Анатолий Степанов - Парад теней Страница 36

Они уже уселись, уже пристегнулись, уже мурлыкал мотор, когда, вдруг что-то вспомнив, смерд злобно сорвал с себя ремень безопасности и выскочил из машины, громко боморча:

- Ну мы, россияне, молодцы! Все, все засрем!

Он подошел к обрыву и по одной побросал в бездну пустые банки пива и колы. Виктор из окошка благодушно откомментировал его действия:

- Ох и чистюля, ох и заботник! А банки в кустах, надо полагать, сами растворятся.

- Хоть настроение проезжающим портить не будут, - продолжая ворчать, смерд подошел к машине и вдруг удивился, увидев нечто у дверцы, за которой был Виктор: - Что это? Вить, не ты потерял?

Виктор открыл дверцу и, желая посмотреть, что там на земле, высунул голову наружу. Удар короткой дубинки пришелся ему в висок. Пристегнутый, он уронил голову на плечо - только и всего. Смерд приоткрыл левое его веко. Все в порядке, зрачки ушли под лоб. Он заложил вялое тело внутрь салона и захлопнул дверцу. Обошел капот и, расстегнув ремень и до предела напрягаясь, перетащил Виктора на водительское место. Здесь он опять пристегнул его и, засунув ватные руки в рулевое колесо, проверил - не слишком ли ходило оно. Ходило в приемлемых параметрах; скорее всего, машина пойдет как надо, по прямой.

Самое противное было обыскивать. Как он и предполагал, Витя следовал учению древнего философа: все свое ношу с собой. Доллары хранились в зашпиленном булавкой внутреннем кармане пестрого пиджака.

Прислушался. Еле слышно урчал невыключенный мотор. Он выключил его для того, чтобы послушать, не работают ли поблизости другие моторы. Тишина был а. Тишина. Он снова включил мотор, снял машину с ручного тормоза, поставил неживую ступню Виктора на педаль газа, включил первую скорость и захлопнул дверцу. Хотел было подтолкнуть, но не успел: "жигуленок" сам под легкий уклон набирал и набирал разгон.

"Жигуленок" шел по прямой, а дорога уходила налево. Метров через сто он, развив приличную скорость, снес пару оградительных столбиков и исчез, нырнув вниз. Шум листьев, треск ветвей, дробь каменной осыпи, гул четырех ударов металла о камень. И все. Опять тишина.

Кто бы в этой глуши мог ходить пешком? А ходили: за кустами он обнаружил узкую тропку, по которой можно идти так, что пешехода не видно было с дороги. Теперь посошок, посошок! Он отвинтил головку "кремлевской", открыл банку пива, сделал три мощных глотка из бутылки и жадно опорожнил банку до дна. Банку забросил в кусты, а бутылку даже и прятать в сумке не стал: нес в правой руке. Идти надо было два с половиной километра, ко второму от того, что с круглой цифрой столба. Он шел, отмечая каждые пройденные пятьсот метров легким глотком "кремлевской". Когда он достиг цели, бутылка была пуста более чем наполовину. Слегка пошатывало. Он бухнулся задом на нелюбимую жесткую траву.

Ждать пришлось недолго. Черная "Волга" была лишь третьей машиной из тех, что проследовали по шоссе. Водитель, увидев его у столба, притормозил, развернулся в два приема и поставил "Волгу" рядом с ним.

14

Они, вовсе незнакомые, сразу узнали друг друга. Один - по подробному описанию, с профессиональной дотошностью выданному сыщиком Сырцовым, другой - по своей почти компьютерной памяти, в которой на всякий случай хранилось все: факты, вымыслы, впечатления, ощущения, картинки, слова...

- Я твой последний гол в чемпионате Союза помню, - после дежурного приветствия хвастливо заявил писатель Кузьминский.

- А я две ваши книжки читал, - пошел со своего козыря футболист Ларцев.

Кузьминскому понравилось играть в детскую игру "кто кого перехвастает". Не задумываясь, он выбрал туза:

- Я сегодня водки как следует выпью, а ты, трезвый, меня домой отвезешь, потому что ты на машине.

- А я вас отвезу и тоже врежу. Но как!

- Чего-то не пойму, - удивился Кузьминский. - Ты со мной на "вы", что ли? Это почему?

- Ну, вы вроде старше...

- Не аргумент, - не обиделся Кузьминский. - Я в душе шибко молодой. На брудершафт нам сегодня с тобой выпить не придется по причине твоего вынужденного воздержания, так что сразу на "ты". Заметано?

- Это большая честь для меня, - не сдержался Константин.

- Видишь, как тебе везет. - Уладив дело с переходом на "ты", Кузьминский без торможения и разворота поехал в другую сторону: - Я у Иваныча и Жорки - прислуга за все. Ну а ты в каком качестве?

- Косвенно я - заинтересованная сторона.

