Пьер Нор - Французский шпионский роман Страница 37

На какое-то мгновение Ардан растерялся. Он посмотрел на ручные часы. Десять минут четвертого. Долго раздумывать было некогда. Сделав глубокий вдох, он зажал нос и ринулся в комнату… Быстро схватил револьвер, оставшийся лежать на постели, одним прыжком оказался у двери, безо всяких предосторожностей спустился по лестнице вниз, бегом пересек гостиную.

Лишь посреди столовой он вдруг остановился. В темной кухне кто-то задел стул. Этот звук и последовавший за ним тихий металлический щелчок дали ему понять, что враг близко и он только что взвел курок пистолета.

Ручка двери, ведущей из столовой в кухню, повернулась в одну сторону, потом в другую и замерла. Больше ничего.

Теперь двух противников, неистово стремившихся расправиться друг с другом, разделяла лишь тонкая деревянная перегородка, и каждый из них совсем рядом слышал прерывистое дыхание другого. В тот момент, когда им достаточно было проявить еще немного самообладания, слишком сильно натянутые нервы обоих одновременно сдали, подведя в самый решающий момент.

Находившийся в столовой Ардан облокотился левой рукой о стол: у него еще хватило силы на то, чтобы поднять руку и в темноте наугад выпустить всю обойму в дверь, которая находилась на расстоянии пяти-шести метров от него.

Но было поздно. Хлопнула дверь, ведущая из кухни в сад. Противник бежал, признав свое поражение. А Ардан начал медленно оседать на пол, его вырвало.

Глава IV

Ночь в форте

Когда трое явно обеспокоенных лейтенантов подошли на следующее утро к дому Ардана, они, к своему большому удивлению, увидели его на крыльце, уже одетого как на службу и если не пышущего здоровьем, то по крайней мере бодрого. Все вместе вчетвером они позавтракали в офицерской столовой.

— Я рад, что жена уехала вчера,— сказал Ардан.— Она у меня никак не может привыкнуть к такому, надо признаться, впечатляющему зрелищу, как мои приступы малярии. Сегодня ночью, например, я совершенно расклеился, да еще эта духота перед грозой. У меня была температура сорок, всю ночь мне мерещились кошмары… просто какой-то сумасшедший дом… вы не представляете, какого вздору я могу наговорить в бреду.

Он иронически улыбался, всем видом давая понять, что он не стремится, чтобы ему поверили. Впрочем, теперь, когда карты были раскрыты, не обязательно было казаться другим убедительным.

Капель поздравил его с чудесным выздоровлением. Но между ними чувствовалась теперь какая-то напряженность.

Назначенный на это утро смотр, которым Ардан руководил, как всегда, с увлечением, переключил их внимание. К одиннадцати часам рота вернулась в лагерь. Была суббота. Как только раздалась команда «разойдись!», все отправлявшиеся в увольнение поспешили в казармы. Кунц собирался провести уик-энд в семье, Легэн думал съездить в Париж, а Капелю предстояло обеспечивать дежурство на случай отсутствия Ардана, который никого не посвящал в свои планы. Но только военнослужащие, оживленно переговариваясь, разошлись, как горнист на контрольно-пропускном пункте, поочередно поворачиваясь во все четыре стороны, протрубил «офицерский сбор»:

«Лейтенант, капитан и майор -У полковника сбор, у полковника сбор!»

Финал прозвучал совсем скорбно. Эта мелодия никогда не предвещает ничего хорошего, тем более в субботнее утро. Но то, что за ней последовало на этот раз, превзошло самые пессимистические ожидания.

Когда весь офицерский состав собрался в актовом зале, самый старший по возрасту капитан, временно командовавший батальоном, без всякого вступления сказал:

— Я только что получил приказ начать в полдень учения по боевой тревоге с занятием объекта. Нет, продолжительность учений не определена. Мне приказано: «Впредь до нового распоряжения». Очень оригинально! Тем не менее есть одна тревожная деталь: нам приказано действовать в максимально приближенной к боевой обстановке, оставить лошадей в лагере, увезти с собой кухни, снабдив их продовольствием согласно уставу, и т. д. Судя по всему, нелишне будет думать, что учения продлятся дольше, чем обычно.

Поскольку со всех сторон посыпались вопросы, командир добавил: — Вопросы мне задавать бесполезно. Я знаю не более того, что сообщил вам. Подождем прибытия нового командира. Да, он будет здесь сегодня вечером. Нет, я не знаю, кто это.

