Б. Седов - Дама Пик Страница 38

– А что во-вторых?

– То, что во-вторых, естественным образом вытекает из первого.

Сеид Масуд пристально посмотрел на Надиршаха без всякой сладости и спросил:

– Готов ли почтенный Надир-шах анонимно перекупить эту девицу из-под носа у юбиляра, чтобы сначала повергнуть его в уныние, а потом, во время праздника, неожиданно подарить ее Аль Дахару, что вознесет его на вершины блаженства?

– Замысел хорош, – одобрительно кивнул Надир-шах, – а велика ли цена этой небесной гурии?

Сеид Масуд задумчиво провел рукой по бороде, затем взглянул на Надир-шаха и, усмехнувшись, сказал:

– Велика ли цена? Почтенный Аль Дахар готов выложить за эту девушку семьдесят миллионов долларов.

– Что-о? – Надир-шах резко вскочил, опрокинув кальян и испугав всех остальных, – семьдесят миллионов долларов за девку? Да будь я проклят, если продолжу этот бессмысленный разговор! Наш дорогой Аль Дахар, похоже, окончательно выжил из ума, если готов выкинуть такие деньги ради очередного увлечения. Да на семьдесят миллионов…

И Надир-шах представил себе, что можно сделать на семьдесят миллионов, если с умом употребить их на великое дело борьбы с неверными. Картина получилась настолько внушительная, что он в бессильной ярости уставился сначала на Масуда, потом на Асланбека с Джафаром, потом – на тонкий белый серп луны, который появился на небе взамен исчезнувшему за горизонтом распухшему и красному шару солнца.

– Успокойся, почтенный Надир-шах, – примирительным тоном сказал Сеид Масуд, – ты ведь еще не слышал, что – во-вторых.

Надир-шах еще некоторое время стоял, с ненавистью глядя на луну и сжимая кулаки, потом, глядя в землю, уселся на свое место, и о недавней вспышке гнева говорили только его трепетавшие ноздри.

Сеид Масуд проницательно посмотрел на него и сказал:

– Насколько мне известно, а если мне это известно, то значит, так оно и есть, среди участниц конкурса не было ни одной мусульманки. И эта девушка, эта «Мисс Европейская Мусульманка», – такая же дочь Аллаха, как ты, Надир-шах – раввин. Короче говоря, вся эта «миссия милосердия» – просто сборище неверных собак. Поэтому…

Масуд сделал паузу и многозначительно посмотрел на Надир-шаха.

Надир-шах ответил ему долгим взглядом, и на его тонких губах зазмеилась не предвещающая ничего хорошего улыбка. Увидев это, Сеид Масуд кивнул и сказал:

– Вот именно.

Он оглядел собеседников и с улыбкой закончил:

– Поэтому я слагаю с себя ношу, которая оказалась мне не по силам, и с почтением вручаю судьбу подарка для Аль Дахара могучему и бесстрашному воину, который справится с этой задачей гораздо лучше меня.

Сеид Масуд поклонился и, давая понять, что разговор о делах окончен, дважды хлопнул в ладоши.

Белая дверь, ведущая в дом, распахнулась, и к бассейну выбежали служанки, которые начали расторопно убирать со столика то, что на нем было, и расставлять чайные принадлежности.

Надир-шах бездумно следил за их ловкими движениями, и на его губах продолжала играть зловещая усмешка, говорившая о том, что он уже знает, как заполучить так понравившуюся старому развратнику девушку и какая судьба ждет всю эту фальшивую мусульманскую компанию.

Глава 4

В ГОСТЯХ У АЛИ-БАБЫ

Если фазенды шаха Сеида Масуда и покойного муллы Азиза назывались дворцами исключительно по капризу хозяев и из их склонности к хвастовству, то дворец Аль Дахара заслуживал такого определения без всяких оговорок.

За высокой белой стеной, надежно отделявшей владения Аль Дахара от окружающего мира, начинался огромный парк, вершины деревьев которого были видны издалека. За парком, который был не только гордостью и усладой самого Аль Дахара, но и превосходил по размерам и роскоши все аналогичные сооружения в радиусе ста километров, ухаживала целая армия садовников, трудившихся с раннего утра до позднего вечера не покладая рук.

Счастливец, перед которым открывались высокие бронзовые ворота, попадал в настоящий рай. Посыпанные песком тропинки вились между деревьев, в густой тени которых можно было неожиданно увидеть то мраморную беседку со множеством тонких колонн, то изъеденную временем каменную скамью, стоявшую на своем месте уже шестую сотню лет, то выложенный дорогим камнем родник, в котором тихо журчала прозрачная прохладная вода.

Статуи, привезенные шахом из просвещенной Европы и умело расположенные в наиболее выгодных для зрителя местах, придавали парку особый вид и напоминали о приятных днях, которые Аль Дахар провел в Париже, Лондоне и Берлине.

