Мария Жукова-Гладкова - Как стать вдовой? Страница 37

Но, проснувшись на следующую ночь, она опять не обнаружила мужа. В голову лезли разные мысли, включая мистические объяснения исчезновения супруга – хотя в советские времена мистика была не в почете и никакие маги с колдунами себя в газетах не рекламировали и по телевизору не выступали. Однако беременной женщине было не до марксистско-ленинских обоснований всего сущего. Тем более что она совсем недавно ходила к бабке узнавать пол будущего ребенка – УЗИ-то еще не было. Были народные приметы, народные способы, которыми не гнушались.

В общем, в ту ночь Ольга Петровна решила попить чайку на кухне. Зашла на кухню – и обомлела: перед окном болтался конец скрученной простыни…

Какое-то время Ольга Петровна стояла, не двигаясь. Она несколько раз моргнула, но простыня никуда не исчезла. И молодая беременная женщина пошла будить маму.

Мама соображала гораздо быстрее. В результате они вместе сели пить ночью чай и ждать блудного мужа и зятя.

В квартире над Ольгой и ее матерью проживала разведенка с сыном и родителями. Бывший муж соседки сверху мотал срок за антисоветскую пропаганду и агитацию. Женщина в свое время быстренько с ним развелась после того, как узнала, какое обвинение ему предъявили. В советские времена это было пострашнее обвинения в банальной краже. И могло отрицательно сказаться на родственниках.

Когда блудный Владимир Юрьевич все-таки решил вернуться к законной супруге по простыне после блуда, его на кухне совсем не с распростертыми объятиями встретили беременная супруга и теща. Был дикий скандал. Теща орала, что могла бы балконную дверь закрыть, а простыню сорвать, зятьку было бы полезно на морозце на балконе посидеть. Зятек заметил, что в таком случае ему бы сверху еще одну простыню спустили, и он ушел бы навсегда туда жить, что в результате он и сделал на следующий день.

– Ваш муж бросил вас беременную ради более старшей женщины с ребенком? – Мне было искренне жаль свекровь. – И жил в квартире над вами? Он хоть к ребенку-то приходил?

– Когда родился Юра, он уже в тюрьме сидел, – сообщила Ольга Петровна и продолжила свой рассказ.

В ту ночь у молодой беременной Ольги случилась истерика, потом она оказалась в больнице с угрозой выкидыша. Володя в больницу не пришел ни разу. Но и счастьем с новой женщиной он долго наслаждаться не мог.

План мести блудному зятю придумала теща. Она изначально его невзлюбила, что не редкость, но там к делу примешалась еще и ленинградская прописка. Зять был из другого города – приехал учиться в аспирантуру, как талантливый молодой ученый, остался в Ленинграде, женившись на Ольге, стал работать в одном НИИ. Теща считала, что на ее дочери он женился исключительно из-за прописки. Любовь была только со стороны Ольги, которую окрутил этот провинциальный ловелас.

Каким-то образом теще удалось посадить зятя в тюрьму по знаменитой «семидесятке» – той самой статье за антисоветскую пропаганду и агитацию, по которой сидел бывший муж соседки сверху. В нашей стране, как объяснила мне, молодой, Ольга Петровна, были две знаменитые статьи – пятьдесят восьмая и семидесятая. По первой сажали врагов народа, по второй – антисоветчиков. И сколько безвинных людей пострадали зря… Сколько судеб было разрушено…

В случае Владимира Юрьевича теща задействовала кучу знакомых. Органам требовались успешно проведенные расследования и раскрытия, а за антисоветчиков можно было очень скоро получить дополнительную звездочку на погоны. Враги народа-то к тому времени ушли в прошлое. Теперь боролись с очернением социалистического строя и восхвалением капиталистического. А тут, можно сказать, под носом оказался рассадник антисоветской пропаганды и агитации. Ведь одного мужика той развратницы посадили по этой статье? Посадили. А тут и второй такой же.

– Я не знаю всех деталей, Лера, – призналась мне Ольга Петровна. – Я очень плохо себя чувствовала. Мне было ни до чего. Можно сказать, что всю вторую половину беременности я провела в больнице. Ко мне туда приходили то ли милицейские следователи, то ли кагэбэшники. Я не знаю. Но, наверное, кагэбэшники.

– Вас сильно дергали? Обвинение не предъявляли?

