Светлана Успенская - Двум смертям не бывать Страница 35

Шмон пожимал плечами и разводил руками:

— Не при мне дело было, Калина, ты ж меня знаешь, я не совру.

И Корик согласно кивал, поддакивая ему.

Слыша все это, Жанна в ярости сжимала кулаки, так что длинные, холеные ногти впивались в ладони, оставляя розовые следы.

— Я сказал, милая, только то, что ты выиграла, победила, — мягко, будто он втолковывал неразумному дитяте важную мысль, объяснял ей Калина. — А о деньгах у нас с тобой уговору не было.

Видя, что Жанна бледнеет от бессильной ярости и готова вцепиться ему в физиономию, Калина внезапно сбрасывал шутовскую маску и становился серьезным.

— Ты же знаешь, как я тебя люблю, — вкрадчиво говорил он, обнимая девушку, — она с негодованием отворачивала от него свое лицо. — Ну-ну, не сердись, крошка! Все, что есть у меня, — все твое! Ну скажи, зачем тебе деньги? — недоуменно спрашивал он. — Глупенькая, я ведь знаю, как только ты получишь их, сразу же пойдешь в магазин и накупишь всякой дряни. Так зачем же нам ссориться, я и так куплю тебе все, что ты хочешь!

— Да, а если с тобой что-нибудь случится? А если я останусь одна? — капризно спрашивала девушка. — Что тогда со мной будет?

— Ну что ты, глупышка! — ласково обнимал ее Калина. — Ты же знаешь моих парней, они не оставят тебя без куска хлеба.

— А если ты меня бросишь? — упорствовала Жанна.

— Ну тогда клянусь, — великодушно заявил Калина, — что в этом случае я немедленно выплачу тебе десять штук. Ты же меня знаешь, я слов на ветер не бросаю.

— Пусть Шмон подтвердит это! — потребовала Жанна. — И Корик!

Опять вызывались Шмон и Корик, подтверждавшие слова шефа, что в случае, если Калина бросит Жанну или с ним что-нибудь случится, ей будет выплачена требуемая сумма.

— Наличными, — уточняла Жанна. — В валюте!

Калина согласно кивал. Такой договор для криминального главаря считался круче нотариального свидетельства — отныне он обязан был отвечать за свои слова своим авторитетом.

Теперь Жанна была более-менее спокойна за свою жизнь. Ей казалось, что она застраховала свое будущее в солидной страховой компании и в любом случае останется в выигрыше. Откуда ей было знать, что очень скоро, через считанные месяцы, ее жизнь круто изменится!

Живя в провинциальном Быковске, Жанна целыми днями умирала со скуки. Дни напролет она проводила в своей спальне в загородном доме, подпиливала ногти, красилась до одурения, до рези в глазах смотрела фильмы по видео. У нее не было подруг, у нее не было друзей. Их дом посещали только приятели Калины, ужасные типы с мрачными физиономиями, которые приходили на несколько минут со своими размалеванными подружками и быстро исчезали. Небольшой отдушиной были посещения магазинов и вечеринки в ресторанах.

Однако эти прелести праздной жизни очень быстро приелись. Ей хотелось чего-то небывалого, чего-то неземного, чего-то до сих пор не изведанного. От размеренной скуки существования девушка чахла и никла, точно цветок без полива. Ей нужна была борьба, азартная битва с сильным противником, азарт схватки. Но пока жизнь не предлагала ей ни первого, ни второго, ни третьего.

Жанне было восемнадцать лет, и порой она казалась себе ужасающе старой. Она считала, что уже все познала и все испытала. Все, кроме любви.

Однажды пасмурным зимним днем Жанна решила забежать к своей тетушке, проведать ее. Тетя Варя пребывала в полной уверенности, что ее племянница удачно вышла замуж, и теперь молила Бога дожить до того времени, когда появятся внуки.

Когда Жанна вошла в квартиру, тетя Варя сидела с очками на носу перед распакованным ящиком и, далеко отставя руку, как это делают дальнозоркие люди, читала письмо. От посылки пахло плесневелыми сухофруктами и лежалой крупой. Жанна брезгливо наморщила нос.

— Передачка от твоей мамы, — поведала тетя Варя, указывая на ящик. — И записка…

— Что пишет? — нелюбопытно спросила Жанна, опасливо косясь на ящик. Ей казалось, что оттуда непременно выползет таракан.

— Все по-прежнему… Работает на узловой, — сказала тетя Варя, складывая очки. — За тебя волнуется, почему не пишешь. Хочет с мужем твоим познакомиться.

— Обойдется, — негромко пробормотала Жанна, зная, что тетка почти глухая. И уже громко сказала: — Кто передачу принес?

