Марина Серова - Под знаком Близнецов Страница 38

— Послушайте, а почему вы бродили вокруг дома и пугали детишек? — не отрываясь от окуляра, спросила я.

Калаш смутился:

— Понимате, я… я приехал в ночь смерти отца. Хотел его предупредить. До меня дошли кое-какие слухи, что его ищут старые приятели. Мы поговорили, но он меня не послушал. Ночью я пришел еще раз, но не успел — его застрелили прямо у меня на глазах…

— А почему вы тогда не пришли к Катерине и не открыли, кто вы такой?

— Ну, я не решился. Папа ведь ничего не рассказывал Кате. Не хотел, чтобы его проблемы из прошлого касались его семьи, дочери и внуков. Я не мог открыть Кате папины тайны, раз он сам этого не хотел. Даже имя у него было другое… Кто бы мне поверил, что Иван Константинович Гольцов и Владимир Константинович Береговой — один и тот же человек?

Калаш вздохнул:

— Я видел, что вокруг дома что-то затевается. Какие-то люди… но не знал, что дойдет до такого. Я думал, что буду потихоньку приглядывать за Катиной семьей и в случае чего успею предупредить… Но не успел.

Он вздохнул:

— Я очень виноват перед вами, Катя. Я переоценил свои силы. Эти типы меня переиграли, и вы оказались в заложниках.

Я краем уха прислушивалась к этой семейной саге в духе «Санта-Барбары». По законам жанра кому-то предстоит потерять память, а потом еще найдется потерявшийся во младенчестве ребенок…

В окне второго этажа мелькнул силуэт Голиафа. А, жив старый паук! А вот в раскрытом окне «собачьей» комнаты показалась растерянная рожа Башира. Ну, все, мне пора.

Я глотнула воды из бутылки, проверила карманы, перешнуровала ботинки. У покойного Малыша Жанно был сорок третий размер ноги, и ботинки немилосердно на мне болтались. Ничего, из всех наших проблем эта — самая мелкая…

Я осмотрела свою команду. Катерина о чем-то беседовала с чернокожим братом. Близнецы прилипли к матери и, раскрыв рты, слушали дядю. Альберт с верхних нар несколько ревниво на них поглядывал. Маша вытирала салфеткой кровь с лица Василия. Учитель держал на коленях автомат. Ох, как бы не пристрелил кого…

Все были при деле. Удивительно, всего несколько дней назад я не знала никого из этих людей, а сейчас у меня было такое чувство, что здесь, в бункере, и моя семья тоже.

«Эй, Охотникова! Давай-ка без фантазий! — прикрикнула я сама на себя. — Твоя семья — это ты и тетушка Мила. А эти люди — твоя работа. Которую, кстати, ты еще не закончила! Так что хватит рассиживаться в тепле. Часики тикают!»

Я поймала взгляд Антона и жестом подозвала мальчика к себе. Он высвободился из материнских объятий и подошел.

— Слушай, Антон, у меня тут секретная миссия. Я должна ее выполнить во что бы то ни стало.

— А можно мне с вами? — вскинулся мальчик.

— Нельзя! — отрезала я. — Поручаю тебе женщин и детей. Приглядывай за ними, пока я не вернусь, ладно?

— Это какие дети? Анька, что ли? Да она сама кого хочешь обидит…

Но мне некогда было препираться.

— Выпусти меня, только тихо, ладно?

Антон кивнул и открыл для меня люк. Я вылезла на мороз. Мальчик задвинул крышку. Так, через какое-то время в бункере обнаружат мое отсутствие. И что тогда сделают настоящие мужчины — брокер и учитель начальных классов? Правильно, они вооружатся чем смогут и отправятся мне помогать. Нет уж, спасибо! Мне и так нелегко придется. Не хватало еще Васи с автоматом… Калаш, конечно, мог бы пригодиться… но у меня было две причины не брать его с собой. Первая — я привыкла работать одна. Для того чтобы в опасной ситуации понимать друг друга без слов, нужно сработаться. Ну, или быть профессионалами, говорящими на одном языке. Думаю, мы лучше понимаем друг друга с наемниками, чем с кем-то еще в этом доме… А вторая причина — я хотела, чтобы в бункере оставался хоть кто-то, способный постоять за себя и защитить раненых. Так что я взяла бочку, наполненную какой-то землей, стоящую в углу, и перекатила ее так, чтобы она оказалась на крышке люка. Конечно, через какое-то время Калаш сможет ее сдвинуть… Но я надеюсь до этого момента закончить свои дела.

Время приближалось к шести вечера. На улице уже совсем стемнело — если через двор мы перебегали в сумерках, то сейчас наступила настоящая ночь. Мороз усиливался, я почувствовала, как стягивает кожу на лице, как мерзнут ноги в ботинках на четыре размера больше, чем надо. Я медленно двинулась к дому, стараясь держаться в тени, падающей от машин. Тачка Альберта стояла поперек дороги, а два внедорожника явно принадлежали нашим врагам.

