Антон Леонтьев - Шпионка, пришедшая с севера Страница 37

Отдаться этому страшилищу? Ни за что. Татьяна все-таки покорно улыбнулась и подошла к Доминике.

Та распахнула материнские объятия.

— Молодец, детка, я знала, что ты разумная девочка.

Таня оттолкнула Доминику и бросилась к двери.

Дверь была наглухо заперта. Таня обернулась. Разъяренная Доминика возвышалась над ней. В руке у нее был хлыст. Она что есть силы ударила Таню, острая боль пронзила тело. Доминика захохотала и нанесла еще один удар. Таня стукнула ее в колено. Вице-директор повалилась на ковер, пропахав носом несколько метров.

— Ты посмела меня ударить! — Доминика, визжа, поднялась на ноги. — Тебе это даром не пройдет. Я вижу, что ты не собираешься мне подчиняться. Я тебя заставлю!

И она что есть мочи ударила Таню хлыстом, потом еще и еще. Полесская потеряла сознание.

Она пришла в себя от боли, которая растекалась по ее телу. Пронзительный холод впивался в кости, она ощутила страх. Тане едва удалось разлепить глаза. Она находилась в крошечной комнате, вымощенной каменными плитами. Она лежала на холодном мокром полу. Таня попыталась подняться, но не смогла, снова рухнув на пол. Тело превратилось в сплошной синяк. Ноги ее не слушались, на спине вздулись рубцы.

Последнее, что сохранилось в ее памяти, так это страшный лик размалеванной Доминики, которая склонилась над ней, разрывая одежду. Таня была абсолютно обнаженной. Тело покрылось кровяной коростой, шрамами, укусами, царапинами. Голова гудела. Доминика избила ее. Ну что же, по крайней мере, Таня пыталась сопротивляться.

Она не знала, сколько часов находится в карцере.

В комнатушке не было ни единого окна, массивная железная дверь была заперта. Таня подползла к ней, пыталась стучать, но никто не откликался.

Она отчаянно мерзла, в карцер проникал ледяной декабрьский ветер. Таня сжалась в комок, пытаясь согреться. Раны болели, позвоночник причинял неимоверную боль, ей было трудно дышать, хрипело легкое.

Похоже, Доминика сломала ей ребро или даже несколько ребер.

Потом пришел голод. Таня ослабела, она не могла даже подползти к небольшой впадине в каменной плите, где собралось немного воды. Ей так хотелось пить.

И все же, приложив неимоверные усилия, она оказалась около воды. Пересохшие, растрескавшиеся губы припали к воде. Всего один глоток, однако какое блаженство.

Она и понятия не имела, что тухлая вода может быть такой вкусной.

Сон сменялся бодрствованием, Таня слабела. Она ничком лежала на каменном полу, который забирал у нее силы. В какой-то момент она услышала писк. Крысы! Рядом появилась серая усатая тень. Таня попыталась двинуть ногой. Крыса исчезла. Полесская открыла ноющие воспаленные глаза через какое-то время. Сколько времени прошло? Минута, два часа, день? Около ее ног суетилось уже несколько животных. Они ждали момента, чтобы напасть. Крысы — что может быть страшнее?

Они нападут на нее, когда она потеряет все силы. Она и так была на последнем издыхании.

Вдруг дверь распахнулась. Спасение! Таня повернула голову, яркий, нестерпимый свет ударил ей в лицо.

Она услышала знакомый прокуренный голос.

Доминика, пихнув ее туфлей в живот, сказала:

— Ну что, детка, тебе нравятся твои новые апартаменты? Шикарно, не правда ли? Ты здесь уже двое суток.

Крысы еще не откусили тебе носик? Тебе хочется пить, хочется есть и оказаться в тепле? Но ты упустила свою возможность. Ты перестала мне нравиться, Полесская.

Я запру тебя в карцере и дождусь, пока ты сдохнешь.

Поверь моему опыту, самые отчаянные держались не более пяти дней. Ты молодец, но крысы… Они привыкли к тому, что я их подкармливаю такими, как ты.

Таня, Таня, как мне тебя жалко…

Полесская слышала слова Доминики сквозь полудрему, которая окутывала ее сознание. Значит, все-таки смерть. Еще совсем немного, и она окончательно потеряет силы. Острые зубки крыс вонзятся в нее, и она не сможет оказать сопротивление. Но ей так хочется жить.

— Прощай. — Доминика склонилась над ней. — Я оставляю тебя наедине с зубастыми крошками. Советую тебе умереть еще до того, как они приступят к трапезе, это ведь неимоверно больно, Таня.

Темнота окутала ее. Таня лежала на полу, уже не ощущая холода. Руки и ноги онемели. Крысы, осмелев, тыкались ей в ноги. Их голые хвосты задевали ее коченеющее тело. Таня пробовала отогнать тварей, но те не боялись ее движений. Или она уже не двигалась?

