Наталья Андреева - Ангард! Страница 38

– Значит, все-таки смотрите телевизор-то? Раз знаете, что правила изменили?

Старик нахмурился. Потом махнул рукой:

– Куда все идет? В наше время был спорт, а сейчас драка. Зрелище, на котором можно деньги заработать. Деньги, кругом только деньги. Бои за деньги. Тотализатор, безумные ставки. Боксеры стали драться за деньги. Каратисты. И…

– И фехтовальщики, – закончил фразу Алексей.

– Я вам ничего не говорил! – замахал руками старик. – Ничего!

– Ну Аркадий Иванович! Фехтование разве не зрелище? Зрелище! Если снять маски, снять колеты. И организовать тотализатор. А?

– Ничего не знаю! Уходите!

– Аркадий Иванович…

– Мне лекарство надо принимать! Ко мне сейчас медсестра придет!

Алексей поднялся, взял фотографию в рамке и, пристраивая ее обратно на стену, словно бы между делом сказал:

– У Евгения Рощина остался сын. Тоже Евгений. Не знаю уж, Рощин ли или Лепаш. И какое отчество в метрике записано. Но – похож! Очень. Ему сейчас семнадцать. Красивый парень. Высокий.

Старик молчал.

– Я видел его вчера. Женю-младшего. Пришел с тренировки. Фехтованием занимается, как и его отец…

Он повесил фотографию на стену и обернулся. Лицо Аркадия Ивановича было странным. Тот напряженно о чем-то раздумывал. Но по-прежнему молчал.

– Ну что ж… – вздохнул Алексей. – Спасибо вам за содержательную беседу. За интересный рассказ…

Он тянул время. Старик молчал.

– До свидания, Аркадий Иванович. – Алексей Леонидов направился к дверям. Он все еще ждал. И дождался.

– Погодите, – остановил его старый тренер. – А он хороший фехтовальщик, Рощинмладший?

Алексей обернулся:

– Вроде как тренер сказал ему, что он лучше всех.

– Еще бы! Отец-то каков был!

– Он, похоже, не знает, кто его отец.

– А Рита? Она почему скрывала? От меня, почему?

– Я полагаю, не хотела вас волновать. Вот если бы вы узнали, что Рощин бросил ее с ребенком, а? Вызвали бы его на дуэль? Аркадий Иванович?

– Не знаю, – сердито сказал старик. И не удержался: – Каков подлец! Я всегда это знал! – И задумчиво: – Должно быть, Рощинмладший ходит в тот же фехтовальный клуб, что и его отец…

– Должно быть, – согласился Алексей. – Куда же еще?

– Там сейчас тренером мой ученик. – Аркадий Иванович тяжело вздохнул.

– Вы что-то знаете? – спросил Алексей. – Поверьте, я ничего не буду выяснять про бои без правил. Я даже не в милиции работаю. Работал когда-то, а сейчас – начальник службы безопасности Петра Волового.

– Что ж не спасли? – усмехнулся старик.

– Потому что не знал о фильме, на который Петр Андреевич дал Рощину деньги. Не знал о его увлечении фехтованием. Я подключился к расследованию как частное лицо. Протоколов не составляю, полномочий не имею. Так что, Аркадий Иванович?

– Ну хорошо, – нехотя сказал старик. – Поймите, ведь это мой клуб. И мой ученик там работает. Потому должен я его поберечь. Не хотелось бы, чтобы клуб закрыли. И так мало их осталось. Но… Ох, времена! Как в боксе за деньги стали бить не по правилам, так не по правилам и фехтуют. Я Сашке говорил…

– Он ставит фехтовальщикам те самые запрещенные удары?

– Ставит. Нет, до убийства дело не доходит, вы не думайте. Здесь главное – зрелище. Я ему скажу, чтобы Женьку-младшего не трогал. Хотя бы ради Риты. Не надо ему этого.

– Горячий, кстати, парень, – поддакнул Алексей.

– Надо думать! Если в отца пошел! Рита, разумеется, не догадывается. Ее представление о фехтовании все то же. Что это благородный вид спорта, травм там случается мало. Ах, Рощин, Рощин! Кто ж тебя победил-то, а?

– Он сам себя победил.

– Может, и так.

– Значит, я от вашего имени обращусь в фехтовальный клуб «Рапира» к тренеру Александру… Как его там?

– Фирсов.

– К Александру Фирсову. Он меня проконсультирует насчет тех, кто владеет ударом, отправившим на тот свет Евгения Рощина. Либо это кто-то из четверки, либо человек посторонний. Но думаю, таковых не много.

– Хорошие фехтовальщики все наперечет, – согласился Аркадий Иванович.

– Значит, мы его найдем. Теперь найдем. Вот теперь вам настоящее, горячее и большое спасибо. От души.

– Я вас провожу.

Старый тренер тяжело поднялся из кресла. Двигался он медленно, словно бы все время прислушиваясь к своему организму: как там сердце, стучит? Уже в прихожей Аркадий Иванович вновь разволновался. Потирая правой рукой костистую, жилистую кисть левой, вдруг сказал:

– А интересно было бы на него взглянуть, а? На Женьку-то младшего? Хорош, небось, шельмец?

