Алексей Макеев - Убийца прячется во мне Страница 35

На простом листке четким, аккуратным почерком было написано следующее: «Я, такой-то, настоящим подтверждаю, что мой коллега из России и дальний родственник, Аркадий Иванов, своими научными изысканиями помог мне в реализации моего открытия. Также гарантирую означенному господину Иванову выплату вознаграждения в размере двухсот тысяч долларов в том случае, если в результате его действий мне будет присуждена и выплачена Нобелевская премия».

Как видите, довольно невинная бумага. Как, например, понимать слово «действия»? Мы-то знаем, что имелось в виду убийство, но это же можно трактовать и как научные исследования, и как лоббирование интересов, и именно этой версии Петер придерживался. Да, говорил он, я хочу получить Нобелевскую премию, а кто не хотел бы? Да, я мечтал получить ее в одиночку, а не в паре с кем-то, но это же естественное желание. Да, я обсуждал ситуацию с новообретенным кузеном, а с кем еще обсуждать сокровенные чаяния? Другой родни у меня нет. Про убийство ничего не знаю. Аркадий обещал помочь, но откуда мне знать, что под помощью он подразумевал убийство?

И так далее, и тому подобное. Иван Макарович считал, что добиться осуждения Петера Лемке будет чрезвычайно трудно. Самое большее, чего удастся добиться, да и то в лучшем случае, это отстранения его от исследований, что само по себе явилось бы для честолюбивого Петера наказанием похлеще тюремного срока. Преступника нельзя оставлять безнаказанным, это аксиома, а потому было решено все материалы следствия оперативно переслать в Германию. Тем более и Аркадий подбрасывал важные детали. Начав говорить, уже не останавливался и германского кузена не щадил: пользы с него уже не поиметь, а страдать в одиночку обидно.

Подписку о невыезде Эльзе Роман Антонович отменил в ту же секунду, как получил акт экспертизы. Иван Макарович позвонил клиентке, порадовал хорошими вестями и назначил встречу в агентстве на пять вечера, дабы дело закрыть и окончательный расчет произвести. Причем мы дружно решили Эльзиных чувств не щадить, говорить все как есть. Прежде всего, скрыть детали все равно не получилось бы. Ну, а кроме того, коль уж ей так нравится прямота с уклоном в цинизм, пусть получит именно то, что любит.

Когда Эльза Францевна стремительно ворвалась в кабинет Ивана Макаровича, сказать, что она светилась от счастья, было бы явным преувеличением. С виду такая же строгая, деловая, сдержанная, как и во время первого визита, но существенное отличие все же имелось: в этот раз Эльза улыбалась. Едва заметно, одними уголками губ, но улыбалась.

— Приятно, что я в вас не ошиблась. Оплату с карты принимаете?

— Естественно, чай, не в деревне живем. Вот итоговый счет, обратитесь к секретарю, она вашу карту обработает. Оплачивайте, возвращайтесь, о деталях поговорим, если они вас интересуют, конечно.

Эльза вернулась довольно скоро, передала профессору квитанцию и уселась напротив.

— Ну, что? Я была права? Леня действительно кого-то обидел настолько, что его убили? Следовало бы итоговую сумму оспорить, коль скоро я вам направление расследования указала, но я не мелочна, договоренности привыкла выполнять. Однако хотелось бы узнать детали.

— Нет.

— Вы отказываетесь назвать имя убийцы?

— Не отказываюсь и все расскажу. Уплатили вы сполна, да и поволновались изрядно, так что имеете право узнать правду. Понравится ли она вам, вопрос другой. А мое «нет» относится к вашему самоуверенному утверждению. Никакого направления вы нам не указали, а ваше предположение не более чем тычок пальцем в небо.

— Но за что же тогда Леонида убили?

— Ни за что. Он тут вообще ни при чем, парню просто сильно не повезло. Он лишь средство, а преступление изначально было направлено против вас.

— То есть как? Отравить хотели меня, а в Ленин бокал яд попал случайно?

— В бокале яда вообще не было, и вас никто травить не собирался. По планам преступника, вас должны были обвинить в убийстве брата, только и всего. И мерзавец тщательно все продумал. Можете не верить, но если бы мы с Сергеем Юрьевичем убийцу не нашли, сегодня вас бы арестовали.

— На каком основании?! У меня же мотива нет!

— Оснований более чем достаточно. Вы знали, что Леонид оставил завещание?

— Нет. Откуда?

— А он не просто оставил, но, что гораздо хуже, отписал вам свою долю в вашей общей квартире. Надо ли объяснять, что полмиллиона долларов вполне достаточный мотив для убийства?

