Питер Робинсон - Растерзанное сердце Страница 38

— Сколько времени понадобилось бы Барберу на такую статью?

— От двух до пяти месяцев. Начнем с того, что нужно было изучить историю вопроса, переворошить всю информацию, касающуюся прошлого, со многими пообщаться, а это не всегда легко. При этом нужно суметь отделить правду от мифов, а это еще труднее. Знаете ведь, что говорят о воспоминаниях: если люди не могут вспомнить, то они выдумывают. Хотя Ник всегда работал очень тщательно. Он проверял и перепроверял все факты и источники. Он не оставил без внимания ни одного концерта «Мэд Хэттерс», ни одного обзора в университетской газетке. Не было ни одной редкой песни, не вошедшей в альбомы, которую он бы не послушал сто раз.

— Он много успел сделать?

— Только-только начал. Неделю-две он просто разъезжал по разным местам, звонил разным людям, проверял всякие старые адреса и явки и тому подобное. Надо сказать, что многие из тех площадок, где играл первый состав «Хэттерс», теперь уже не существуют. И он, кажется, провел масштабные исторические изыскания, изучал старые обзоры в газетных архивах Британской библиотеки. Но начать работать над главной темой он планировал в Йоркшире. Он пробыл там всего неделю, когда… ну, вы сами знаете, что произошло.

— Он присылал вам какие-нибудь отчеты?

— Нет. Раза два я с ним говорил по телефону — и все. Кажется, когда он был в Йоркшире, ему приходилось звонить из автомата, через дорогу от того места, где он жил. Мобильный телефон там не ловил.

— Это мне известно, — отозвался Бэнкс. — В каком он был состоянии, если судить по голосу?

— В возбужденном. Но при этом разговаривал очень осторожно. Подобная история… я имею в виду, если бы Нику действительно удалось добиться, чтобы Вик Гривз откровенно рассказал о прошлом… если бы кто-нибудь пронюхал об этом… сами можете себе представить, к чему это могло привести. В нашем деле запросто перегрызают друг другу глотки.

— Нам необходимо выяснить, где живет Вик Гривз, — сказал Бэнкс.

— Понимаю, и, если бы я знал его адрес, я бы вам его сообщил. Ник упомянул о деревне Линдгарт, где-то в Северном Йоркшире. Я никогда о ней не слышал, но, кажется, это где-то возле Иствейла, если это вам хоть чем-то поможет. Это все, что я знаю.

Бэнкс решил, что в Линдгарте он наверняка легко сумеет отыскать Вика Гривза.

— Я знаю эту деревню, — ответил он. — Она совсем близко от того места, где останавливался Ник. Можно дойти пешком. Вы, случайно, не в курсе, успел ли Ник встретиться с Гривзом?

— Один раз.

— И что же?

— Разговора у них не получилось. По словам Ника, Гривз взбесился — как обычно, отказался общаться, послал его на все четыре стороны. Откровенно говоря, я очень сомневаюсь, что вам удастся добиться от него чего-то путного.

— Что с ним такое?

— Никто не знает. Он просто стал странным, вот и все. И это тянется уже много лет.

— Когда Ник с ним встречался?

— Он не сказал. Когда-то на прошлой неделе.

— В какой день недели он вам звонил?

— В пятницу. В пятницу утром.

— Что он собирался делать?

— Поговорить с Виком еще раз. Применить иной подход. Ник был мастер своего дела. Первый раз — это был пробный заход. Он мог найти что-то, что привлечет интерес Гривза, некую общую для них обоих почву и потом уже начать действовать.

— У вас есть какие-нибудь предположения, почему эта история могла стоить Нику Барберу жизни? — спросил Бэнкс.

— Совершенно никаких, — ответил Батлер, разводя руками. — Мне по-прежнему не верится, что это действительно произошло. А может, то, что случилось, и не имеет никакого отношения к «Хэттерс»? Вы не рассматривали такую возможность? Вдруг там действовал чей-нибудь разгневанный муж? Наш Ник был большой ходок.

— Какой-нибудь конкретный супруг мог в последнее время желать его смерти?

— Ничего об этом не знаю. Мне кажется, он никогда ни с кем не был долго, особенно если к нему начинали слишком липнуть. Прочным связям всегда мешала его любовь к независимости — и к музыке. Если уж на то пошло, большинство наших ребят живут без подружек. Они скорее станут выслеживать старые виниловые пластинки в магазинчиках на Бервик-стрит, чем ходить куда-нибудь с девушкой. Они у нас — одиночки, помешанные на своем увлечении.

— Значит, Ник Барбер придерживался принципа «поматросил и бросил»?

— Что-то в этом роде.

— Тогда, может быть, это сделала разгневанная подружка?

Батлер принужденно рассмеялся.

