Дик Фрэнсис - Риск Страница 36

— Каких?

— Что вы делаете в воскресенье?

— Это не вопрос.

— Вопрос, — подтвердил я. — Не хотели бы отдохнуть денек на острове Уайт?

Меня преследовало чувство вины из-за того, что я опрометчиво согласился скакать на Гобелене. Я изо всех сил старался хоть немного поесть, а позже — поспать, когда распрощался с Джосси на пороге ее дома и я вернулся в коттедж. Оба начинания почти не увенчались успехом, так как мой организм упорно сопротивлялся настойчивым попыткам вернуть его в нормальное состояние. В субботу утром лицо, взглянувшее на меня из зеркала в ванной комнате, не внушило бы доверия никому, даже Мойре Лонгерман.

— Ты полный кретин, — сказал я вслух, и мое отражение согласилось.

Чашка кофе, вареное яйцо и тост на счастье, и я отправился в город искать владельцев заброшенных складов. Агенты по недвижимости, занятые переговорами с супружеской парой, державшейся за руки, нетерпеливо ответили мне, что уже сообщили всю информацию полиции.

— Ну, так сообщите ее и мне, — сказал я. — Вряд ли она является секретной, не правда ли?

Бородатый клерк с бледным лицом, к кому я обращался, явно забеспокоился и побежал советоваться. Он вернулся с листком бумаги и вручил его мне с брезгливым видом, будто это некий порочащий документ, одно прикосновение к которому пятнает его бессмертную душу.

— Мы прекратили деловые отношения с этими людьми, — серьезно сказал он. — Доска с нашим именем не должна быть прикреплена к стене.

Я в жизни не встречал человека, кто выражал бы свои мысли таким казенным языком. Но он еще не закончил излагать свою позицию.

— Мы бы хотели, чтобы нас не считали причастными к данной ситуации.

Я прочитал слова, написанные на бумажке.

— Уверен, так оно и есть, — сказал я. — Не скажете ли мне, когда эти люди в последний раз давали о себе знать? Кто-нибудь наводил недавно справки о том, можно ли нанять или использовать склад?

— Эти люди, — с неодобрением обронил он, — по-видимому, сдали склад в аренду каким-то армейским снабженцам несколько лет назад, не поставив нас в известность и не заплатив причитающееся нам вознаграждение. Ни тогда, ни после мы не получали от них никаких распоряжений относительно передачи склада в аренду и в субаренду.

— Огромное спасибо, — поблагодарил я и, ухмыляясь, вышел на улицу.

Запись на клочке бумаги, задним числом так возмущавшая агентов, гласила: «Нэшнл констракшн (Уессекс) Лимитед», иными словами, складом владели мифические строители, выдуманные Онслоу и Глитбергом.

Я забрал из срочной печати увеличенные фотографии с негативов Хилари и прогулялся пешком до нашей конторы. Там стояла тишина, как и всегда по субботам, и кипы необработанных документов немым укором громоздились у меня на столе. Избегая смотреть на них, я позвонил в полицию.

— Есть новости? — спросил я, и мне ответили, что никаких.

— Вы установили владельца фургона? — поинтересовался я.

— Нет, не установили.

— Разве на двигателе не было номера? — продолжал я.

Номер есть, сказали мне, но он не является подлинным номером именно этого автомобиля, и машина скорее всего проделала долгий путь к складу, побывав во многих руках и ремонтных мастерских.

— Вы спрашивали мистера Глитберга и мистера Онслоу, как фургон вместе со мной очутился в помещении их склада?

На другом конце провода воцарилось молчание.

— Спрашивали? — повторил я.

В полиции поинтересовались, почему я вдруг задаю подобный вопрос.

— О, полно, — сказал я. — Я побывал у агентов по недвижимости, как и вы.

Мистер Глитберг и мистер Онслоу искренне недоумевали, почему их склад использовали таким странным образом. Что же касается лично их, то они сдали это строение фирме, занимавшейся поставками снаряжения военным, и полиции следует обратиться за объяснениями именно к ней.

— Вам удалось найти этих армейских поставщиков? — полюбопытствовал я.

До сих пор не удалось, ответили мне. Откашлявшись, полицейский осторожно добавил, что мистер Глитберг и мистер Онслоу категорически отрицали, будто держали под замком мистера Бриттена в фургоне на своем складе или где бы то ни было еще, так сказать, из мести за то, что упомянутый мистер Бриттен сыграл не последнюю роль в их осуждении за мошенничество.

— Это их точные слова? — с интересом спросил я.