— Да парень какой-то! Славкой зовут, — поведала тетка. — Он здесь в станкостроительном учится, домой на каникулы ездил. Он же ваш, выдринский… Вот и адрес оставил…

У Жанны тихонько заныло сердце. Вспомнились майские вечера над тихой Выдрянкой, пряный цвет черемухи по берегам, горячий шепот, жар молодых, обнимающих ее рук…

— …студент, денег не хватает, вот и подрабатывает понемногу, — продолжала тетя Варя. — Работа, конечно, тяжелая, да парень здоровый, выдюжит…

— А где он работает? — точно сквозь сон, спросила Жанна.

— Вагоны по ночам разгружает…

Дальше племянница слушать не пожелала и отчего-то быстро засобиралась домой. Когда она вышла от тети, в ее кармане лежал смятый листок бумаги с адресом общежития станкостроительного института.

Весь вечер Жанна была мрачна и неприветлива со своим «мужем». На его вопросы она или отмалчивалась, или отвечала невпопад, погруженная в свои размышления.

— Что с тобой, крошка? — спросил ее Калина, когда они остались одни. — Почему ты такая грустная? Кто-то обидел мою киску?

Жанна махнула рукой.

— Послушай, — немного погодя сказала она. — Ты недавно говорил, что тебе людей не хватает.

— Ну и?.. — сразу же напрягся Калина. Он не любил, когда женщины заговаривали с ним о делах.

— У меня есть двоюродный брат, он учится здесь, ему не хватает денег… Разгружает по ночам вагоны, не высыпается, а ему ведь надо еще днем заниматься. Может, возьмешь его к себе?

Трепеща от волнения, Жанна ожидала реакции Калины и облегченно вздохнула, услышав:

— Нет проблем, крошка. Пусть приходит. Устрою его охранником в магазине.

— Ой, как я тебя люблю! — От восторга она расцеловала «мужа» в обе щеки. Такой приступ нежности с ее стороны случился, наверное, впервые за все месяцы их совместной жизни, и Калина искренне поразился активной заботе о дальнем родственнике. Сердце девушки взволнованно билось…

Общежитие станкостроительного института встретило ее прогорклым духом жареной селедки и щемящим гитарным перебором. На красивую, со вкусом одетую особу, которая искала 328-ю комнату, удивленно косились обитатели общаги в стандартной униформе — застиранных халатах или растянутых спортивных брюках и шлепках на босу ногу.

Услышав незнакомый женский голос, спрашивающий, не здесь ли проживает Путинцев Вячеслав, Слава удивленно выплыл из-за платяного шкафа, который перегораживал вход в комнату, образуя некое подобие прихожей. В молодой, благоухавшей духами даме, которая точно лебедь вплыла в обшарпанную конуру, он не смог узнать ту девчонку в единственном парадном платьице, с которой гулял душными майскими вечерами по топким берегам Выдрянки.

— Ой, а ты не изменился! Почти… — воскликнула Жанна, разглядывая бледное лицо юноши с блестящими глазами и его вытянувшуюся чуть ли не до потолка фигуру.

— А ты изменилась… Очень! — удивился Слава. — Я бы тебя не узнал, если б встретил на улице…

Для приличия старые приятели поговорили, как там, в родной Выдре, перебрали по косточкам знакомых и друзей. Наконец, когда самые последние новости были исчерпаны, а воспоминания истощились, воцарилось тяжелое молчание. Его первым нарушил Слава.

— Говорят, ты вышла замуж… — неуверенно произнес он.

Жанна поморщилась и ничего не ответила — ей не хотелось упоминать об этой стороне своего существования. Рядом со старой любовью она чувствовала себя десятиклассницей, и огромный кусок жизни, заключавший все самое темное и мрачное, не существовал сейчас.

— Ты бы хоть чаем меня напоил! — попросила она, оглядываясь. — Или, знаешь, давай я сама… Где у тебя что лежит?

Через пять минут, повязав вместо фартука грязную тряпку на шикарное платье, она хлопотала возле крошечной электрической плитки и закопченного чайника.

— Какая у тебя грязь! — смеясь, воскликнула она и немедленно принялась за уборку все в том же платьице. Смахнула пыль с полок, протерла окно влажной тряпкой, вымыла пол. Нашла под койкой Славы грязные рубашки и даже замочила их в тазике. А чайник уже полчаса выпускал требовательную струю пара из носика.

— У меня ничего нет, кроме хлеба, — смутился Слава. — И еще банка варенья.

— Сливовое? Мое любимое! — храбро ответила Жанна, которая еще вчера в ресторане воротила нос от черной икры.

Они сидели за столом, пили чай с засахарившимся вареньем и смеялись. Тускло светила лампочка, еще с лета обсиженная мухами, голубела вечерняя темнота за окном, а в комнате было тепло и уютно… Им было так хорошо вдвоем, как будто в целом мире никого, кроме них двоих, и не существовало…