В густой листве деревьев пели птицы, по тропинкам бродили чванливые павлины и ручные звери, самым крупным из которых был пятнистый ленивый гепард, а главной достопримечательностью парка был большой пруд с кристально чистой водой, заключенный в скалистые берега и скрытый от палящих лучей солнца смыкавшимися над ним в вышине густыми ветвями деревьев.

Мало кто знал, что и пруд, и окружавшие его скалы вовсе не были творением природы. Это так похожее на естественную формацию чудо, а так его называли все, кто увидел хоть однажды, на самом деле было плодом каторжного труда сотен неизвестных людей, чьи имена и судьбы были подобны пыли, унесенной дуновением времени.

Неширокая дорожка, выложенная узорной плиткой, плавно изгибаясь меж кустов жасмина и роз, выходила на открытое пространство, и перед очарованным красотой парка гостем наконец открывался величественный дворец шахов Дахаров, выстроенный из желтоватого камня.

Его высокие стены, в свое время видевшие и пожары, и осады, уходили в голубое небо, и прорезавшие их узкие стрельчатые окна были окаймлены затейливой резьбой. Такая же резьба украшала двери, портики и прочие более мелкие детали, которых прихотливый архитектор разместил на громаде дворца более чем достаточно.

В глубоких проемах высоких арок лежала густая тень, наводившая на мысли о прохладе и покое, а внутренность дворца, скрытая за темными резными дверями из ценного дерева, представлялась таинственной и чудесной.

За шестьсот лет владельцами дворца успели побывать двадцать восемь вельможных правителей, которые сменяли друг друга в соответствии со сменой поколений. Последним из них был шах Аль Дахар, готовившийся передать все унаследованные им права, а также и сам дворец вместе с парком в безраздельное владение своему сыну, девятнадцатилетнему оболтусу Фархаду, который, идя по стопам своего праздного и похотливого папаши, не знал ничего, кроме тонкостей устройства молодого женского тела, способов набивания кальяна индийской коноплей и правил пользования видеомагнитофоном.

Через два дня Фархаду исполнялось двадцать лет, и перед ним открывалась перспектива стать очередным шахом. Это обещало много приятных новшеств в его жизни, но в то же время и накладывало обязательства, о которых Фархад старался не думать, а если и думал, то с тоской. Впрочем, для того и существовали визири и прочие придворные чиновники, чтобы жизнь во дворцах и княжествах не зависела от способностей правителей и чтобы привычная череда повторяющихся событий не нарушалась из века в век.

В этот день тишина в парке была нарушена рычанием автомобильных двигателей, хрустом гравия под тяжелыми колесами и нетерпеливыми гудками, адресованными красивым, но тупым павлинам, которые не хотели уступать дорогу прибывшим издалека машинам.

Караван из двух военных грузовиков и одного огромного белого автобуса с темными стеклами въехал через северные ворота, предназначенные для служебных надобностей, и направился в дальний угол парка, где находилась большая одноэтажная постройка, предназначавшаяся специально для размещения гостей второго сорта. Среди обитателей дворца это здание пренебрежительно называлось караван-сараем.

Караван-сарай, отдаленно напоминавший по стилю роскошный дворец, стоявший в центре парка, все же сильно уступал ему по количеству архитектурных украшений, а также по стоимости и качеству материалов, из которых он был выстроен. Были там, конечно, и колонны, и резьба, и стрельчатые окна, но… Колонны были не такими стройными, резьба наводила на мысль о муках бездарных учеников, а стрельчатые окна больше походили на унылые узкие бойницы.

Аль Дахар стоял у высокого окна, прорезанного на самом верху одной из девяти высоких светлых башен, и благодушно смотрел вниз, наблюдая, как машины, медленно петляя по тенистой северной аллее, приближаются к каравансараю. Наконец автобус и два крытых грузовика выехали на просторную площадку перед зданием и остановились. Шум двигателей смолк и потревоженные птицы, успокоившись, снова наполнили парк щебетанием и свистом.

Благодушие Аль Дахара, а также то, что он неожиданно перестал безумствовать по поводу увиденной им на конкурсе неземной красавицы, объяснялось тем, что несколько дней назад к нему приехал почтенный Надир-шах, который, многозначительно ухмыляясь, поклялся, что Аль Дахар получит эту гурию, не выкладывая за нее таких бешеных денег. Она будет просто подарком от Надир-шаха. Правда, Надир-шах рассчитывает на то, что в кратчайший срок он получит от Аль Дахара встречный подарок, который будет составлять одну седьмую часть от того, что уважаемый Аль Дахар намеревался заплатить за обладание этой прекрасной юной девой. И этот подарок будет с пользой употреблен им в нелегкой, но угодной Всевышнему борьбе с неверными собаками.