В спешке был поглощен дневной солдатский обед, и менее чем через полчаса батальон уже углубился в лес. Состояние духа его воинов было вполне в традициях французской армии, которая всегда ворчит, но шагает — этакая удивительная смесь хорошего настроения и «бузотерства», уверенности в себе и упования на Бога, метких суждений о скотстве своего ремесла и глупости начальства и плохо скрываемой гордости за приложенные усилия и исполненный долг.

Офицеры же демонстрировали перед солдатами невозмутимость либо веселость и не позволяли себе думать о горечи такого испытания и вслух сомневаться в его полезности, особенно в необходимости устраивать все это во второй половине дня в субботу. Ардан и сам пребывал в мрачном настроении. Перед этим он молча выслушал сетования окружавших его во главе ротной команды лейтенантов. В конечном счете он с ними был согласен.

— В самом деле,— сказал он,— если бы это была война. Тогда допустимо все что угодно, даже глупость. Но сейчас еще мирное время, а нам не дают хоть немного пожить по-человечески.

— По крайней мере ясно,— подал реплику Легэн,— что положение серьезнее, чем мы думаем, чем пишут об этом в газетах.

Все замолчали, задумались.

И действительно, даже официально подтверждалось, что дипломатическая атмосфера насыщена угрозами и готовыми разыграться бурями. В то время как, по последним данным, половина Австрии находилась в руках мятежников и сражения шли в предместьях Вены, фронт бывших союзников представал совершенно разобщенным и непрочным перед лицом грозной и таинственной, как сфинкс, Германии.

Италия все еще сражалась с кавалерией Святого Георгия в Абиссинии[32], а такие войны всегда бывают затяжными и кровопролитными. Победа лейбористов в Великобритании, не изменив ни на йоту имперскую политику страны, уменьшила надежды на ее твердую дипломатическую поддержку и автоматическое военное сотрудничество на континенте… Советы, пребывая то во власти панического ужаса перед военным поражением, то в надежде ускорить взаимоуничтожение так называемых капиталистических государств, кричали «караул!», хотя на них еще никто не нападал.

А Германия, наоборот, молчала. Даже Геббельс уже в течение недели не произнес ни одной речи. Ее пресса, явно выполняя указание блюсти осторожность, ограничивалась объективными сообщениями об австрийской гражданской войне. Жестокие полицейские меры, беспощадная цензура нависли над этой большой страной как непроницаемая маскировочная сеть. Однако в последовавших один за другим трех серьезных инцидентах на чешской границе пролилась кровь. Пражские газеты обвинили Германию в проведении мобилизации.

Невозмутимая французская пресса каждый день предрекала неизбежную победу австрийского правительства. Никто даже не пытался поднять по тревоге Лигу наций, ежегодное заседание которой должно было состояться через несколько дней при всеобщем безразличии.

Что это, беспечность? Или смирение перед неизбежной судьбой?

— В конце концов,— сказал Кунц,— мировой конфликт не вырастает вот так, за несколько дней, как сюрприз.

— Сюрприз лишь для вас и для меня,— возразил Ардан.— Думаете, в июле четырнадцатого мы знали, что будет война… А на этот раз, я уже говорил вам, все будет гораздо грубее, без объявления, можете мне поверить.

— Таким образом, то, что мы делаем, быть может, не так уж и бесполезно,— подал голос Легэн.

— Помолчи ты! — воскликнул Капель.— Я вот в спешке забыл зубную щетку. Вот это ужасно.

— Придется телеграфировать о вашей оплошности во все министерства иностранных дел, быть может, это заставит их повременить с принятием решения.

Они уже приближались к объекту. На фоне входа в главный туннель четко выделялся неподвижный приземистый силуэт. Передние шеренги первыми узнали своего прежнего командира — майора Малатра и автоматически, не дожидаясь команды офицеров, начали печатать шаг. Батальон перестроился в колонну и скрылся в чреве холма, держа на марше равнение на вновь вернувшегося командира. Тот был серьезен, даже важен. Он жестом подозвал к себе командиров рот и, когда скрылся последний человек, повернулся к ним и сказал:

— Подойдите ближе, я не собираюсь разглашать конфиденциальных и секретных сведений, но кое-что я вам должен сообщить. Германия скрытно проводит мобилизацию. Война возможна, если не вполне вероятна. То, что она начнется внезапным нападением, несомненно. То, что произойдет на нашем укрепленном участке границы, сомнительно, но возможно. Надо предвидеть все. С этого момента я снова беру на себя командование объектом. Немедленно приступайте к выполнению плана по его занятию под предлогом учебной тревоги. Доклад о выполнении на моем КП в восемнадцать часов. Благодарю вас.