрет, все для меня потеряет смысл. Нет, она не может умереть. Она должна выжить. Страх за ее жизнь на какое-то время вытеснил все остальные эмоции, а среди них и необходимость опасаться за свою собственную жизнь. Ее шансы выжить были примерно пятьдесят на пятьдесят.

Что касается меня, то и один к ста был бы невероятным везением.

Через десять минут, показавшихся мне вечностью, вернулись Билли и Ярдман с Патриком. Патрик смотрел на меня, и на его напряженном лице было написано неверие. Я понимал, что он сейчас чувствует. Билли пихнул ему в спину револьвер, а Ярдман указал на одно из двух кресел сзади. Они сели в пятнадцати футах от меня. «Внимательная аудитория, — кисло подумал я. — Первый ряд партера».

— Он не прочь сделать крюк, твой дружок-пилот, — прошептал мне в ухо Билли. — Попроси его изменить маршрут.

Я смотрел не на Билли, а на Патрика. Ярдман что-то неторопливо объяснял ему, но шум моторов мешал мне расслышать слова. Янтарные глаза Патрика сейчас казались темными на осунувшемся лице. Он умоляюще поглядел на меня. «Умоляй сколько угодно, — думал я. — Только не сдавайся». Но он не выдержит. Он слишком мягок.

— Проси его, — велел мне Билли.

— Патрик! — крикнул я.

Он вскинул голову, готовый слушать. Трудно быть убедительным, когда приходится перекрикивать шум мотора, но я попробовал:

— Пожалуйста, лети назад в Милан...

Три секунды стояло безмолвие. Затем Патрик сделал попытку встать с кресла, но Ярдман усадил его назад. Он что-то ему сказал, отчего решительность исчезла с искаженного отчаянием лица пилота. «Патрик, — отчаянно молил я про себя, — ну будь же благоразумен. Встань и уйди».

Билли отвинтил глушитель с револьвера и спрятал его в карман. Он аккуратно расстегнул пуговицы на моей рубашке, отогнул воротник и запихал полы в брюки сзади на пояснице. Мне было холодно и неловко. Лицо Патрика, и без того бледное, побелело еще сильнее.

Билли ухватился за мою повязку и одним движением отодрал ее.

— Эй, разве это называется промахнулся? — крикнул он Ярдману.

Ответ Ярдмана утонул в гуле моторов.

— Знаешь, что я тебе скажу? — осведомился Билли, вплотную приблизив ко мне свое ухмыляющееся лицо. — Я получаю от этого удовольствие.

Я промолчал. Он прижал револьвер к моему боку, к ребру, точно над первой ссадиной. Затем толкнул меня так, что я оказался лицом к стене из брикетов сена.

— Не шевелись, — приказал Билли, отвел револьвер назад дюйма на четыре так, что дуло по-прежнему касалось моего бока, и нажал спуск.

На таком близком расстоянии без глушителя выстрел грянул, словно раскат грома. Пуля, поцарапав кожу над моим ребром, вонзилась в стену из сена. Пламя из ствола опалило бок. В боксе за моей спиной забеспокоились кобылы. Неплохое будет осложнение, размышлял я, если они вдруг решат ожеребиться.

Патрик вскочил на ноги и закричал что-то Билли — что именно, я не мог расслышать, а Билли отвечал ему:

— Только ты можешь прекратить это, дружище.

— Патрик, — крикнул я, — лети в Милан!

— Ну хватит, — буркнул Билли, снова приставляя револьвер к моему боку: — Заткнись.

Ярдман не мог допустить моей смерти, пока Патрик не отвезет их, куда они хотят. Лично я тоже не собирался пока умирать. Я понимал, что, если шелохнусь, мне настанет конец. Поэтому я затих. Билли нажал на спуск второй раз.

Вспышка, грохот выстрела. Ожог.

Я не мог толком оглядеть себя — угол обзора был очень неудобным. Но я заметил на боку три красные борозды, они горели огнем. Две верхние начали кровоточить.

Патрик вдруг грузно осел в кресло, словно ему отказали ноги, и закрыл лицо руками. Ярдман что-то втолковывал ему, похоже, убеждая спасти меня от верной гибели.

Билли не собирался долго ждать. Он выстрелил в третий раз. Умышленно или нет, но на сей раз он взял глубже. Меня бросило вперед, прижало к боксу. Ноги подкосились. Кобылы ржали и топтались в боксе, но в целом отнеслись ко всему происходящему куда спокойнее, чем я ожидал. Жаль.