Не совсем. Мне передали самую суть сказанного. Я поблагодарил за информацию и повесил трубку. Я предполагал, что полицейские сообщили мне далеко не все из того, что знали, но и я этого не сделал, так что здесь мы были квиты.

Личный кабинет Тревора был заперт, как и мой, когда я пришел, но мы оба имели ключи от всех замков в конторе. Правда, я подозревал, что Тревор не пришел бы в восторг, увидев, как я без приглашения роюсь в его шкафу с документами. Но я рассудил: поскольку я все равно имел к ним свободный доступ, пока партнер был в отпуске, еще один беглый взгляд нельзя считать незаконным вторжением. Целый час я напряженно изучал кассовые книги и гроссбухи. А потом снова перепроверил цифры из отчета Денби Креста. На сей раз моя голова работала более менее нормально, но и тогда, в помрачении рассудка, я не ошибся в вычислениях. Не хватало пятидесяти тысяч фунтов из клиентского трастового фонда. Я слепо смотрел на гравюру «Дама и господин в экипаже» и уныло размышляло последствиях.

В приемной находился фотокопировальный аппарат, которым каждый будний день энергично пользовались Дебби и Питер. Я потратил еще один час тихого субботнего утра, методично отпечатав отдельный комплект документов лично для себя. Затем я вернул все книги и бумаги туда, откуда их взял, закрыл кабинет Тревора и спустился в архив в цоколе.

Досье, которые я искал, найти было нетрудно, но они оказались тощими и не содержали никакой полезной информации: только копии аудиторских актов, далеко не все счета, кассовые и приходные книги, из которых кто-то вырвал половину листов с отчетами.

В этом не было ничего необычного. По Закону о предпринимательстве от 1976 года, а также по Закону о налоге на добавленную стоимость документы подобного рода полагалось хранить в течение трех лет; только по истечении трехлетнего срока от них официально разрешалось избавиться, но большинство бухгалтеров все книги возвращало на хранение своим клиентам: как и нам, им просто негде было держать бухгалтерию каждого.

Я оставил досье на своих местах, закрыл в офисе все двери, запечатал свою подшивку фотокопий в большой конверт, взял его с собой и, подавленный, поехал в Кемптон-парк.

При виде Джосси в знакомой коричневой юбке клеш тучи рассеялись и проглянуло солнце; мы распили грейпфрутовый сок в дружеском согласии.

— Отец пригласил мерзкую Лиду, — сообщила она, — так что я приехала сама по себе.

— Она живет с вами? — спросил я.

— Слава Богу, нет, — одна мысль об этом встревожила ее. — В пяти милях от нас, хотя и пяти тысяч миль было бы мало.

— А что думает о ней вечно больная секретарша?

— Сэнди? От этого ей становится еще хуже, — Джосси допила последние капли сока, улыбаясь поверх стакана. — В общем, Сэнди была бы ничего, если бы не ее слезливость. И можете сразу выбросить из головы всякие избитые теории о дочерях, которые смотрят на отцов как на личную собственность. На самом деле я не против, пусть увлекается красотками.

— Он знает, что вы не любите Лиду?

— О, конечно, — вздохнула она. — Я сказала ему, что она плотоядная орхидея, а он ответил, что я ничего не понимаю. Конец дискуссии. Смешно, добавила она, — но только когда я с вами, я в состоянии не плеваться, вспоминая о ней.

— Аппендицит отвлекает на время от зубной боли, — заметил я.

— Что?

— Размышления из недр маленьких белых фургонов.

— Довольно часто, — сказала она, — мне кажется, будто вы сумасшедший.

Она встретила друзей и ушла с ними, а я отправился в весовую переодеваться в бриджи, сапоги и красный и белый цвета Мойры Лонгерман. Когда я вышел, набросив куртку на яркий камзол, меня поджидал Бинни Томкинс.

— Я хочу поговорить с тобой, — сказал он.

— Отлично. Почему бы и нет.

Он насупился.

— Не здесь. Слишком много народа. Пойдем туда. — Он показал на дорожку, по которой лошади выезжали с парадного круга на трассу: широкая полоса дерна, куда не вторгались любители скачек.

— В чем дело? — спросил я, как только мы выбрались из толпы, кольцом обступившей дверь весовой, и двинулись в заданном направлении. — Что-то случилось с Гобеленом?

Он нетерпеливо покачал головой, как будто я сморозил глупость.

— Я хочу, чтобы ты придержал лошадь.

Я остановился. «Придержать» лошадь на понятном языке означает постараться проиграть.

— Нет, — сказал я.

— Ну, давай же, еще немного… — Он сделал пару шагов, оглядываясь назад и ожидая, что я последую за ним. — Мне надо поговорить с тобой. Ты должен выслушать.