Дмитрий Сафонов - Ласковый убийца Страница 36

Именно поэтому Нина хотела навестить Японского в отсутствие Валерия – чтобы не вызывать у последнего (не в том смысле, что совсем последнего, а в том, что – у вышеназванного) необоснованных подозрений.

Она влюбилась в Валерия сразу же, с первой минуты, и не хотела давать ему ни малейшего повода для ревности.

Нина вымылась, вытерлась и накрутилась. Накинула на плечи махровый халат и побежала готовить завтрак.

Вообще-то, она готовила не очень хорошо, ела всегда второпях и что попало, но теперь, когда в ее жизни появился мужчина – любящий и настоящий, ей необходимо было правильно и хорошо питаться.

"Кофе пить не буду – цвет лица портится, и зубы желтеют. Курить – ни одной сигареты больше: опять же, зубы желтеют, и изо рта воняет. Мартини? Ну только чуть-чуть и перед обедом. Или после. И все. Шейпинг, молоко и гантели. Надо смотреть правде в глаза – не красавица, да и не молода уже. Нельзя терять этого мужчину. Ах, какой он мужчина!"

После завтрака Нина позвонила Японскому и попросила разрешения воспользоваться его компьютером. У нее был хороший компьютер на работе, дома стоял довольно приличный, но тот аппарат, который купил себе Японский, был просто потрясающим! Суперкомпьютер!

Нина еще не знала, что она надеется найти, но интуиция ей подсказывала, что она думает в правильном направлении. Было у нее какое-то необъяснимое шестое чувство, которое так сильно развито у всех женщин (справедливости ради следует отметить, что иногда – не в ущерб предыдущим пяти).

Нина позвонила Японскому домой – он как раз был в отпуске – и договорилась о встрече. Она сказала, что заедет к нему ненадолго, чтобы поработать на компьютере, и Японский тут же согласился: он был рад любой возможности увидеть Нину.

Она приехала к нему около десяти часов утра. Подставила щечку для поцелуя, но сама целовать Японского не стала. Нина принесла ему к чаю небольшой тортик – Японский любил сладкое. Пока Александр ставил чайник на плиту, Нина подсела к рабочему столу, где стоял компьютер – краса и единственная гордость Японского.

Она в нетерпении потерла ладошки и ударила бойкими пальчиками по клавишам. Монитор заиграл разноцветными огоньками.

Нина вышла в Интернет и начала хозяйничать в виртуальном пространстве. Пока Японский поглощал на кухне сладости, желая хоть немного скрасить горечь своего окончательного поражения, она принялась взламывать информационные системы ФСБ (предыдущие названия – ФСК, КГБ, МГБ, ГПУ, НКВД, девичья фамилия – ЧК). Это было совсем непросто, но Нину не зря ценили в МУРе как компьютерного гения. Она набирала название файла "Харон" – и так, и этак, но нигде такого файла не значилось. Наконец, в одном из массивов документов процессор нащупал нужное сочетание букв. На экране появилась надпись: "Доступ запрещен" и потом: "Введите пароль".

При слове "введите" в глазах Нины загорелся азартный огонек. Она достала компакт-диск, который принесла с собой, и запустила программу.

Через двенадцать минут кодовое слово было найдено, и Нина перекачала драгоценную информацию на дискету. Затем вынула свой компакт-диск, положила его в футляр и стала собираться домой: ведь Валерий не сказал, как его найти. Значит, надо сидеть дома и ждать. Ждать вестей от любимого – самое что ни на есть женское занятие. И Нина была счастлива – наконец-то она дождалась того долгожданного момента, когда ей приходится просто сидеть дома и ждать, ждать вестей от своего любимого. А они, как всегда, приходят неожиданно…

К сожалению, события развернулись совсем не так, как она предполагала…

БОЛТУШКО.

Надя разволновалась не на шутку: уже вечер, а мужа все еще нет дома. Сегодня же суббота, в конце концов. Законный выходной! Где он может быть так поздно? А может, с ним что-нибудь случилось? Не дай Бог!

Виртуозно приготовленный обед давно уже остывал на плите. Надя сидела перед телевизором, словно на иголках, и даже не могла смотреть кино! С любимым Робертом Редфордом! (Она вообще любила блондинов.)

Нет, Алексей Борисович не прав! Ох и устроит она ему, когда он вернется! Знает ведь, что жена волнуется! Почему бы не позвонить домой?

Она всегда старается звонить в таких случаях. Вчера, например: предупредила же, что не придет. Почему он не может?

Надя загадала: да ладно уж, пусть тоже не приходит ночевать, но лишь бы позвонил, сказал, что к чему – она же волнуется!