На этот раз я закрыл глаза. Когда я снова их открыл, Патрик был уже шагах в двух от меня, на разобранном боксе. Он смотрел на отметины, сделанные выстрелами Билли, и в глазах его был ужас. «Он слишком мягок», — думал я. Единственное наше спасение в том, что он еще может повернуть назад в Милан. До Милана лететь не больше получаса. Еще полчаса этого кошмара... Я судорожно сглотнул и обвел языком пересохшие губы.

— Если ты полетишь, куда они велят, нас всех убьют, — сказал я Патрику.

Он не поверил. Он просто не мог в это поверить. Он повернулся к Ярдману.

— Глупости, мой мальчик. Никого мы не убьем. Вы нас доставите, куда мы просим, мы выйдем, и вы сможете лететь куда хотите — совершенно свободно, — заявил тот.

— Патрик! — сказал я с отчаянием в голосе. — Возвращайся в Милан.

Билли приставил револьвер к моему боку.

— Сколько ты сможешь простоять спокойно? — спросил он с интересом в голосе.

Я хотел сказать: «Они убили Габриэллу», но Билли был начеку. Я успел произнести первые два слова, и он нажал на спуск. Все потонуло в грохоте. Я судорожно глотал воздух.

Когда я наконец открыл глаза, Патрик и Ярдман куда-то исчезли. Некоторое время я еще надеялся, что мы повернем, но Билли подул на ствол револьвера и рассмеялся, а когда самолет стал поворачивать, то это был поворот влево, а не на сто восемьдесят градусов. Когда он снова лег на курс, я поглядел в окно справа, откуда светило позднее дневное солнце, и вовсе не удивился. Мы летели на восток.

У Билли карман был набит патронами. Он сидел на частях бокса и снова заряжал револьвер. Пустые гильзы лежали рядом, слегка покачиваясь. Когда барабан был опять полон, он защелкнул его, перевел взгляд на меня, и в глазах его в который раз загорелась злоба.

— Вонючий граф! — фыркнул он.

«Все одно и то же, — устало думал я. — Старая пластинка».

Внезапно он вскочил на ноги и заговорил, распираемый дикой яростью:

— Я тебя сделаю.

— Что?

— Ты попросишь...

— Чего попрошу?

— Чего-нибудь. Неважно чего. Но ты у меня попросишь...

Я промолчал.

— Проси, гад! — свирепо процедил Билли.

Я уставился мимо него, словно его здесь и не было. «Поединки, — подумал я, — бывают не только боксерские».

— Ну ладно, — буркнул он. — Ты меня все равно попросишь. Никуда не денешься.

У меня не было сил сказать, что он этого не дождется.

На его лице снова появилась насмешливая ухмылка, лишенная былой самоуверенности, но от этого не менее зловещая. Он коротко кивнул и двинулся по проходу к носу самолета, где, я надеялся, он и останется в ближайшее время.

Солнечные лучи делались все короче. Машинально я попытался вычислить наш новый курс.

Как это всегда бывает с ожогами, боль от них со временем только усилилась. Если я правильно помню, пуля вылетает из ствола со скоростью около семисот футов в секунду и может пролететь пятьсот с лишним ярдов. При взрыве, посылающем пулю вперед, вылетают огонь, дым, газ, горящие частички пороха. В целом малоприятная и вовсе не стерильная смесь. Опаленные места жгло так, словно кто-то поставил на них горячий утюг и забыл его выключить.

После того как Билли ушел, примерно час я провел в одиночестве. Потом вдруг появился Альф. Он вышел из-за бокса, к которому я был привязан, и остановился, глядя на меня. В руке у него был пластмассовый стаканчик.

— Альф! — крикнул я. — Развяжи меня.

Бежать было некуда, но мне страшно хотелось хотя бы присесть. Однако Альф то ли не услышал, то ли не захотел услышать. Он взглянул на мои ожоги и, похоже, особо не впечатлился. Но все же что-то, видно, шевельнулось в темных глубинах его души, потому что он протянул мне стаканчик и спросил:

— Хотите кофе?

На стаканчике красным фломастером было написано: «Альф». Это написал Майк еще утром — тихим мирным утром, отделенным от теперешнего хаоса тысячелетиями. Я кивнул, боясь, что он выльет его на пол, как это сделал Билли, но он поднес стаканчик к моим губам и дал мне допить его до дна. Теплый, сладкий суррогат кофе. Лучший напиток в мире.