Алла Драбкина - Жена по заказу Страница 36

– Она была хорошая. Она любила тебя. И уж, по крайней мере, в тысячу раз лучше твоих знакомых. Да партийная блядь Беатриса не стоит мизинчика на ее ноге!

– Но почему тогда Федорчук…

– Этот садист? Да потому, что ему легче записать в сводке, что убили еще одну путану, а не добропорядочную, любящую жену бизнесмена.

– Ты так думаешь? – всхлипывал он.

– Я знаю, что Яна тебя любила. А ты любил литературу, которая не всегда отвечала тебе взаимностью. Если б ты больше любил Яну, ты бы больше знал о ней и смог бы что-нибудь предпринять.

Ей даже смерть инсценировали как у шлюхи, чтобы ты не особенно рьяно искал убийц.

– Вы... ты так думаешь?

– Да любой так подумает, если умеет думать.

– Значит, я никогда не умел думать.

– " – Не поздно начать!

– Но кто? Что? За что?

– Вот эти вопросы мы вчера и решали с опером Лехой. Кстати, убили еще и Веронику.

– Ну вот, а ты утешаешь. Значит, убивают их всех.

– Веронику убили из-за денег. Или из-за шантажа.

Мы долго молча пили чай, пока Виктор, с трудом разлепив уста, не сказал:

– Ты не оставишь меня сейчас? Не уйдешь?

– Куда я денусь с подводной лодки?

Потом опять помолчали, но тут тишину нарушила я:

– Виктор, я знаю, ты перенес омерзительный допрос. Тебе давали понять, что это ты убил ее, потому что узнал…

– Да…

– Растереть и забыть. Они всегда подозревают мужа и предполагают в нем африканские страсти.

Но я хочу поговорить с тобой о другом… Не бойся, опер Леха верит мне и все, что узнает от меня, рассмотрит с разных сторон.

– Что тебя интересует?

– У тебя… У тебя лично есть враги?

– А при чем тут?..

– Иногда враги убивают твоих близких, чтобы убить тебя. А тебя убили дважды. Информация о Яне тоже убила тебя. Так вот, у тебя есть враги?

– Да вроде бы нет.

– А Нефедов?

– Он не любит меня. Но скажи, кого он любит?

Действительно, кого любит Нефедов?

– Это так. Нефедовых много. Но дело в том, что он не просто не любит людей – он их ненавидит.

– г –Да, – согласился он.

– Нефедов любил твоего сына Мишу?

– Теперь уж не знаю, что и сказать!

– Как... погиб твой сын?

– Уснул за рулем.

– Что-о?

– Говорят, это часто бывает. Он в последнее время много нервничал и принимал снотворное.

– Но не отправляясь же в Москву с семьей, да еще ночью. Тебе не показалось это странным?

– Я никогда не любил детективы и всегда считал, что милиции лучше знать.

– И теперь ты обожаешь милицию?

– Не издевайся Они просто говорили, что он переусердствовал со снотворным накануне.

– И ты поверил? Какой ты доверчивый! Какие все простые смерти – и нет виноватых, а? А ведь Нефедов ненавидит тебя откровенно, он даже не притворяется…

– Если бы он хотел что-то сделать против меня, он бы скрывал. Это же логично.

– А если он не может скрыть? Если из него прет? Помнишь сцену с Женей Свиридовым в «Фантоме»?

– До сих пор ломаю голову, почему это случилось.

– У него и до этого были такие случаи. Из-за чего его, например, выперли из университета?

– Ну и?

– За зверскую драку. Другой студент, идя на свидание, надел его джинсы.

– Ты это серьезно?

– Более чем.

Мы опять долго молчали.

– Я заплачу, – сказал наконец Виктор, – тому, кто узнает правду о Мише и Яне.

– Об этом после. Сейчас прими что-нибудь успокоительное и спи.

– Уснешь тут…

Но на самом деле он засыпал на ходу и ушел-таки в спальню.

У меня были свои идеи. Сообщив Кирюше, что мы с ним идем на прогулку, я вознамерилась навестить Машку. Телефон у Яны в книжке был.

Я набрала номер и, зажав ноздри пальцами, попросила Владимира Ивановича. Машка сообщила, что он вечером вернется из командировки. Отсутствие Стального было мне на руку.

– Вы? – Она смотрела на меня, как на говорящую обезьяну, когда сдуру открыла дверь.

– Я. Дай пройти. У меня разговор.

– Да-да-да, конечно… – Она лебезила передо мной, получив, видимо, хороший нагоняй от Стального.

– Чай, кофе, выпить?

– Кофе.

– Немного коньячка?

– Не помешает.

Мы сели друг против друга в шикарной кухне, уставленной самоварами.

– Что вас привело ко мне? – светски спросила она. – Нет, я знаю про Яну… Но не это же…

– Как знать, как знать…

– Но какое я имею отношение…

– Кто такая Сова?

– Какая Сова? Впервые слышу.

– Не впервые. Яна тоже говорила с тобой о Сове.

