Марк Гроссман - Капитан идет по следу Страница 36

— А Семен разве плохо зарабатывает?

Мальчишка махнул рукой:

— То густо, а то пусто. Если куда поедет, заработает. А дома сидит — картошка одна.

— Устроился бы на службу.

— Больной он. Чарка его бьет.

— С водкой дружит?

— Ну, да.

Бахметьев достал папиросу и чиркнул зажигалкой.

Степа внимательно поглядел на зажигалку и ухмыльнулся.

— Ты, что? — поинтересовался капитан.

— Машинка у тебя простенькая. У меня лучше была.

— Чем же лучше?

— Вся медная, — воодушевляясь, заговорил мальчик, — и фигуристая, красивая. Только колесико я потерял. Перестала она зажигаться.

— Починил бы.

— Сам не мог. А в мастерских не брали. Уже потом мне Сеня сказал: «Поедем в поселок, там Агулин есть такой. Он починит». Мы там два раза были. Агулин тоже не хотел брать, злой такой. Ругался на Семена чего-то…

Степа сокрушенно покачал головой и признался:

— Потерял я эту зажигалку где-то. А может, брат взял, да не признается. А Агулина убили.

— За что же его убили, Степа?

— Кто знает? Сеня говорил, больно злой он. Вот за это и убили, наверное…

В прихожей послышались шаги. Бахметьев опустил руку в карман и сейчас же вынул ее — в комнату вошел Смолин.

Переглянувшись, сыщики вышли во двор.

Оказалось, что сапожник Венка Кривой ничего не знал о чемодане. В ответ на вопрос капитана он громко расхохотался:

— А я ж не граф, гражданин, чемодан из кожи иметь. Для моего барахла и фанерный сойдет. Приболтнул Сенька, это за ним водится.

Бахметьев коротко рассказал о своем разговоре с мальчиком, покачал головой:

— Жалко мальца, но придется искать сейчас.

Сыщики вернулись в комнату.

Смолин сказал:

— Мы должны сделать у вас дома обыск, Степа. Вот наши документы.

Мальчик исподлобья взглянул на следователей и нахмурился:

— А говорили, чемодан нужен!

— Не все можно сразу говорить, Степа. Ты не сердись. Мы — быстро, и ничего лишнего не тронем. Вот только понятых позовем.

Анчугов, наблюдавший из глубины сарая за калиткой, уже устал и очень хотел курить. Он видел, как Смолин вышел на улицу и вскоре вернулся с двумя мужчинами, видимо — понятыми.

Прошло еще около часа. Старший Мятлик не появлялся.

В это время Бахметьев и Смолин уже заканчивали безрезультатный обыск.

Были пересмотрены все вещи, обследованы стены и полы.

Головки гвоздей в полу везде были покрыты краской, а там, где краска сошла — имели серовато-ржавый цвет. Значит, ни одну доску пола не снимали со своего места и не устанавливали вновь. Если бы это случилось, шляпки гвоздей, несомненно, блестели бы от ударов молотком.

Стены в домике были каменные, и сыщики простукали их молоточками. Кирпичи издавали звонкий, а не глуховатый звук, какой обычно бывает тогда, когда в стене есть пустоты. Выходит, в стене не было тайника.

Закончив обыск в комнате, сыщики прошли в небольшой чулан, пристроенный к дому.

Полив землю водой и прощупав ее длинным стальным прутом, товарищи не нашли здесь ничего подозрительного.

В углу чулана были беспорядочно свалены книги. Бахметьев взял несколько книг сверху — это оказались старые церковные тома — перелистал их и передал Смолину.

Внимательно осмотрев книги, Смолин поднял еще несколько томов и изумленно вздернул брови: книги в этом сухом подвале были очень тяжелы.

Александр Романович открыл одну из них. Под обложкой, во всю толщину страниц, были прорезаны круглые аккуратные отверстия, и в них тускло блестели серебряные часы. В остальных книгах был спрятан часовой инструмент и короткий нож с наборной рукояткой.

Увидев это, Венка Кривой, приглашенный понятым, удивленно присвистнул и покачал головой:

— Нечисто.

Потом, потирая щетину на подбородке, сказал огорченно:

— А ему, сукину сыну, кило смолы в долг давал. Плакала моя смола, получается.

Сыщики переглянулись. Теперь, кажется, становилось ясным, как Мятлик проник в дом Агулина. Зная, что часовщик недоверчив от природы, да еще подозревает его в краже часов, преступник, конечно, не стал стучаться к нему. Мятлик, видимо, смазал тряпку жидкой смолой и бесшумно выдавил «пластырем» стекло в большой комнате, где обычно работал Агулин и где ночью, разумеется никого не было. Оттуда он проник в спальню и расправился с жертвой.

…Уже в небе поднялась луна, и утомленный Степа похрапывал на кровати, когда на улице послышались медленные широкие шаги.