– Нет, – покачала головой Ольга Петровна. – Меня посчитали жертвой. Мама постаралась. Да и кому могло прийти в голову, что я, молодая беременная девочка, вдруг ни с того ни с сего занялась антисоветской пропагандой и агитацией? И я на самом деле ею не занималась. И я очень плохо себя чувствовала. И физически, и морально. Вначале я была зла на Володю, а потом мне стало его жаль. А за Володей, как выяснилось, и в его родном городе какие-то грешки водились. Вроде он там когда-то по пьяному делу накуролесил. Я не помню. На самом деле не помню. Но все это всплыло. И в НИИ у него нашлись завистники. Он же чье-то место занял. Приехал в Ленинград, удачно женился – и сел на чужое место. И это лазание к соседке сверху по скрученной простыне по ночам тоже было представлено соответствующим образом. У нас и у них были двухкомнатные квартиры. Там в одной комнате жили родители, причем отец был парализован, а в другой – она с сыном. Где там любовью заниматься? Хотя, конечно, если есть желание… Наверное, на кухне занимались. А в деле это было представлено совсем по-другому. Вроде как они по ночам чуть ли не государственный переворот готовили…

– Но ведь для обвинения должны быть какие-то доказательства! – воскликнула я. – Листовки, антисоветская литература, переписка с иностранцами. Что-то же должно было быть! Ведь не на пустом же месте обвинения строились!

– В нашей стране их строили на пустом, без доказательств, Лера. Ты, к твоему счастью, поздно родилась. Хотя теперь вон тоже одного старика обвинили в том, что вроде как государственный переворот готовил и на Москву с арбалетом идти собирался. Реальный срок дали – после того, как не удалось посадить за покушение на ненавидимого всей страной государственного чиновника, хотя участвовал он в нем или нет – дело спорное. Я для себя так и не решила, было покушение на того рыжего или не было. Да и когда тот чиновник наконец покинет нашу грешную землю – по любой причине, – в стране праздник будет! Я лично праздновать буду! Но сейчас речь не о них… Это я отвлеклась. Просто хотела сказать, что в нашей стране всегда была верна истина: был бы человек – статья найдется. Володя не признал своей вины и повторял, что адюльтером занимался, а антисоветчиной нет. Каялся в прелюбодеянии, измене молодой беременной жене, то есть мне, но не в том, в чем его обвиняли. Конечно, все так и было на самом деле, но машина-то уже закрутилась…

– И что было дальше?

– Володю посадили по семидесятой статье. А соседке сверху как-то удалось отмазаться. Сыграло роль то, что она была беременна.

– От вашего мужа?

– Да. Славиком.

Я открыла рот.

«А ведь они на самом деле похожи! – мелькнула мысль. – Я же еще думала, где я видела Славика раньше. А я не видела. Он мне моего мужа напоминал, только до меня это не дошло».

– Славик – копия Володи, – вздохнула Ольга Петровна. – Я поэтому и не устояла. Володя именно так выглядел в молодости, когда я его полюбила… То есть не совсем. Володя был моложе. Но очень похож… А Юра больше на меня похож и на моего отца, хотя глаза Володины. И сейчас Юра и Славик похожи друг на друга гораздо больше, чем в детстве. Приглядись, если ты этого еще не заметила.

Свекровь вздохнула.

– В общем, соседка нашла, что сказать. Она один раз отмазалась, когда ее мужа сажали (кстати, я так и не знаю, была ли там антисоветчина или тоже сфабрикованное обвинение), и в Володином случае тоже отмазалась. Жертвой себя представила. Вроде как Володя пытался ее втянуть в эту деятельность, думая, что она готова пойти по стопам мужа. Понимаешь, Лера, она тоже оказалась стервой. Она ухватилась за обвинение в антисоветской пропаганде. А Володе просто не повезло… Хотя нечего любовниц заводить, тем более там, где живешь.

– И вы не знаете, как дальше сложилась его судьба? Вы не писали ему в тюрьму?

– Ты что? После обвинения в антисоветской пропаганде? Мне проблем и так хватило. Я с ним развелась еще до рождения Юры, причем развели нас очень быстро, в советские времена это было легко сделать, если мужика сажали. А тут еще по такой статье. Я родила ребенка, фамилию дала свою, потом закрутилась с малышом… Люська – мать Славика – родила Славика. Но мы с ней всегда жили как кошка с собакой… А Славик с Юрой пошли в один класс.

– Дрались?

– Дрались. Еще как. И моя мама с ее матерью не разговаривала. Демонстративно друг друга не замечали, внуков, когда с ними гуляли, по разным углам двора растаскивали. Нашу историю все знали… Но моей маме, по-моему, все это доставляло большое удовольствие – помыть с соседками кости Володе, потом помыть кости Люське… Но после смерти мамы я решила оттуда уехать. Нашла равноценный обмен – и мы с Юрой переехали. А Славик с матерью остались жить в том дворе. Он до сих пор в той квартире прописан. И мать тоже. Брат только отдельно живет. Я его брата взрослым ни разу не видела.