— Но я же об этом не знала. Да и с какой стати Леня мне наследство оставил? Мы же никогда близки не были, годами не общались.

— Я-то знаю, но кто бы вам на суде поверил? Далее яд. Вы в курсе, что это редкий препарат, но с результатами экспертизы не знакомы. А эксперты категоричны: препарат произведен в Германии, а не в России, причем это мнение ваших, немецких экспертов. Связь улавливаете? Ну, и ссора с братом как раз в тему, ссору-то со счетов не сбросить, ее и жена, и соседи слышали. И если Катерина — лицо заинтересованное, то соседи уж точно люди посторонние. Если мне не верите, можете по возвращении домой проконсультироваться с адвокатом, но я лично на 99 % уверен в обвинительном приговоре. Ни один присяжный вам бы не поверил, и вместо химических исследований шили бы вы, Эльза Францевна, рукавицы или наволочки строчили. Лет десять, не меньше.

— Я в шоке! Кому понадобилось так со мной поступать? У меня врагов нет и не было никогда.

— Врагов-то, может, и нет, а вот завистники определенно имеются. Я, по крайней мере, двоих указать могу.

— Иван Макарович, прошу вас. Хватит ходить вокруг да около, говорите прямо, кому и зачем понадобилась эта расправа?

— Хорошо. Прямо, так прямо. Основная цель преступления — если и не посадить вас в тюрьму, то хотя бы надолго задержать в Москве и таким образом исключить ваше участие в финальной стадии экспериментов.

— Но тогда получается, что за всем этим стоит Пе… Нет, этого не может быть!

— Не может, говорите? А когда человек своего друга детства убивает, это может быть? Вы покупаете в НИИ «Химик» нужный вам препарат. А кто автор технологического процесса, знаете? Некий Аркадий Александрович Иванов, помните такого? Конечно, помните, он вам даже понравился.

— Но как же так вышло, что мы только на дне рождения брата познакомились? Я же в «Химик» приезжала, но Аркадия там не видела.

— А ему не нужно было с вами знакомиться. Более того, представитель поставщика, который год назад контракт в Гамбург привозил, это все тот же Аркадий. Не понимаете? Все дело в том, что Иванов — фамилия отчима, а по отцу он — Лемке.

— Что?! Не хотите ли вы сказать, что они с Петером…

— Троюродные братья, что есть уже не предположение, а точно установленный факт. Их дедушки были родными братьями из немцев Поволжья. Один в конце тридцатых годов работал в советском торгпредстве в Берлине, где и остался, став невозвращенцем, другого переселили в Казахстан. Обычное дело. Если будет желание, я вам подробнее расскажу, пока лишь отмечу, что преступление стало возможным по двум причинам.

Первая с вами никак не связана: сошлись не просто два порочных человека, но два человека с похоже порочными характерами. Оба честолюбивы, оба завидуют вашему таланту, оба желают больше того, чего объективно заслуживают. Тут уж ничего не поделаешь, так звезды сошлись.

А вот вторая причина — вы. Точнее, ваша чрезмерная откровенность с совершенно посторонним, в сущности, человеком, с которым вас ничего не связывало, даже постель. Потому что секс в вашем с Петером исполнении был чисто физиологической процедурой вроде посещения туалета. Процедурой, исключающей эмоциональную близость и хотя бы мало-мальское участие в судьбе партнера. И это, заметьте, не мои досужие домыслы, а ваше собственное определение.

Петер знал о вас все. Видимо, он внимательно слушал ваши откровения и ничего не забывал, иначе преступление могло и не реализоваться. Это тоже не предположение, а научный анализ. К примеру, Аркадий ничего не знал про вашу с братом квартиру, а она стала ключевым моментом преступного плана. Зато Петер знал и кузену рассказал. Не знал Аркадий и о том, как Леонид делил с вами родительское наследство, но и тут кузен его просветил. Короче, хотите вы или нет, но Леонида убили из-за вас.

Смотреть на Эльзу было больно. От былой невозмутимости и следа не осталось, губы дрожали, глаза блестели, я ее даже пожалел, совершенно позабыв, насколько она мне не понравилась при первом знакомстве. Я понимал, что Иван Макарович нарочно избрал столь грубую форму общения, которую ни в коем случае не позволил бы себе в иных обстоятельствах. Осуждая стиль поведения молодой женщины, решил ей урок преподать. Все, что он говорил, было правдой, все до буковки. Только вот обычные люди, не циники, так вот прямолинейно, наотмашь правдой в нос не бьют.