Александр Диденко - Альтернативная личность Страница 36

– Сегодня довольно тепло, – сказал незнакомец, – не находите?

– Тепло, – согласился Андрей. – Минус пять?

– Не ниже, – кивнул незнакомец. – Хорошая погода для лыжной прогулки. Я хотел вас попросить… Расскажите о мальчике, – предложил незнакомец. – Из картона который, с санками.

– А что рассказывать, обычный мальчик, – Андрей присел на скамейку, – пяти лет. Родинка за ухом. Знаете, мне от отца такая передалась. Значит, должна и ему. Большая, как копейка. И вот тут на пальце, видите? У мальчика тоже должна быть. Это ведь передается?

– Передается, – кивнул незнакомец.

– Катька придумала, что он хулиган будет. В хорошем, конечно, смысле. Ну, не оторва. У нее ведь никого нет: сестра была старшая, большая такая девушка, крупная. Лидия. Лида. Потерялась. Поехала на стройку какую-то, за кавалером, и не вернулась. Мы с Катькой тогда школу заканчивали. Супруга шутя броненосцем ее звала, за габариты. Сейчас она бы ого какая гранд-дама была… Искали по запросам, не нашли. Никого у Катьки не осталось – я только и моя мама. Но мы отдельно с Катькой жили. Получили квартиру… Жили. – Андрей поднялся. – Давайте пройдемся.

– Давайте.

– Мне кажется, он сейчас играет под елкой. Там, далеко, в маленькой комнате. Играет с солдатиками. И кошечка у него, с одним глазом. Супруги моей кошечка. Хвост на булавке держался… Или гулять ходит. Для детей ведь гулянье – первое дело. К Яузе спустишься, сядешь в санки, толкнешься с горки и летишь: в глазах мельтешит, голова кружится. И орешь, на всякий случай. И другие орут – кто кого. Спустишься, и опять – вверх. И все по кругу. Вечное начало и неизбежный вечный конец. Да, Яуза. Мы в детстве там катались, хорошее место. Север Москвы. Между Свиблово и Бабушкинской.

– Знаю, – сказал незнакомец.

– Там имеется место такое, где поезд метро над рекой идет. Но его не видно – тоннель в холме спрятан. Холм над рекой… Так иногда страшно делается: бу-бу-бу из-под холма вырывается, будто под землей перекатывается что-то. Или будто в преисподней чаны огромные ворочают.

– Помню, – согласился незнакомец.

– А то и на лыжах вдоль реки бегать. Лыжи мы ему сделали. И палочки из трубочек от сока. Удобно очень. Сначала он плохо держался, потом привык и даже понравилось. Смеялся много. Любил свалиться в снег, перевернуться на спину и лежать так. Мальчишки любят это: озорство у них в крови. На лыжах и с холма проехаться можно. Летишь, аж ветер в ушах. Кажется, что и не по земле вовсе – не по снегу, то есть – а чуть-чуть выше, сантиметров на десять. Потом – бах! – зацепился за что-то. И весь в снегу, по уши.

– По уши, – согласился незнакомец.

Они остановились.

За оградой старушка мела снег. Под крестом лежали две гвоздики.

– Симпатичная фотография, – сказал Андрей. – Мне она всегда нравилась: сирень, два смешных зуба, травинка, челка на левом глазу – на правом, если на фотографию смотреть по эту сторону. Еще школьница. А моя мне не нравилась никогда – я в жизни не такой. Хотя, может и такой, объективу видней. Часто ведь бывает, что людям не нравятся их фотографии. Им кажется, что они в жизни лучше, симпатичней как бы.

– Симпатичней… – согласился незнакомец.

– Мама, – позвал Андрей. Но старушка не обернулась, а незнакомец строго посмотрел на Андрея. – Простите, – извинился Андрей.

Закончив уборку, старушка постояла короткое время, бубня что-то под нос, и, закрыв калитку, пошла по аллее.

– Пойдемте, – позвал незнакомец.

Через некоторое время Андрей обернулся: старушки уже не было.

Они обошли несколько заснеженных могил, миновали рощицу, подошли к плите. Вот и фотография матери. Расцвеченный черно-белый снимок женщины в платочке. Андрей помнил эту фотографию: на втором плане должен быть вагон поезда, но при подготовке фотографии, его, видимо, убрали, и теперь за спиной матери ничего не было – только белый керамический фон и тончайшая сетка трещинок. Фотографировал отец, они с матерью возвращались из Крыма: мама улыбается и видно, что она счастлива – по глазам видно. Он еще не родился. Вроде молодая женщина, а кажется, что уже в возрасте. Так бывает: когда знаешь человека немолодым, какую его фотографию не возьмешь, везде видишь возраст. Говорят, что на фотографии умершего даже приближение смерти можно увидеть, если вглядеться. Андрей много раз пробовал увидеть смерть, вглядывался, но никогда ничего не видел. Будто бы она должна проступать на лице фотографируемого в форме каких-то пятен, теней. Нет, ничего не было. Мама улыбалась, может, строила отцу глазки, была веселой – ни пятен, ни теней. Если бы это было возможно, если бы… Ученые тогда смогли бы прогнозировать смерть, предупреждать ее. И, чем леший не шутит, победить. Однако такого не водилось: не человек ее, а она его. И все течет по обыкновению, как заведено свыше.