Вскоре калитка дома № 43 бесшумно распахнулась. Однако никто не вошел во двор.

В напряженной тишине прошелестел крыльями ночной жук. Где-то сонно полаивали собаки.

Прошло несколько минут, и в раме калитки выросла фигура высокого узкоплечего человека. Он на секунду остановился, прислушался и осторожно пошел к дому.

За его спиной внезапно вырос кто-то.

Резкая команда на секунду парализовала Мятлика, но уже в следующее мгновение он метнулся в сторону и бросил руку в карман.

Увидев прямо перед собой дуло пистолета и услышав приглушенные голоса трех человек, Мятлик медленно, будто раздумывая, потащил руки вверх и сказал не столько этим людям, сколько себе:

— Сивриков, выходит, продал, подлая душа.

И помолчав, зло усмехнулся:

— Ведите. Отпрыгался Сенька Мятлик!

КОНЕЦ РЫЖЕГО

Его никто не видел. Никто не мог сказать, где его, хотя бы приблизительно, нужно искать. Два года он действовал в городе и два года выходил сухим из воды.

И все же сыщики знали о нем немало.

— Он высок ростом и рыжеволос, — задумчиво говорил Кичига, попыхивая дымком и изредка взглядывая на Смолина. — Дважды мы подбирали на месте краж рыжие волосы. Как-то, в прошлом году, он расписался на стене ювелирной мастерской, прежде чем уйти из нее. Ты помнишь эту надпись? «Не ищите меня, дурни!» Я измерил высоту, на которой была сделана надпись. Сто шестьдесят шесть сантиметров от пола. На стене люди пишут обычно в уровень глаз. От глаз до темени еще, скажем, четырнадцать-пятнадцать сантиметров. Выходит, в Рыжем — метр восемьдесят. О том же говорят и следы его ног.

— Вероятно, все это так, — согласился Смолин.

— Ему сейчас лет сорок, — продолжал Кичига. — Нам удалось собрать его пальцевые следы. На раме в промтоварном магазине, на шкатулке в ювелирной мастерской и на мельхиоровых ложках, оставленных в ограбленной квартире.

Ты знаешь, чем старше человек, тем шире папиллярные линии и бороздки между ними. У Рыжего — шесть-семь линий на пяти миллиметрах следа. Такой отпечаток не оставят ни ребенок, ни юноша. Мало того, у взрослых людей обычно бывает на две-три линии больше, чем у Рыжего. Выходит, он не отличается худобой.

— Мне нечего возразить на это, — сказал Смолин. — Я тоже обратил внимание на его отпечатки. Он, действительно, оброс жирком и, конечно, не молод. Папиллярные линии у него имеют частые разрывы. Значит: подтерлись, подработались за долгую жизнь этого мошенника.

— Я основательно поработал с отпечатками Рыжего, — продолжал после паузы майор, — и могу, кажется, утверждать — это профессиональный вор и грабитель. Следы всех его пальцев говорят еще и о том, что он далек от физического труда. Я искал в его отпечатках следы ожогов: может быть, он кочегар или повар, кузнец или сварщик? И не нашел. Ничто не наводит на мысль, что преступник относится к цеху сапожников или портных: в отпечатках нет точечных углублений, которые обычно остаются от уколов иглой или гвоздями. Нет ни частиц угля, которые могли бы выдать кочегара, ни краски, с которой имеет дело маляр, ни масла, пачкающего руки смазчика или шофера.

Рыжий умен и изворотлив. Два года путает он сыск, оставляя на месте преступлений то галошу с детской ноги, то окурок со следами губной помады, то бутылку с отпечатком чужого пальца.

И все же жулика выдает его почерк.

Одни подбирают ключи под замки и отмыкают квартиры или магазины. Другие действуют ломиком-фомкой. Третьи проникают в подвал, а оттуда — внутрь дома. Четвертые смачивают тряпку в смоле и выдавливают стекла. Пятые спускаются в дымоходы. Ты заметил: Рыжий проникал в магазины и квартиры через чердаки или крыши. Он пробивал дыры в потолочных перекрытиях и спрыгивал вниз. Все дыры его работы — огромны. А то как бы он пролез через них?

— Что ты думаешь о его характере, Сергей Лукич?

— Здесь легко ошибиться. У нас мало данных. Но можно предположить: Рыжий, как все преступники, живет одним днем и не заботится о будущем.

Он крал и грабил часто, хотя только одна кража в ювелирной мастерской могла дать ему десять-пятнадцать тысяч. Выходит, он способен в одночасье прокутить награбленное.

Мы ни разу не наткнулись на него ни в ресторанах, ни на частных квартирах. Не попался он нам и на вокзале. Вероятно, он исчезал из города пешком и успевал за короткий срок покрыть большие версты.