Дик Фрэнсис - Дорога скорби Страница 36

— Ну что ж... спасибо.

— Но Эллис Квинт действительно отрезал эту ногу? — спросил он.

— Это решит суд присяжных, — с сочувствием улыбнулся я.

— Сид, послушай, ты мне должен!

— Жизнь — сволочная штука, — сказал я.

Глава 11

В девять часов утра в пятницу я добрался до Фродшема и спросил, как проехать к «Топлайн фудс» Недалеко от реки, сказали мне. У реки, в Мерси. В исторических доках в Мерси, прибрежной части Ливерпуля, давно царила тишина, высокие краны демонтированы, склады перестроены или снесены. Часть сердца города перестала биться.

Вот уже много лет я бывал в Ливерпуле только тогда, когда приезжал на ипподром в Эйнтри. Улица, на которой я когда-то жил, находилась где-то за рынком. Ливерпуль был местом, а не домом.

Фродшем, с точки зрения Мерси, имел некоторые _преимущества, поскольку на севере все еще работали доки в Ранкорне, на Манчестерском судоходном канале. Один из этих доков (как мне сказали по телефону в администрации доков) был занят «Топлайн фудс». Корабль под канадским флагом выгружал там зерно для «Топлайн».

Я остановил машину там, откуда было видно излучину реки, парящих над ней чаек и вьющиеся по ветру флаги на горизонте. Я стоял на холодном ветру, опершись о машину, дышал соленым воздухом и слушают шум дороги, доносившийся снизу.

Где эти самые корни? Я всегда любил открытое небо, но своим я считал небо над пустошами Ньюмаркета. Когда я был мальчишкой, здесь для меня не было открытого неба, только узкие улочки, дорога до школы и дождь. «Джон Сидней, умойся. Поцелуй нас». Через день после смерти матери я выиграл свою первую скачку, и в тот вечер я напился первый и единственный раз в жизни если не считать дня ареста Эллиса Квинта.

Стоя в Мерси на холодном ветру, я мрачно взирал на человека, которым стал: мешанина неуверенности в себе, способностей, страха и обидчивой гордости. Я вырос таким, каким был внутренне. Ливерпуль и Ньюмаркет не были в этом виноваты.

Сев в машину, я задался вопросом, где бы найти все эти стальные нервы, которые мне приписывают.

Я не знал, во что ввязался. Я все еще был в точке возврата и мог уйти и оставить поле битвы за Эллисом. Я мог — и не мог. Если я это сделаю, мне придется с этим жить. Я лучше просто пойду дальше, подумал я.

Я съехал вниз, нашел завод «Топлайн фудс» и въехал в его двенадцатифутовые гостеприимно открытые ворота. У ворот дежурил охранник, который не обратил на меня внимания.

За воротами рядами стояли машины. Я пристроился в конце ряда и нашел компромисс в одежде: брюки от костюма, застегнутая на «молнию» спортивная куртка, белая рубашка, никакого галстука, обычные туфли. Волосы аккуратно зачесаны вперед в молодежном стиле; в таком виде я никому не мог показаться опасным.

Завод, с трех сторон окружавший двор, состоял из погрузочных платформ, огромного главного здания и более нового офисного крыла. Разгрузка и погрузка велись под крышей, в подъезжавшие задом грузовики. Возле одной из платформ, как я заметил в просвете, двое здоровых грузчиков таскали из длинного контейнера тяжелые мешки, похоже — с зерном, и поднимали их на конвейер.

Окна главного здания располагались высоко, и в них нельзя было заглянуть снаружи.

Я прошел к офису и плечом открыл тяжелую стеклянную дверь, которая вела в большой пустынный холл, и тут обнаружил причину беспечности охраны у ворот. Все охранные дела были сосредоточены внутри. За столом сидела целеустремленная женщина средних лет в зеленом джемпере. По бокам от нее возвышались двое мужчин в синей морской форме со значками службы безопасности «Топлайн фудс» на нагрудных карманах.

— Ваше имя, пожалуйста, — сказала зеленый джемпер. — По какому делу пришли. Все свертки, пакеты и сумки должны быть оставлены здесь.

Она говорила с явным ливерпульским произношением. С тем же самым акцентом я сказал ей, что она и сама может увидеть, что у меня нет ни сумки, ни пакета, ни свертка.

Она услышала акцент и без улыбки снова спросила мое имя.

— Джон Сидней.

— По какому делу?

— Ну, — начал я, словно был ошеломлен таким приемом. — Меня просили поехать сюда и посмотреть, делаете ли вы конский корм. — Я сделал паузу и неуклюже заключил:

— Вроде того.

— Конечно, мы производим корма для лошадей. Это наш бизнес.