Боль отступила, по телу побежало тепло. Итак, это конец. Она проиграла. Ну что же, Таня ничего не могла поделать. Страха не было. Смерть — это мгновение, затем наступит…

Свет, снова свет! Таня читала запрещенные в Союзе книжки и знала, что множество людей, переживших клиническую смерть, описывают то, что ждет после смерти, одинаково: яркий свет, который захватывает тебя, крутящаяся воронка, в которую проваливается умерший, и непонятное чувство умиротворения и даже блаженства.

Таня оказалась в лучах света. Она умерла? Вот все и закончилось. Не было больше тревожащих душу воспоминаний, ей не нужно бороться, она так и не отомстила тем, кто убил ее.

— Таня! — услышала она чей-то голос.

Ее зовет к себе Создатель? Таня улыбнулась. Она встретится с мамой. Как же она мечтала об этом многие годы.

— Таня! Не засыпай, прошу тебя.

Голос настойчиво вторгался в ее сознание. Чьи-то цепкие пальцы тормошили ее за плечо. На том свете говорят по-французски? Она и не знала. Как все же забавно!

— Открывай глаза, живо, ты слышишь, что я тебе говорю!

Голос был ужасно похож на Пиин. Как она оказалась на том свете? Этого не может быть. Таня с огромным трудом раскрыла глаза. Перед ней стояла Пиа. Она находилась не в темной, сырой и мрачной камере, а в другом месте. Ну конечно, она же умерла…

Таня сладко зевнула и ощутила внезапную резкую боль. Такого не может быть. Если она умерла, то не может ощущать боль. Таня снова открыла глаза. На этот раз рядом никого не было. Она оглянулась по сторонам.

Небольшая уютная комната, похожая на палату. Так и есть! Она не умерла, она оказалась в тюремной больнице. Но как это произошло? Доминика над ней сжалилась? Таня не могла в это поверить. Вице-директор не относилась к тем людям, которые испытывали запоздалые угрызения совести.

— Ну наконец-то! — воскликнула Пиа и появилась около нее.

Значит, то, что она увидела, не было сном или галлюцинацией. Таня попыталась что-то произнести, но у нее не получилось, язык был шершавым, как наждак, а горло горело, как будто она проглотила ложку жгучего перца. Таня закашлялась и откинулась на подушку.

— Молчи, — сказала Пиа, заботливо поправляя одеяло. — Тебе нельзя говорить, у тебя ужасная простуда, кроме того, ты сорвала себе связки, когда звала на помощь. Но все хорошо, ты теперь в больнице. Тебя вылечат.

Таня в блаженстве закрыла глаза. Она не умерла! Как же все-таки хорошо быть живой. Это — великолепное чувство. Значит, она каким-то образом выбралась из карцера. Но что произошло? Она не успела получить ответ на этот вопрос, так как снова погрузилась в сон.

Ей снились огромные крысы, ростом с человека, которые на задних лапах шли стройными рядами по коридору. Таня проснулась от собственного крика. Горло резало, будто она проглотила кусок стекла. Сердце стучало, как бешеное. Она не могла вначале понять, где же она находится.

Ага, тюремный лазарет. Рядом, на стуле, примостилась Пиа. Она спала, свесив голову на грудь. Таня попыталась пошевелиться, это далось ей с трудом. Она опустила глаза и увидела, что от ее тела отходит несколько прозрачных трубочек, по которым бежит светлая жидкость. Дела так плохи, что поставили капельницы?

К Полесской подошел врач, молодой человек с усиками, и покачал головой:

— Госпожа Полесская, очень рад, что вы пришли в себя. Прошу вас, не волнуйтесь, все позади. Вы сейчас в больнице, мы поставим вас на ноги.

— Что… Что со мной? — просипела Таня, воздух вырывался из ее горла, причиняя неимоверную боль.

Врач строго произнес:

— Молчите, если не хотите окончательно потерять голос! После того ужаса, который с вами сотворили, вы должны прийти в себя. Я вам обещаю, что вы проведете под моим присмотром по крайней мере месяц. Вас никто больше не тронет.

Не тронет, пока она здесь. Доминика от нее не отстанет. Как только Таня снова окажется в камере, она возобновит свое преследование. Еще бы, Таня ее оскорбила, и вице-директор Святой Берты не может этого снести.

В больнице ее никто не трогал. Таня не могла есть, поэтому питательные растворы подавались ей внутривенно. Через несколько дней она почувствовала себя еще хуже, хотя не могла представить, что такое может быть. Раны постепенно заживали и ужасно болели.

— Ничего, все в порядке, — успокаивала ее Пиа. — Потерпи немного, Таня, совсем немного. Раз ты чувствуешь боль, значит, ты жива. Радуйся этому.