Наталья Солнцева - Испанские шахматы Страница 38

В аварийном особнячке начался ремонт. Курочкины переселились в общежитие, а Грё- за - к отцу. Теперь ее фамилия будет не Субботина, а Ирбелина. И она не станет брать фамилию мужа. В память о матери, о ее любви к Фэду.

Из старой квартиры, доставшейся ей в наследство от Фаины Спиридоновны, она взяла с собой только кота Никона и сундучок с шахматами.

Таинственные и странные события, которые Грёза связывала с этими шахматами, объяснились самым обыкновенным образом. Но кто осмелится утверждать, что он знает истинную подоплеку происходящего?

«В чем же наивысшая правда? - спрашивал себя Федор Петрович, глядя на Грёзу. - Ольга дала мне то, чего не сумела дать ни одна из моих жен, ни одна из женщин. Она любила меня больше всего на свете, а я не сумел этого оценить. Я оказался тупым и упрямым ослом, и теперь уже ничего невозможно вернуть. Я все искал неуловимую, пленительную незнакомку, пытался запечатлеть ее на своих полотнах. А когда встретил, прошел мимо. Оленька! Она сто, тысячу раз права! Ее чувство выдержало все испытания и выкристаллизовалось в чистый, сверкающий бриллиант. А мое? Я жалок, да, да, жалок и недостоин ее любви. Я ничтожен перед ней, перед ее исповедью, в которой каждое слово - боль и кровь. Я ничтожен перед ее смертью…»

Он вдруг осознал, что даже ее ненависть и чудовищное желание убить собственное дитя, плод их любви, не ужасают его. В страстной, неукротимой натуре Ольги было нечто величественное, как ни кощунственно это звучит. Так дышит смертоносной мощью бушующая стихия - жуть берет, а глаз не отведешь. Стихия упоительна, даже если она несет гибель. Этого величия Ирбелин так и не сумел обрести.

«Когда я понял, что Грёза - моя дочь, я же мог разыскать Оленьку, увидеться с ней, поговорить! - запоздало сожалел он. - А я этого не сделал. Я зашел в своем цинизме так далеко, что заподозрил в шантаже единственную искренне любящую меня женщину. Я подлый, низкий человек - бухгалтер, который только притворялся поэтом».

Вечерами он выходил на балкон и пытался рассмотреть звезды сквозь пелену облаков. Где-то там, в недоступной его пониманию небесной глубине, теперь была Ольга…

А может быть, она всегда была там, а он стоял на земле, и оттого они не понимали друг друга? Он забыл, какими они оба были несовершенными и как любовь своим великим резцом отсекала от них все лишнее, наносное, превращая громоздкую и угловатую глыбу в дивное, восхитительное творение.

И вообще, что движет жизнью? Кто ведет сию нескончаемую грандиозную партию? Кто тот незримый властелин шахматной доски и фигур на ней? Виртуозный гроссмейстер-невидимка… или каждый из нас?

Первое, что увидела Фернанда, открыв глаза, было голубое небо без единого облачка. Цыганская кибитка стояла в тени оливковой рощи. Пели птицы.

- Где я? - спросила она, ощущая дрожь во всем теле.

Ей казалось - только что она жила в совершенно другом мире, непохожем на этот. Она и сама была другой.

- Собирайся, - не глядя на нее, хрипло велела усатая старуха. - Тебе пора идти.

Она была одета в яркую юбку и кофту, на ее черной от загара морщинистой шее висели блестящие мониста и бусы. Из кучи тряпок на повозке торчали головки двух маленьких чернявых мальчиков - вероятно, ее внуков.

- Куда? - испугалась девушка. - Не гоните меня!

- Скоро здесь проедет карета молодого сеньора, - цыганка показала костлявой рукой в сторону дороги. - Она подберет тебя. Иди смело, не бойся.

- Но…

- Иди! - повысила голос старуха, и Фернанда поспешно вскочила на ноги, пригладила волосы и пустилась прочь.

- Стой, - донеслось до нее. - Ты кое-что забыла.

Цыганка догнала девушку и подала ей узелок с одеждой и резной деревянный сундучок.