– Красавец!

– Да я не про то, – с досадой отмахнулся старик. – Мне бы только увидеть его боевую стойку. Эх, скинуть бы сейчас двадцать лет!

– И схватиться с семнадцатилетним мальчишкой? Аркадий Иванович, ах, Аркадий Иванович! – Алексей укоризненно покачал головой.

– Эх, молодой человек! Не фехтовальщик вы! Не фехтовальщик…

Алексею вдруг показалось, что в полумраке прихожей взгляд старика сверкнул, словно стальной клинок.

Туше

Очутившись на улице, он первым делом взглянул на часы. «Встретимся у ЗАГСа, где дежурит такса…» Вот привяжется такая дрянь и весь день на языке так и вертится! Свойство дряни. Елки-палки! Опаздывает! Почти полдень! А ехать в самый центр! В центре сейчас пробки. Центр без пробок – все равно что рассол без огурцов. Таковым он бывает ближе к ночи и рано утром, к похмелью. В полдень же этих огурцов, то есть машин… Он набрал номер Барышева.

– Серега! Привет! Как дела?

– Порядок, – пробасил лучший друг. – Следователь дал добро.

– Слушай, я наверняка опоздаю.

– Наверняка.

– Ты жди меня у входа.

– Сколько ждать-то?

– Пока не приду. Пробки, Серега. Пробки.

– На метро надо ездить. Как я, – сердито сказал Барышев. – Заодно похудеешь.

– Я уже понял, ты голодный. Зайди в «Макдоналдс», съешь Биг Мак. Не скучай.

– Ты еще скажи: целую. Раз в ЗАГС зовешь.

– А ты шутник, однако…

Все. Гудки. Он едет на машине в центр. Смертельный аттракцион под названием «я молекула».

«Я молекула», – тяжело вздохнул Алексей, пытаясь занять в левом ряду позицию для атаки. Показалось, что правый движется быстрее. Извечная иллюзия: тем, кто справа, кажется, что мобильнее левые, и наоборот. Но как только ты становишься левым, правые начинают активное движение вперед, и уже хочется обратно. В итоге выигрывают те, кто придерживается позиции «не суетиться и не совершать лишних телодвижений». Леонидов совершал.

«Я молекула, – думал при этом он. – Я хаотично совершаю хаотичное движение. Я стукаюсь о стенки сосуда, в который меня заключили. Я люблю этот сосуд, то есть этот город. Безумно люблю. Потому что он полон жизни, полон таких же молекул. Пока они об меня стукаются и я стукаюсь о них, я живу. Полнокровно и полноценно. В результате выделяющегося при этом тепла. Но, Господи! Как же я порою его ненавижу! Себя в нем. Когда он наполнен выхлопными газами и температура окружающей среды выше положенной нормы. И хорошо бы мне хаотично не стукнуться о жирную задницу чьего-нибудь крутого „мерседеса“. Или о лоснящийся бок чьей-нибудь новенькой „тойоты“. Любить жизнь приходится, не рассчитывая на взаимность. Равно как и людей. Все и всё вокруг движется хаотично. Странно, что мы все куда-то приезжаем…»

Потом мысли вернулись к событиям двухнедельной давности. Когда Петр Андреевич Воловой здравствовал, дела его фирмы, а следовательно, и службы безопасности на его фирме шли успешно, и начальник ее, то есть А. А. Леонидов, собирался на майские праздники совершить туристическую загранпоездку вместе с женой и детьми. С этой целью он пришел в туристическое агентство. И надо же такому случиться!

Алексей неоднократно убеждался в том, что мир тесен, а Москва – так просто большая деревня. Эту женщину он узнал сразу, хотя несколько лет прошло. Его бывшая невеста, Ляля, не сильно изменилась. Поправилась, конечно, она всегда была склонна к полноте, но перед ним по-прежнему была яркая, цветущая женщина с огромными ногтями сиреневого цвета. По-своему привлекательная. На любителя. Он смотрел на Лялю, и как не было этих лет! Будто вчера улизнул из ее квартиры поутру, пока спала, постеснявшись сказать, что больше не вернется. Она обожала длинные ногти и яркий лак, который никогда не совпадал с тоном губной помады, это Алексей помнил прекрасно. И помнил, как его это раздражало. Вот и сейчас он уставился на ногти, а Ляля, которая его не узнала, уставилась на него. Клиент пришел! Приехал на иномарке, в окно она это видела! Лялино лицо расцвело улыбкой.

– Добрый день, присаживайтесь, пожалуйста!

Алексей глянул на бейдж, пришпиленный на ее пышной груди, шелковистую кожу которой еще прекрасно помнил на ощупь, и отметил, что Лялина фамилия изменилась. Замужем, слава тебе! Его вина заметно уменьшилась в размерах. Быть может, благодаря его бесчестному, безнравственному поступку Ляля нашла свое счастье.