Входная дверь была соблазнительно приоткрыта. Оттуда на снег даже падала полоска теплого желтого света. Ну уж нет, меня на такой простой крючок не поймать!

Скорее всего, в холле притаился кто-нибудь из наемников. Ждут, пока я войду. Конечно, у меня есть автомат, но ведь оружие вовсе не делает меня неуязвимой.

Как говорил один деятель, мы пойдем другим путем…

Мне пришлось снять ботинки и забросить их в сугроб, потому что подняться по водосточной трубе в них все равно было невозможно. Я закинула автомат за спину и начала подъем. Действие обезболивающего заканчивалось, и плечо кололи пока еще нестрашные иголочки боли. Вдобавок левая рука плохо двигалась, плечо под давящей повязкой, неумело наложенной Машей, распухло и страшно ограничивало подвижность. Так что подъем, который в других обстоятельствах был бы детской забавой, превратился в настоящую проблему.

Пока я лезла, размышляла о том, почему я никого не взяла с собой. Конечно, Василий рвался бы со мной. За сегодняшний день я узнала парня получше. Учитель нравился мне все больше, но тащить его с собой не имело смысла. Вася полон решимости защитить женщин и детей, но, доведись ему стрелять, промахнется по цели, а то и не решится выстрелить в человека.

У Калаша Владимировича таких проблем не возникнет. Он ведь сам признался, что подростком провел какое-то время с оружием в руках. Но пусть он лучше останется в бункере. Я буду гораздо спокойнее, если буду знать — там есть кто-то, кто не в первый раз в жизни держит в руках «узи». Хотя, скорее всего, Калаш Владимирович больше привык к своему тезке…

Плечо болело все сильнее. Скоро у меня перед глазами будут искры летать при каждом движении, и тогда я ни на что не буду годиться. Нужно побыстрее раздобыть еще одну дозу обезболивающего. Ничего, что скоро от передоза я буду пускать слюни и блаженно почесываться. Зато до этого момента я смогу действовать эффективно. А это главное.

Кое-как, цепляясь одной рукой и помогая себе ногами, я выбралась на крышу, по скользкой черепице поднялась до конька и позволила себе минуту передохнуть за каминной трубой.

Камин в доме был один — в гостиной. Кажется, я знаю, как проникну в дом. А что такого?! Вряд ли наемники сидят под елочкой. В гостиной им совершенно нечего делать, так что эта комната самая безопасная.

К тому же — я точно это помню — там осталась моя одежда. Конечно, такой аргумент достоин дилетанта… Но если бы вы знали, как натирали мне портки покойного Малыша!

Я встала и примерилась. Каминная труба была довольно высокой, как и положено. Камеры выведены из строя, вряд ли кто-нибудь пялится на крышу, так что я не особенно рискую. Во всяком случае, гораздо меньше, чем если бы проникла в дом через окно одной из комнат второго этажа. Ведь вряд ли окно гостеприимно открыто. Придется разбивать стекло, а это сразу же привлечет ненужное внимание…

Я достала свою альпинистскую веревку. Ну вот и пригодилась… Привязала к ней автомат. Тяжело, конечно, и вообще варварство — так использовать оружие… но ничего подходящего у меня под рукой нет.

Я встала, расставила ноги, покрепче уперлась ботинками в черепицу, сжала зубы, размахнулась и забросила автомат в трубу. Потом потянула на себя… Есть! Автомат зацепился за выбоины в кирпичной кладке. Все-таки этому дому тридцать лет. Надеюсь, моя импровизированная «кошка» выдержит мой вес, а не то лететь придется долго…

Держась руками за веревку, а ногами перебирая по трубе, я поднялась наверх. Скажу честно — подъем занял у меня куда больше времени, чем я рассчитывала, а в некоторых местах я цеплялась за веревку зубами, давая левой руке немного отдохнуть.

Я уселась на верхушке трубы и немного подышала, приходя в себя. Потом отвязала автомат и смотала веревку — этим путем возвращаться мне не придется, а глядишь — нужная вещь и пригодится еще раз.

Я начала спускаться. Каминная труба была узкой, в ее просвет вряд ли пролез бы средних размеров мужчина. Я едва удерживалась от падения. Потом дымоход расширился, и я смогла спускаться, упираясь спиной в одну стенку трубы, а ногами — в другую. При этом я зверски перемазалась копотью, и когда трудный спуск закончился и я выкатилась на коврик перед камином… В общем, я пожалела, что меня в эту минуту не видит Голиаф. Старого паука точно бы хватил кондратий… Теперь мой камуфляж, бывший когда-то белым, а потом красным, стал чернее ночи. Лицо выглядело так, будто я — мозамбикский повстанец из далеких семидесятых.