Андрей Троицкий - Удар из прошлого (Напролом) Страница 38

Бригадир явно темнил, но ведь его слова не проверишь.

– Выходит, это была засада? – переспросил Казакевич.

– Я не знаю, как это называется. Засада или как-то по-другому. Но только мы переступили порог, нас натурально стали рубить топорами. Как поленья, как бревна. Знаю, вы скажете, что я плохой профессионал.

– Я ещё ничего не сказал.

– Значит, так подумали. Возможно, так оно и есть. Даже спорить не стану. Теперь, когда вы знаете, как я обосрался… Ну, короче, ваше право разорвать контракт. Нанять других людей. На вашем месте я бы так и сделал.

Казакевич неопределенно хмыкнул. Сам для себя этот вопрос он ещё окончательно не решил. Безусловно, Валиев облажался. И оправданий ему нет. Значит, контракт надо разрывать хотя бы по одной этой причине. Кроме того, бригадир получил увечье. Увечный исполнитель – плохой исполнитель.

– Но скажу вам такую вещь, – продолжил Валиев. – Этого Тимонина я кончу по контракту или просто так, за бесплатно. И ваши деньги сэкономлю. Так или иначе, но я его достану. Его смерть не будет легкой. Я выпотрошу Тимонина ещё живого. И спущу в сортир или в выгребную яму его поганые внутренности. Его вонючий ливер. А он все это увидит перед тем, как сдохнет.

Казакевич усмехнулся и протестующе взмахнул руками.

– Не горячитесь. За ливер Тимонина отдельной платы все равно не будет.

Валиев не заметил полуостроты. Он ещё не остыл после недавней схватки. События вчерашнего дня стояли перед глазами, они жили, они ещё не стали воспоминанием. Валиев выставил вперед перевязанную руку.

– Тимонин изувечил мне правую руку, – сказал он. – Не беда. Тимонин не знал, что с левой руки я стреляю лучше, чем с правой. И еще…

Валиев вздохнул, замолчал на минуту и выпалил.

– Вы видели со мной такого молодого красивого парня, ну, Хусейнова? Это мой родной племянник. Парень участвовал в двух вооруженных конфликтах. Бывал под пулями, под снарядами, жил в окопах. А погиб от топора какого-то деревенского ублюдка. Своей сестре я дал слово, что племянник вернется домой живым и здоровым. Парень хотел жениться в сентябре.

– Очень жаль вашего племянника.

Казакевич подумал, что молодой человек зарабатывал деньги на собственное счастье странным жестоким способом. Видимо, других путей скорого обогащения он по молодости лет просто не знал.

– Не то слово «жаль», – Валиев поправил очки. – И я не успокоюсь, пока Тимонин жив. Это мое слово.

– Я все понял, – кивнул Казакевич. – Я все обдумаю и сегодня же дам тебе знать. Если решу отменить заказ – не обижайся. Ты сам все понимаешь.

– Если вы отмените заказ, Тимонину все равно не жить. Тут дело уже не в деньгах. Дело во мне самом.

– Всего наилучшего.

Чтобы избежать рукопожатия, Казакевич махнул рукой, выплюнул окурок и зашагал к машине. Он решил, что сейчас самое время проведать Ирину Павловну, жену Тимонина.

Пострадавших в авиационной катастрофе привезли в ближайшую больницу в пригороде Калязина Тверской области. Шлакоблочное двухэтажное здание лечебницы было старое, сырое, давно не знало ремонта. В больнице имелось всего две одноместных палаты. Одна из которых досталась пожарному полковнику, по местным понятиям очень большому начальнику. Во вторую одноместную палату поместили Тимонина. Правда, произошло это не сразу.

Тимонин оказался самым легким больным, отделался несколькими порезами, синяками и сотрясением мозга. Но слух о его геройстве быстро распространялся из коридора в коридор, из кабинета в кабинет благодаря пожарному полковнику, не жалевшему похвал и превосходных степеней. О Тимонине, по прибытии кое-как перевязанном, брошенным и забытым, вскоре вспомнили. Он не успел пролежать и часа в тесной, заставленной кроватями общей палате на десять рыл.

Едва здешнему начальству стало известно о подвиге Тимонина, спасшего от гибели пожарного полковника и молодого кандидата наук эколога Демьянова, бремя славы тяжелым кирпичом свалилось на героя.

В общую палату пришли директор и главный врач. Они ещё раз внимательнейшим образом осмотрели Тимонина, распорядились сменить повязки, только что наложенные на порезанную грудь и плечи. Приказ был незамедлительно исполнен старшей сестрой Раисой Сергеевной Сомовой. Тимонина посадили над тазиком, вымыли мокрой губкой. Смазали кожу зеленкой и какой-то вонючей мазью, наложили новые повязки. Затем у героя отобрали только что выданные ему дырявые больничные лохмотья. Переодели в чистую, почти новую пижаму. Кажется, женскую, с выточками на груди, белую, в розовый мелкий цветочек.

