Оксана Обухова - Рефлекс убийцы Страница 36

Может быть, отражение ангела смерти? Намек предчувствия?.. Знак судьбы?

Она окатывала гостю таким вниманием, как будто ждала ее в этой квартире два года и наконец-то дождалась…

От этого жадного, ищущего внимания Надежду Прохоровну аж озноб пробрал. Ноги задрожали.

Как можно вырасти такой… откуда они берутся?!

Ведь в школу, как все, ходила. И есть друзья, подруги. Мама хоть ненормальная, но не убийца, дом — полная чаша.

Откуда?!

Это — болезнь? Извращенная психика садиста?

…Лукреция плавно водила руками над посудой, воды в чайник наливала — священнодействовала. Принюхивалась к иноземным ароматам крошечных чаинок, растирала между пальцами какие-то высохшие лепестки цветов. Надежде Прохоровне показалось — удовольствие на ее лице проступило сродни эротическому…

Жуть какая. Убийца общается со своим орудием. Полуприкрыв глаза, нюхает пальцы, губы подрагивают, наливаются цветом…

Кот Марк Аврелий вот так же над валерианкой балдеет.

Лукреции осталось только упасть на паркет и начать тереться об него ушами!

Тьфу!

Воспоминая о рыжем котике немного согнали с бабы Нади брезгливый ужас. Как будто из тьмы, льющейся из глаз убийцы, на свет вернули.

— Сегодня я приготовлю особенно замечательный чай, — сомнамбулически пророчествовала Лукреция. — Сегодня у меня исключительное настроение… Почти праздничное… — Опомнилась немного, посмотрела на жертву, усмехнулась. — Вы горячий предпочитаете, Надежда Прохоровна? Или чуть-чуть остывший?..

Она уже была совсем Лукрецией. Добродушная резвушка Аня Махлакова куда-то спряталась и появлялась только по мере надобности: улыбнуться бабушке, узнать предпочитаемую температуру чая…

«Наверное, психиатрическое освидетельствование может дать двоякий результат, — с почти незаметным вздохом подумала Надежда Прохоровна. — Жаль. Суворин надеется ее накрепко за жабры взять. Не вывернулась бы…»

— Спасибо, Анечка, я подожду, пока немножечко остынет, — сказала громко. Авось муровские ребята уже скумекали: время терпит, ждет. Не упустите Сашу, парни, не дайте ему сигнал подать!

Анна составила на поднос посуду, поманила бабушку за собой…

До комнаты шла, как гейша на чайной церемонии: каждое движение значительно, в глазах ожидание удовольствия.

Жуткая картина. Палач и жертва. Паучиха с ядовитым жалом и опрометчивая муха. Барахтаться и не пытается…

Гостья безропотно уселась в кресло, заторможенно глядела, как бережно и медленно льется из заварочного чайника зеленовато-желтая жидкость…

Мелькнула мысль: а наверное, этот изящный белоснежный чайник с золотистой каймой из собственного дома привезла. И надеется с собой забрать — на память.

Надежда Прохоровна как воочию увидела Анечку, пьющую вечерами чай из этого чайника: глаза полузакрыты, раздутые ноздри впитывают аромат, которого давно и нет в помине, но нервы продолжает щекотать…

— Попробуйте чай, Надежда Прохоровна, — с пробирающей до костей настойчивостью проговорила убийца. — Попробуйте.

Терпение у Лукреции закончилось.

Крылья носа, лоб заблестели от невидимой испарины, она провела по вспухшим губам кончиком острого розового языка…

Вот так же Толя Субботин — алкоголик матерущий — из тридцать четвертой квартиры на дне рождения у бабы Нади сидел… Пришел незваным, сел напротив и смотрел. То на именинницу, то на стакан, то на именинницу, то на стакан. Руки трясущиеся между колен зажал — ждал, пока приглашенные гости чинно тарелочки закуской наполнят… Потом не выдержал, схватил стакан — будь здрава, Надежда Прохоровна! — и одним глотком опустошил.

Отпустило мужика…

Лукреция сейчас напоминала запойного Субботина. Ее отпустит только после того, как гостья выпьет чаю и замертво под кресло свалится. Девчонку как от жесточайшего похмелья корежило…

Надежда Прохоровна посмотрела на стол: вазочка с вареньем, россыпь конфет в пиале… Может, карамельку надкусить пока?.. Вроде бы обертка магазинная, не раскрученная…

Но Суворин крепко-накрепко предупреждал: «Не вздумайте ничего попробовать в этой квартире, Надежда Прохоровна! Даже если Лукреция на ваших глазах разрежет яблоко напополам и одну часть съест — не пробуйте даже кусочка! Если она выпьет чаю вместе с вами и даже из вашей же чашки — не прикасайтесь! Она способна приготовить два состава — яд и противоядие. Вы выпьете и к праотцам отправитесь, а у нее даже поноса не случится! Если она предложит вам „свежее“ полотенце — не вытирайте руки после мытья…»

Много чего говорил подполковник, отправляя бабу Надю «на задание». Готовил.