– Как заведено свыше, – подтвердил незнакомец.

– Садитесь, – предложил Жорик и опустился за один из трех пустующих столиков придорожного кафе. – В ногах правды нет…

Сергей Арнольдович улыбнулся избитой шутке.

Сюда они приехали вон на той «копейке». От библиотеки ехали недолго, но потряслись изрядно. Что не выбоина, то Жорика: водит плохо. И за машиной не ухаживает. Безалаберный. Место выбрал Сергей Арнольдович: ехали, он ткнул пальцем. В декабре до полудня тут редко кто бывает. На противоположной стороне дороги лепились старые, в несколько этажей, дома. «Даже не скажешь, что Москва», – подумал Сергей Арнольдович. Провинция, да и только.

– Закажете себе что-нибудь? – предложил Жорик. – Нет? Как хотите… А у меня с собой кофе.

– Вы кто, собственно? – спросил Сергей Арнольдович, чтобы побыстрей начать и закончить неприятное для него общение. Ну, и хоть что-то для себя уяснить…

– Я? Речь сейчас не обо мне, о вас, о Сергее Арнольдовиче Бергго…

– Как меня зовут, я знаю, – остановил собеседника Сергей Арнольдович. – Что вам от меня нужно?

– Сергей Арнольдович Берггольц, – повторил Жорик, назвав дату и место рождения. – Майор с внушительным послужным списком: две грамоты от управления, четыре от отдела, командирские часы, следователь по самым важным делам…

– Особо важным, – поправил Сергей Арнольдович.

– Особо важным, – кивнул Жорик. – Холост. Не стар. Одиночка. И, вроде, мизантроп. Боевое ранение. В ногу, правда. Погиб при задержании опасного преступника: пулевое ранение в голову…

– Погиб? – возмутился Сергей Арнольдович. – Что вы мелете? В голову? Это уже перебор! Я вот он, живой, а вы… Поищите-ка другие свободные уши. – И встал, решительно намереваясь уйти.

– Подождите, – остановил его Жорик, – не горячитесь. Сегодня какое число?

– А это зачем? – удивился Сергей Арнольдович. – Ну, двадцать девятое.

– А месяц? – настоял Жорик.

– Сами знаете.

– Я-то знаю, а вы – нет. – Жорик махнул рукой в сторону дома с аркой. – Видите табло?

Сергей Арнольдович поднял голову: табло высвечивало температуру воздуха: « – 5 С».

– Так что?

– Подождите, сейчас покажет, – сказал Жорик.

И точно: за пятеркой с минусом высветилось время, а через несколько секунд позапрошлогодняя дата, пятое марта… Ерунда какая-то!!!

– Можете сюда посмотреть, – показал Жорик на рекламный щит. – Убедились?

Рекламный щит поздравлял женщин Москвы с наступающим праздником. Не декабрь уж.

– Вы все подстроили, – заключил Сергей Арнольдович и вновь сел за стол.

– Подстроил? Тогда вот это вас убедит окончательно. Смотрите туда…

Сергей Арнольдович обернулся. Из-за сосен, растущих вдоль неказистого, будто вылепленного детской рукой из нескольких кубиков, дома с вывеской «Блинная» выбежал мужчина.

– Узнаете? – спросил Жорик. – Да не этот, второй…

Сергей Арнольдович вскочил: вторым бежал он! В его смешном пальто с каракулевым воротником. Но, несмотря на декабрь – или март? – без шапки. Должно быть, уронил, пока бежал. Бежал трудно: задыхался и тяжело ступал на непослушную ногу. Расстояние между бегущими неумолимо сокращалось. «Стоять!», – крикнул Сергей Арнольдович, но тот, за кем он бежал, и не думал останавливаться. Иногда, Сергей Арнольдович знал это по службе, бывает, что преступник подчиняется требованию, но, видимо, это был не тот случай. Матерый, похоже, был преступник.

Перед бегущими вырос дом с аркой, и преступник, сделав обманное движение – показав, что бросится в другую сторону – неожиданно устремился к арке. Сергей Арнольдович пошел на перерез, тем самым сокращая расстояние, и подворотня тут же поглотила обоих.

– И все? – спросил Сергей Арнольдович, смутно о чем-то догадываясь.

Но в это момент треснул выстрел. Второй, третий. Выбежал из арки преступник, огляделся и побежал к остановке. Шумно поднялись с сосен вороны, закружили над домом, над кафе, над дорогой. Прокатилось, погасло среди домов короткое эхо. Не остановилась ни одна машина, не подъехала «скорая», не примчалось подкрепление, не открылось окно, и не высунулась любопытная пенсионерка поинтересоваться, что там грохочет. Как будто ничего и не было, только преступник в троллейбус вскочил – раз, двери закрылись – два, и он уехал навечно – три.