Несмотря на яростные возражения Тимонина, врачи и сестры подняли его на руки, переложили на каталку, перевезли в дальний конец коридора, в палату номер четырнадцать. Длинную комнату, чисто вымытую и обставленную по первому разряду: железной кроватью с мягкой сеткой, тумбочкой и стулом. Тимонина сгрузили на матрас, застеленный белоснежной простыней с такой же белой заплаткой посередине.

Едва Тимонин перевел дух, как в палату вошла старшая сестра Сомова. Она поставила на тумбочку крупные садовые ромашки в двухлитровой банке с водой. Затем, ступая на цыпочках, удалилась и через пару минут вернулась со стаканом чая, домашним вареньем в блюдечке и тонко порезанным белым хлебом.

– Угощайтесь, пожалуйста, – сказала Сомова. – Главному врачу уже звонили из областной администрации. О вас спрашивали. И корреспондент из газеты звонил. Просил разрешения с вами встретиться. Но главный отказал. Поправится немного человек, а там посмотрим.

– Из газеты корреспондент? – захлопал ресницами Тимонин, страдавший жестокой аллергией на газетных корреспондентов.

– Заметку писать о вас будет. Но вы не волнуйтесь. Это потом, не сейчас.

Вот, дожил, о Тимонине уже из газеты спрашивают. Плохой знак. Видимо, полковник обзвонил, поднял на ноги все знакомое начальство. Возможно, именно он связался с редакцией. А может, подняли шум наверху, в Москве.

– У меня портфель был, – сказал Тимонин. – Не знаете, где он? И ещё штаны.

– Кажется, какой-то портфель в приемном покое стоял. И штаны там лежат. Вам вещи принести?

Всю дорогу от люберецкой свалки до дома Ирины Тимониной Казакевич думал о том, как поступить с азербайджанцами. После разговора с Валиевым он впал в уныние.

Ясно, в чем-то сам Казакевич допустил ошибку, промазал. Возможно, азербайджанцы не те люди, любители, на не профессионалы высокого класса, как их представил посредник Маковецкий. Традиционно азербайджанцы доставляли в Москву наркотики растительного происхождения, толкали дрянь мелким и крупным оптом, даже в розницу. Это их ниша криминального рынка.

А заказные убийства – это не по азербайджанской части. Казакевичу даже не доводилось слышать об азербайджанцах киллерах. Впрочем, национальность тут роли почти не играет. Загвоздка совсем в другом. Как поступает человек, который собрался убрать своего врага или друга?

Есть примитивный бытовой способ. Ты выходишь на улицу и договариваешься с каким-нибудь алкашом, тот соглашается завалить твоего противника, условно говоря, за двести рублей. Алкаш получает столькник аванса. Находит собутыльника и перепоручает мокрое дело ему, отстегивая полтинник предоплаты. Собутыльник пропивает деньги и идет в милицию. Заказчика сажают.

Кроме шуток, подобных случаев – со счета собьешься.

Казакевич богатый и умный человек, такие авантюры для него – абстрактный анекдот. Как поступают люди его положения? Через посредника или напрямую входят в контакт с бандитами, договариваются о цене, обговаривают дополнительные условия. Вот, собственно, и все. Дальше инициатива переходит в чужие руки. Бандиты сами находят подходящих людей, дают ориентировку, вооружают киллеров. Те выполняют заказ. Это обычная московская практика, гладкая, накатанная колея.

Но и этот апробированный вариант – палка о двух концах. В криминальных группировках есть ментовские стукачи. Если слух о заказе дойдет до них, Казакевич как организатор преступления получит нары и порцию баланды. Но если даже заказ будет выполнен аккуратно, а милиция ни о чем не пронюхает, фирма Казакевича запросто попадет на крючок бандитам. И тогда до скончания века он будут платить бандюкам за молчание. Отстегивать, отстегивать… Пока сам по миру не пойдет.

Для мокрых заказных дел безопаснее использовать так называемые гастрольные, плавающие бригады, о которых милиции толком ничего не известно. Приезжих с Украины, Чечни или Прибалтики. Выходить на связь с ними через посредника. В плавающих бригадах нет стукачей. Менты о гастролерах знают мало или вовсе ничего.

Собственно, Казакевич так и поступил. Все по уму. Но результат плачевный. Тимонин жив. Он ушел из-под самого носа азерботов. И теперь неизвестно где вынырнет. Жди неприятностей. Казакевич долго раздумывал: не отказаться ли ему от услуг азербайджанцев. Не найти ли через Маковецкого других исполнителей. Но и тут есть свои нюансы.