Бэнкс вспомнил о Келли Сомс, но он не верил, что это она убила Ника Барбера, — и не только из-за расхождений во времени. Впрочем, оставался еще ее отец — Келвин Сомс. Он уходил из паба на пятнадцать минут, и никто не видел, чтобы он возвращался на свою ферму в Линдгарте проверить газовую конфорку. Понятно, что погода в тот вечер стояла ненастная, к тому же его ферма расположена вдалеке от основных дорог, однако об этом стоило подумать. Бэнкса мучил вопрос: скрывает ли Сомс тот факт, что он знает об отношениях Барбера и Келли? И если это сделал Сомс, зачем ему понадобилось уносить все вещи Барбера?

Однако, честно говоря, в глубине души Бэнкс чувствовал, что Барбера убили из-за его материала о «Мэд Хэттерс». Но почему, по какой причине? Если не брать в расчет кровожадных рэперов, профессия музыканта не вяжется с убийствами, и требуется весьма живое воображение, чтобы представить себе стареющих хиппи, которые шляются по окрестностям и колошматят людей кочергой по голове. Но факт остается фактом. Ник Барбер отправился в Йоркшир на поиски бывшей рок-звезды, ведущей отшельнический образ жизни, и через несколько дней его нашли мертвым, причем пропали все его заметки, мобильный телефон и ноутбук.

Бэнкс поблагодарил Батлера за то, что тот уделил ему время, и предупредил, что, возможно, еще вернется задать какие-то вопросы. Батлер проводил его до лифта, по пути захватив обещанные оттиски. Бэнкс вышел на оживленную Оксфорд-стрит несколько более осведомленным, чем когда входил в Мэппин-хаус. Он обнаружил, что стоит у музыкального магазина «Эйч-Эм-Ви» и вошел в него.

Вечером в этот понедельник настроение в «Роще» было подавленное. Кто-то погасил весь свет и поставил на каждый столик свечи. Ивонна сидела в задней части небольшого зальчика, возле дверей, вместе со Стивом, Джули и остальными. Мак-Гэррити тоже тут был, но, к счастью, сидел он не с ними. Один раз он вышел на сцену и прочел несколько строф Элиота. Типично для него, подумала Ивонна. Отвергает стихи, которые пишут другие, но способностей сочинить собственные у него не хватает. Поболтали о субботнем концерте в Торонто, на котором, как выяснилось, Джон Леннон и Йоко выступали с некоторыми звездами рок-н-ролла; кто-то завел довольно бессвязный разговор о тех убийствах в Лос-Анджелесе, но остальные не подхватили тему и разговор увял. Ребята, казалось, были погружены в себя. Конечно, они и до этого знали, что в прошлый понедельник что-то случилось в Бримли, однако теперь известие об убийстве разнеслось по всей округе, имя жертвы напечатали в утренних газетах и сообщили в вечерних новостях. Многие ее знали — хотя бы по имени или в лицо.

Ивонна все еще не могла оправиться от потрясения: сегодня вечером перед ее уходом отец вручил ей альбом «Мэд Хэттерс» с автографами. Она не могла себе представить, что ее отец даже просто находился в одной комнате с этой потрясающей группой, не говоря уж о том, чтобы он попросил их подписать диск. Но в эти дни он то и дело преподносил ей сюрпризы. Может, он еще не совсем безнадежен.

Если не считать издевательств Мак-Гэррити над Элиотом, основная часть вечера была отдана местным фолк-исполнителям. Плотненькая стриженая девушка в джинсах и футболке спела ирландскую народную «По ярмарке она идет» и «Прощай, прощай» Сэнди Денни; кудрявый щербатый трубадур — британскую «Деревья вырастают высоко» и «Иглу смерти» Берта Янша, после чего исполнил небольшую программу из дилановских вещей.

Все это звучало мрачновато, и Ивонна понимала, хотя никто не говорил об этом вслух, что это концерт памяти Линды. Кое-кто из тех, кто тут сейчас сидел, знали ее лучше, чем Ивонна; Линда даже несколько раз пела здесь, когда заезжала к друзьям в Лидс. Все с таким нетерпением ждали ее приезда. Ивонне захотелось быть такой же: светлым, одухотворенным человеком, к которому все так и тянутся. Но она не могла забыть и то, что кто-то ведь убил ее.

Она вспомнила фотографию, которая тогда выпала у отца из портфеля. На ней у Линды были лицо и глаза, лишенные всякого выражения. Дурацкий василек на щеке. Линды нет дома, мертвая Линда — всего лишь пустая оболочка, а ее дух улетел к свету. Ивонна чувствовала, что ее переполняют слезы, и слушала печальные старые песни, баллады об убийстве и предательстве, об умерших возлюбленных, о превращениях, о крушениях кораблей в море и загубленной юности. Пить ей не разрешалось, но в «Роще» она легко могла сойти за восемнадцатилетнюю, так что Стив брал ей что-нибудь вроде сидра «Вэбичем» или слабоалкогольные коктейли с соком: «Пони» или «Черри би». Через какое-то время у нее закружилась голова, и ее начало тошнить.