– Ах да, припоминаю…

Через ароматы кофе, коньяка и духов кисло запахло страхом.

– Слушай, Маша, сейчас это спрашиваю я. Завтра спросят в милиции. А в милиции, как ты знаешь, есть досье на людей, которые... привлекались.

– Я не привлекалась!

– Я ж не говорю, что за убийство.

– Ну а что такого я еще могла сделать?

– Разное бывает. Иногда бывает любовь... за деньги.

Машка помертвела. Значит, я угадала. А чего тут угадывать-то?

– Ни о чем таком я даже не знала лет до двадцати. Чепуху вы какую-то несете!

– Это твое последнее слово?

– Последнее. И не шантажируйте меня! Если вы думаете, что так добьетесь моего мужа – мне вас жаль. Ха-ха-ха!

Бедная девочка, как она боялась.

– Машенька, мне не нужен твой муж и деньги.

Мне нужно знать, кто такая Сова и почему ты так упорно от нее отрекаешься.

Она подумала секунду, сделала зверскую рожу и с вызовом сказала:

– Мне надо уходить!

Нам с Кирюшей ничего другого не оставалось, как тоже уходить.

О черт! В дверях парадной мы встретили Стального.

– Уж не от нас ли вы? А ну пошли назад.

– Не могу, Владимир Иваныч! Я забегала к Маше, чтобы узнать о Яне… Мало ли, у Яны были враги или что-то такое… Но они, оказывается, не крепко дружили.

– А может, все-таки зайдете? Я ведь тоже могу рассказать о Яне.

– Да неудобно как-то возвращаться, у Маши дела.

– Тогда, надеюсь, вы сходите со мной в кафе, вон, рядом, а потом я отвезу вас домой. Молодой человек любит мороженое? Тогда сбегай на улицу, займи очередь.

Такой расклад устраивал меня больше. Разговаривать с каждым из них по отдельности было мне на руку.

– Итак, что вас интересует?

– Ну, как всегда, враги…

– А почему вас это интересует?

– Дело ведет мой друг Алексей Старосельский, и он не считает, что очередную шлюшку выкинули из очередного «мерседеса».

– Слыхал о Старосельском. Думаю, что он прав.

По сравнению с остальными богатыми женами Яна одна не была шлюхой.

– Была, Владимир Иваныч. Задолго до брака, но была. Как и Вероника, которую убили. Впрочем, Вероника – «какой ты был, такой остался».

– И Веронику убили?

– Да.

– Допрыгалась, дурища. Небось жадность фраера сгубила.

– Видимо, так.

– Ну а что вы хотели узнать от Машки?

– То же самое, что от всех. За что, почему, кто?

– Что дает вал основание думать, будто Машка может что-то знать?

– Один случайный разговор. – И я пересказала этот разговор.

– Но ведь Машка отреклась!

– Проверить лишний раз никогда не вредно.

– Да, вы правы. И хуже, если это будут проверять в милиции.

Он стал удивительно печальным и задумчивым.

И тут меня осенило, почему! Мне не нужно было говорить ему, что именно меня осенило, он понял сам.

– Она думает, что я дурак и не ведаю, что творю, – сказал он загадочную фразу. – Бедная моя девочка, как начала врать, так и не может остановиться.

На чем мы и распрощались.

В доме пахло не так. Пахло теми дорогущими, отвратительными духами, которые называются сексуальными: тут и кошачья моча, и запах спермы, и, прелых черных листьев. Может быть, в умеренном количестве эти духи и впрямь сексуальны, но в неумеренном, да в наложении на не очень ухоженное немолодое тело – святых выноси.

– Кирюша! Сиротинушка ты моя, – голосила прямо в дверях дама торгово-халдейского типа.

Кирюша, вырываясь от нее, орал как резаный.

– Не трогай меня! Не смей меня трогать!

– Оставьте ребенка в покое, – сухо сказал Виктор и кивнул, чтоб Кирюша шел к себе.

– Евгения Ивановна – Вера Вальдемаровна, мать Яны, – представил он так же сухо.

– Наслышана, наслышана, – артистически хлюпая носом, заговорила она. – Уж так вас тут все любили! Так вы им помогали! Яночка не могла нахвалиться.

Мне хотелось спросить: как и каким образом она могла выслушивать Яночкины восторги, если в доме не появлялась, а по телефону не звонила. Впрочем, может, когда и звонила?

Она хлюпала носом (уже в черном кружеве на голове), несла бабью ахинею о любви к дочери, о бедной невинной овечке Яночке, красавице-умнице, лучшей из дочерей, о сиротиночке Кирюше и прочем.

Типаж был ясен. Если вы видите рядом с продавцом бабу с начесами и фиксами, разглагольствующую о пользе неважно чего (отрубей, подсолнечного масла или французских сапог), если вы видите бабу, рассевшуюся посреди парикмахерской и мешающую мастерам работать, покупающую-продающую что попало, если она вся в фиксах и чернобурках, а потому полна апломба – перед вами Вера Вальдемаровна (голову даю на отсечение, что зовут ее иначе).