Натюрморт для вампира - Наталья Хабибулина Страница 36

– Погодите, перейдём и к ним… Я продолжу? В ожидании даты икс больной лишается камня, а возможно и чего-то ещё из необходимых ему предметов. Ему становится известно, кто похитил у него их, вот тогда и начинается охота. А это уже факты!

– Погоди! А ты не допускаешь, что это мог быть обыкновенный коллекционер антиквариата? Они ведь тоже на всю голову больны! Для них какой-нибудь самый мелкий раритет порой дороже родной матери, – Лопахин никак не мог отделаться от скептического отношения к выводам подполковника.

– Я бы с удовольствием принял эту версию, если бы не мертвые мальчики.

– А Кропань? Кропань-то каким боком сюда относится? Он что, тоже… этот?.. Объясни ты мне, недоумку старому, – кипятился генерал.

– Пока связь одна: «Вальтер», из которого он был застрелен. Этот же ствол выпустил пули в Хорошева и Кунгоева, которые были прямыми участниками «мышиной возни» вокруг кулона. Мало того, он «засветился», по-видимому, и в деле с кражей артефактов из музея. Пистолет и пули – это железобетонные факты, установленные и доказанные экспертизой. Ей-то вы верите?

– Значит, если я тебя правильно понял, ты хочешь сказать, что мальчики, Кропань, эти двое блатных, музейная кража – звенья одной цепи? Так что ли?

– Именно! Добавьте сюда же убийство сторожа и подруги Хорошева, Прониной. По-моему, на хорошее кладбище тянет. И ещё немного фактов: из собранных данных о Кунгоеве и Хорошеве, можно сказать, что они выполняли чей-то заказ на похищение неких ценностей, но не кулона, иначе он не оказался бы в скупке. Похоже, что нечистые на руку подельники просто, походя, прихватили эту вещицу. И прокололись!..

– И опять ты меня не убедил! Предположим, что эти двое похитили кулон, но не для коллекционера, не по заказу, а вместе с какими-нибудь другими вещами, сами, по своей инициативе. В конце-концов, они ведь просто воры – домушники. Заявления нет, и мы не знаем даже, было ли вообще какое-нибудь похищение. А если купили у барыги?

– А вот именно потому, что нет заявления, говорит в пользу того, что кража была не простая, а заказная. И взяли что-то такое, о чем хозяин говорить не желает. Потому и не заявляет в органы. Но вот кулон для него важен, потому он предпринимает попытку найти его сам.

– Но ведь о краже кулона можно было заявить? – упрямился Лопахин.

– Да он для нас не представляет никакой ценности! О такой безделице заявление в милицию не пишут. Даже камень никто определить не смог! А серебро!.. Сколько его там? На копейки.

– Ну, это для тебя копейки! А для кого-то!.. – Лопахин вскинул над столом руку, как бы показывая значимость и стоимость этого самого серебра.

– Возможно, только всё же вызывает сомнение… Лично у меня… Но есть ещё один факт, на десерт, так сказать. Авдеев установил, что последнее время Кунгоев и Хорошев были тесно связаны с неким воровским авторитетом Ширяевым, по кличке Жила. Только вот, блатные его не признают, говорят, что он «окрасился».

– На милицию работает?

– Или на кого-то из милиции.

– Думаешь, на Кропаня?

– А ничего другого и не остается. Теперь надо только найти «стальные тросы», связывающие этих всех людей, чтобы сказать точно, за что убили начальника милиции.

– Ну, что ж, ищите. Только вот я что-то никак не могу понять: ты только вчера взялся за дело Кропаня, а уже в курсе каких-то побочных дел? Искал дочь этой… Жерновой из-за того, что она увидела знакомый кулон, а тут уже по самые уши завален подробностями?

– Я был в курсе с самого начала, меня в это дело посвятил Авдеев. И о том, что Кропань начал даже препятствовать проведению объективного следствия, я узнал тоже от него.

– Н-да, «наш пострел везде поспел»! – генерал похлопал подполковника по плечу. – Но это меня уже совсем не удивляет. Ты, как вездеход, – он улыбнулся, – в хорошем понимании этого слова! Ладно, тебя уже все заждались, время, – Лопахин постучал по циферблату наручных часов. – Только скажи мне честно: что всё-таки думаешь про Кропаня? Откуда деньги? До-оллары! Вот что важно! А у тебя, наверняка, есть уже какие-то предположения. Ты же у нас мыслишь на шаг вперед. Или тоже так только, «этюд с фантазиями»?

– Мыслю, мыслю! Но пока промолчу, вы меня знаете. Когда хотя бы один факт в подтверждение моих догадок будет – сразу сообщу! И ещё, товарищ генерал, считаю, что дела по убийству Кропаня, мальчиков Сукониных и Хорошева с Кунгоевым следует объединить в одно.

– Ну, если считаешь, так и объединяй. Тебе же сказано – все полномочия в твоих руках.

Глава двадцать шестая. И снова незнакомка

Ширяев Олег Николаевич, он же вор-рецидивист по кличке Жила, скучал.

Квартира, ключи от которой ему дал Хозяин, больше напоминала звериное логово, нежели пристанище разумного человека.

Толстые пыльные шторы почти не впускали дневной свет, открывать же их Жила боялся. После убийства подельников он стал чувствовать себя незащищенным не только на улице, но и в помещении.

Мебель в единственной комнате отсутствовала, не было даже радио. Спать приходилось на старом рваном матраце, прикрытом серым солдатским одеялом. Подушка давно превратилась в засаленный блин с торчащими во все стороны перьевыми очинами, которые каждый раз, как только Жила дотрагивался головой до подушки, стремились впиться ему в шею, лицо, тыкались в уши. От этого сон, призванный дать человеку удовольствие, превращался у Ширяева в сплошную пытку. Он, выплёвывая из горла матерные слова и выражения, выдёргивал очередное перо, по виду давно лишившееся своего названия. Всё, что в этот момент произносилось, адресовалось покойным подельникам и, в большей мере, Хозяину. Если бы не его заказ! Всё было бы по-другому!

Телефона в квартире не предполагалось, потому позвонить своей подруге Белке, которая хоть как-то скрасила бы его заточение, Жила не мог.

Хотелось хорошей еды: в старом кухонном столе стояли лишь банки с консервами и целый полотняный мешок сухарей. Правда, на газе Жила постоянно заваривал себе чефир из хороших запасов чая, принесенного Хозяином.

Сколько предстояло прожить в этой недружелюбной квартире, которую атаковали полчища тараканов, Ширяев не знал. Ему было приказано ждать, пока всё не уляжется.

Олег Николаевич не был по своей природе человеком рациональным, но быт он привык устраивать с положенной ему по статусу помпой, поэтому через три дня пребывания в этом логове, он стал подумывать о том, чтобы найти предлог для бегства из