- В какой степени - выясним потом. - Кузьминский глянул на часы. Вот-вот, минут через пять-десять Гришка со своим дружком-богатеем явятся. Учти. Ты - мой кореш с давних лет. Еще до твоего отъезда за бугор. Тебе все в нашей новой жизни любопытно, поэтому ты со мной, забулдыгой, хвостом по всем московским злачным местам. Все это к тому, если тебе кто-то из знакомых встретится, что, я думаю, вполне вероятно. - Изложив диспозицию, Кузьминский опять рванул на поворот. - Твои же сегодня играют! Больным сказался или просто прогуливаешь?

- Мое дело - дубль. А на матчах основы я - так, для многочисленности тренерского штаба. Сегодня под нами - аутсайдер, обойдутся и без меня.

- Манкируешь, - назидательно пожурил Кузьминский.- Смотри, выгонят.

Виктор Кузьминский был из знаменитой компании Деда, Александра Ивановича Смирнова, в которую попал последним. Если журналист Спиридонов и киноре жиссер Казарян прошли со Смирновым рядом, считай, целую человеческую жизнь в полвека, то Кузьминский был принят в компанию лет шесть тому назад после того, как по уши влез в скандальную историю с незаконными формированиями и во многом способствовал разоблачению группы политических уголовников. Легкомысленный и по-писательски наблюдательный, он - любитель бурно и весело пожить - охотно существовал на рискованной нейтральной полосе, там, где завязывались узлы нитей, связывающих респектабельную благонамеренную жизнь с уголовщиной, черным бизнесом, подпольной торговлей. Дед, а вслед за ним и Сырцов часто обращались к нему, если им были необходимы свежая информация, тонкая дезинформация, легкий шухер, прикрывающий целенаправленную провокацию, побуждающую к активному действию персонажей того дела, которым в данное время занимались и Дед, и Сырцов. И вот, опять призвали.

Они стояли на Тверской у Дома книги. Подкатил монументальный "паккард" и припарковался за Константиновым "опелем". Распахнулась передняя дверца, и из нее не просто вылез, а неким видением явил себя земному миру Гришка Абрамов, красавец, театральный премьер, кинозвезда. Сопровождаемый восхищенно-любопытными взглядами женской половины бредущих по широкому тротуару, он пал в объятия Виктора Кузьминского с возгласом:

- Витенька, старый хрен, радость моя! Объявился, наконец!

Кузьминский похлопал его по спине и сжал в железных объятиях, разделяя его восторг.

- Мальчик мой, я так соскучился!

Несмотря на некоторую намечающуюся тучность, известный литератор был еще крепок. В стиснутой грудной клетке Абрамова перехватило, и он сказал с уважением:

- Ну и здоров ты, козел, как бык!

- Так кто я? Козел или бык? - живо заинтересовался Кузьминский.

Абрамов не успел ответить. Ответил за него веселый, круглый - круглая лысая голова, круглые, обтянутые шерстяной кофтой плечи, круглый живот, среднего роста мужчина, выбравшийся с заднего сиденья "паккарда":

- Бык, Витя, Бык!

- Какой я тебе бык? - внезапно обиделся Виктор. - Бык вон он! Охранником у тебя на заднем сиденье!

Круглый был настроен миролюбиво и великодушно:

- Ты на мгновение становишься быком для того, Витя, чтобы как Юпитер похитить Европу!

- Боже! - изумился Кузьминский. - Луч света в темном царстве! Эрудит в серых рядах армии нуворишей!

- Я не в армии, - не обидевшись, скромно признался круглый. - Я впереди.

- На лихом коне, Боря? Полководец?

- Знаменосец, а может, и горнист, - хихикнул Боря.

- Нет, тебя не ухватить! - заглядывая в Борины волчьи глазки, заметил Кузьминский. - И не буду. Знакомьтесь, мой давний друг Константин Ларцев.

Константин, до того стоявший сзади и сбоку, сделал шаг вперед и поклонился.

- Не надо знакомить. Великий футболист всем знаком. А представляться надо мне: Борис Марин - предприниматель.

Абрамов уже тряс двумя руками правую руку Константина, экспансивно и великодушно, как истинная знаменитость, которой не страшна конкуренция, славил всероссийскую, а может быть, и международную известность нового знакомца:

- Кто же не знает Константина Ларцева? Его удары, его обводку, его пасы, восхищающие всех нас, болельщиков, много-много лет! Я счастлив, Константин, знакомству с вами.

- По этому вопросу все? - заключил славословие Кузьминский. - Тогда поехали, господа хорошие!

Марин и Абрамов возвратились в "паккард", а Ларцев с Кузьминским уселись в "опель", который, подождав, пристроился в хвост американцу, и покатили. За Триумфальной иностранная парочка ушла направо и, дважды вильнув в Тверских-Ямских, остановилась у мраморного с золотом подъезда, над которым полукругом сияла надпись "Казино", а под ней, уже в линеечку, "Бар. Ресторан".