Она еще немного посидела в задумчивости, покусывая губки – решала, что ей предпринять, затем встала, взяла пылесос и принялась убирать квартиру – надо же было как-нибудь занять время.

Наденька была очень неглупой женщиной и прекрасно понимала, что, если бы за ней не водились некие грешки, то вряд ли бы она так сильно переживала. Но она чувствовала себя виноватой перед мужем, а потому волновалась за него с удвоенной силой. Помимо этого, такое безответственное отношение Алексея Борисовича к жене позволяло ей при встрече сразу же перейти в наступление, не останавливаясь подробно на деталях собственного вчерашнего отсутствия.

Алексей Борисович тем временем уже приближался к первопрестольной. Он ехал и никак не мог придумать, что же он скажет жене. Как объяснит помятую физиономию, разбитое лобовое стекло, и пропавшую видеокамеру?

Набегающий ветерок приятно холодил распухшее лицо. Очки, конечно, здорово помогали – дорожная пыль не попадала в глаза, но стало уже темно, и Болтушко с трудом различал дорогу. Он снял очки и опустил солнцезащитный козырек. К счастью, ехать оставалось совсем недолго.

Алексей Борисович решил пока ничего не говорить про камеру: еще успеется. К тому же он не переставал надеяться, что ее все-таки удастся вернуть. Как – он не знал. Но ведь можно было что-нибудь придумать.

Хорошо, что он в свое время обзавелся "ракушкой" – машину без лобового стекла на улице не оставишь! Он загнал свою "шестерку" под металлический тент и закрыл на замок. Еще раз придирчиво ощупал все лицо и тело и убедился, что выглядит не самым лучшим образом. Он заранее вздохнул, представив реакцию жены: все-таки он ее немного побаивался.

Болтушко осторожно открыл дверь своим ключом и вошел в квартиру. Разулся и стал потихоньку стягивать куртку.

В это время появилась Надя. Она пару секунд присматривалась к нему – в прихожей была очень слабая лампочка – а потом всплеснула руками и тихо заплакала.

Она протягивала руки к его лицу, но боялась прикоснуться – думала, что причинит ему боль. Она отдергивала пальцы, закрывала узкими ладошками лицо, качала головой, причитала:

– Алешенька! Да что же это такое, Господи! – и затем снова протягивала к нему руки. – Что с тобой случилось? Я уже места себе не нахожу! Где ты был? – и Надя опять принималась плакать.

– Да вот… – пожал плечами растроганный Болтушко. – Как-то…

– Кто тебя так? – Надя взяла его за руки и повела в комнату, к свету. Здесь она рассмотрела его получше и заплакала еще громче.

Сконфуженный Алексей Борисович неловко обнимал Наденьку и негромко кряхтел и ойкал, когда ее вздрагивающие острые плечики касались его ребер.

– Ой, ну слава Богу, живой! – хлюпая носом, умилялась она. – Кто же это тебя так? – слезы постепенно заканчивались.

– Да… Так получилось, – бурчал Болтушко.

– Пойдем, вымоемся, помажем йодом, а потом ты мне все расскажешь, – Надя захватила инициативу в свои руки и потащила Алексея Борисовича в ванную.

После окончания санобработки и оказания первой медицинской помощи Надя усадила мужа в глубокое кресло посреди комнаты и принесла ему чай.

– Может, хочешь чего-нибудь поесть? – участливо спросила она.

– Угу. Орехов, – с сарказмом отозвался Болтушко.

Надя не рассмеялась – она всплеснула руками и покачала головой.

– Ну, так что же с тобой случилось? Как это произошло?

Алексей Борисович рассказал ей все…

Все, что непосредственно относилось к делу.

Некоторые моменты он предпочел опустить, справедливо полагая, что и так уже сильно пострадал сегодня – нет нужды умножать список увечий.

Надя внимательно его слушала и задавала иногда дурацкие вопросы. Ну, например: "а чем они тебя били? Палкой?"

Болтушко сначала опешил, а потом разозлился:

– Ну почему палкой-то? Не было у них никакой палки!

– Ой, Алеша! Ты же сам говоришь, что потерял сознание. Как же ты можешь помнить? – возразила Надя.

Алексей Борисович хотел что-то ответить, но передумал. С женщинами спорить нельзя – это абсолютный закон, по сравнению с которым второе начало термодинамики – не более, чем маловероятная гипотеза. Он досадливо поморщился и махнул рукой. Наверное, это должно было означать: "Хорошо. Пусть палкой!". Он подул на горячий чай и отхлебнул маленький глоток. Снова поморщился.

Так, с небольшими перерывами, он рассказал жене все.

Что непосредственно относилось к делу.