Он только не предусмотрел, что время тянуть придется. Пятнадцать минут уже прошли, и, может быть, сейчас возле подъезда скручивают крепкие парни в бронежилетах руки Саше Баранкину… рот рукавицей зажимают, чтоб не крикнул, сигнала не подал…

А может быть, и нет.

— Пейте чай, Надежда Прохоровна, он аромат совсем теряет…

Лукреция схватила чашку со стола, принюхалась, глотнула, блаженно закатила глаза…

— Попробуйте…

Надежда Прохоровна медленно дотянулась до чашки. Взяла ее в руки…

В глазах Лукреции застыло жадное, томительное ожидание!

…Жизнь прожита. Хорошая. Наполненная.

Деток не родила и не вырастила… На могилку к Васе так и не собралась… На детишек Насти и Алеши не успела порадоваться…

Весна скоро… птички прилетят… цветочки распустятся… Интересно, купят ли Алеша и Настя ту дачу возле речки?..

Надежда Прохоровна медленно поднесла чашку к губам…

Что старой бабке о шкуре собственной тревожиться? Эта мерзавка молодых ребят в могилы укладывает! Такую дрянь надо накрепко останавливать!

За прожитую жизнь не цепляться…

Но почему-то больше всего было жальче, что не испытает еще раз того невероятного ощущения, что дают первые теплые дни весны — дождалась… Еще раз весна, еще одно лето, посиделки с подружками на прогретой лавочке под тополиным пухом, разговоры до самого вечера — тепло…

Надежда Прохоровна уже дотронулась верхней губой до радужной пленки остывшего чая…

И в этот момент по квартире пронесся громовой раскат входного звонка.

А может быть, и не громовой.

Но эффект получился как в грозу, когда над самой головой полыхнет и сразу грохнет!

Лицо Лукреции поначалу гневно вытянулось — как кто-то посмел мешать! как кто-то осмелился — в такой момент! — нажать на кнопку перед дверью!

Она вскочила на ноги, повелительно провела ладонью над столом, приказывая жертве не торопиться, оставить удовольствие до ее возвращения, и быстро вышла из комнаты.

Бережно держа чашку помертвелыми пальцами — не расплескать бы! — Надежда Прохоровна суматошно засновала глазами по комнате: «Куда? Куда эту дрянь перелить?!» Ведь как оно повернется — бабушка надвое сказала, Лукреция дверь не торопится открывать…

— Вам кого? — доносился голос Анны из прихожей.

Не Баранкин. И не спецназ.

Надежда Прохоровна стремительно поднялась из кресла, подскочила к широкой керамической вазе на тумбочке и быстро выплеснула туда содержимое чашки.

В два шага вернулась к столику — туда, наверное, были направлены микрофоны и камеры, на место действия, — и быстро зашептала:

— Ждите! Ждите! Сейчас приедет Баранкин, не упустите Сашу! — Повернулась к креслу, посмотрела на него. — А я пока бабушку при смерти поизображаю. Пусть думает, неудачный составчик нынче получился… Не крепкий.

— А мне наплевать, что вы сантехник! — неслось от входной двери. — Я вас не вызывала! У меня все сухо!

Из-за двери, видимо, что-то ответили…

— Да пошли вы к черту вместе с вашим управляющим! Все!

Надежда Прохоровна как подкошенная рухнула в кресло, схватила опустошенную чашку…

Разозленная Лукреция вернулась в комнату — оторвали в такой момент! на самом интересном! — посмотрела на бабушку Надю с пустой чашкой в руках…

— Вы уже выпили?! — Чистейшей воды детская обида отразилась на лице убийцы. Досада, злость на идиота сантехника уступили место такому искреннему разочарованию, что показалось, вот-вот отравительница расплачется!

Но длилось это недолго. Лукреция взяла себя в руки. Почему-то оглянулась на полупустую книжную полку, вскинула брови, о чем-то раздумывая, и села напротив Надежды Прохоровны.

Расслабилась.

Мягкая, добрая улыбка заскользила по губам… Ноздри чуть выгнулись…

Надежда Прохоровна подумала, что отравительница ждет от нее какой-то реакции на изготовленное снадобье.

Вздохнула тяжко:

— Что-то… шибко… топят у тебя, Анечка…

— Жарко? — сердобольно, наклоняясь вперед, исследуя лицо жертвы, спросила ненормальная девчонка.