— Да, — серьезно сказал я ей, — но этот фермер, ну, он попросил меня заехать, когда я буду рядом, и посмотреть, точно ли у вас делают тот корм, который ему кто-то дал, он очень подошел его молодой лошади, вот, но ему корм отсыпали, дали без упаковки, и у него есть только список, из чего кусочки сделаны, а он хочет знать, не ваш ли это был корм, понимаете? — Я наполовину вытащил из внутреннего кармана лист бумаги и затолкал его обратно. Моя бессвязная речь ее утомила.

— Если бы я мог с кем-нибудь поговорить, — попросил я. — Послушайте, я обязан этому фермеру, а это все займет не больше минуты. Потому что этот фермер, он может стать вашим постоянным покупателем, если это был ваш корм.

Она сдалась, позвонила по телефону и пересказала кому-то вкратце мою невероятную историю. Затем окинула меня взглядом с ног до головы и сообщила в трубку:

— Мухи не обидит.

Я к месту изобразил слабую немного беспокойную улыбку. Она положила трубку.

— Мисс Роуз сейчас спустится к вам. Поднимите руки.

— Что?

— Поднимите руки...пожалуйста.

С удивлением я сделал то, о чем меня попросили. Один из охранников классическим образом обхлопал меня в поисках оружия. Он не заметил ни искусственную руку, ни сломанную кость.

— Ключи и сотовый телефон, — сообщил он. — Чисто.

Зеленый джемпер написала на карточке пропуска «Джон Сидней», и я прицепил ее на грудь.

— Подождите у лифта, — сказала она. Я подождал.

Двери наконец разошлись в стороны, пропустив молоденькую девушку со светлыми волосами, которая сказала, что она и есть мисс Роуз.

— Мистер Сидней? Пожалуйста, сюда.

Я поднялся с ней в лифте на третий этаж. Она ободряюще улыбнулась и провела меня по устланному ковром коридору к кабинету с броской табличкой на открытой двери «Связь с покупателями».

— Прошу вас, — гордо сказала мисс Роуз. — Садитесь, пожалуйста.

Я сел в довольно удобное кресло скандинавского стиля.

— Боюсь, я не совсем поняла суть ваших затруднений, — доверительно сказала мисс Роуз. — Если вы объясните еще раз, я найду человека, с которым вам нужно поговорить.

Я оглядел ее приятный кабинет, в котором не было ни единого признака того, что в нем работают.

— Вы здесь давно? — спросил я (безобидный ливерпульский акцент, совсем как у нее). — Приятный офис. Вас здесь, должно быть, много. Ей это польстило, но она ответила честно:

— Я здесь первую неделю. Начала работать в понедельник, и вы — мое второе поручение.

Ничего удивительного, подумал я, что она позволила мне прийти.

— А у вас все кабинеты такие же шикарные? — спросил я.

— Да, — с энтузиазмом отозвалась она. — Мистер Йоркшир любит, чтобы все было красиво.

— Это ваш босс?

— Это наш директор-распорядитель. — Она говорила немного скованно, как будто только что заучила эти слова.

— А приятно у него работать, а? — предположил я.

— Я с ним еще не встречалась, — призналась мисс Роуз. — Я, конечно, знаю, как он выглядит, но... Я ведь здесь недавно, я же сказала.

Я с сочувствием улыбнулся и спросил, как выглядит Оуэн Йоркшир.

— Он такой высокий, — радостно поведала она. — У него большая голова и такие красивые вьющиеся волосы.

— Усы? — предположил я. — И борода?

— Нет, — хихикнула она. — Да он и не старый. Совсем не старый. У него с дороги все убираются.

Это верно, подумал я.

— Миссис Доув, моя начальница, — продолжала девушка, — так она говорит, что не стоит его сердить, что бы я ни делала. Она говорит, что мне надо просто делать свою работу. У нее такой милый кабинет. Она говорит, что мистер Йоркшир работает там как в своем собственном.

Мисс Роуз, выглядевшая взрослой женщиной, болтала как ребенок.

— У «Топлайн фудс» дела должны идти хорошо, раз у вас такие шикарные кабинеты, — с восхищением сказал я.

— Завтра придут с телевидения готовить съемки на понедельник. Они утром принесли цветы в горшках и расставили кругом. Миссис Доув говорит, что мистер Йоркшир всегда заботится о рекламе.

— Цветы делают офис красивым и домашним, — сказал я. — А какая это телекомпания, вы не знаете?

Она покачала головой.

— В понедельник все ливерпульские шишки соберутся на большой прием.

Тут везде на заводе будут телекамеры. Конечно, хотя все машины и будут работать, но в понедельник они никаких кормов делать не будут.

— А почему?

— Безопасность. Миссис Доув говорит, что все просто помешались на безопасности. Мистера Йоркшира беспокоят люди, которые могут подкинуть что-нибудь в корма, так она говорит.

— Да что можно подкинуть?