Светлана Успенская - Блондинки начинают и выигрывают Страница 38

— Рустик, вы — гений, — почти искренне произнес я с придыханием, обязательным в общении с великим виртуозом.

Потрясенный происшедшей переменой, Кеша приблизился к зеркалу и с недоверчивым ужасом стал изучать свое отражение.

Между тем Рустик вновь покачал головой:

— Очень, очень запусценная коза…

— Да-да, — машинально согласился я, отсчитывая немалую сумму.

— Такая отв’гатительная коза бывает у акте’гов. Явно вы’гаженные мимические мо’гщины… Вас бг’ат актег?

— В какой-то мере, — туманно ответил я.

А ведь действительно, Кеша в какой-то мере актер. Бывший, конечно. На перекрестке, на этих своеобразных театральных подмостках наших дней, он играл увечного паралитика — в жару и в холод, в ветер и в дождь. И хотя благодарная публика не рукоплескала ему, лучшей заменой аплодисментам служили рваные десятки и никелевые пятаки, стыдливо ссыпаемые в протянутую за подаянием ладонь.

Тогда я еще не знал, какой Кеша превосходный актер. А когда узнал, было слишком поздно что-либо менять…

Пять дней, как телка на веревочке, я водил Виктора за собой, прежде чем вновь подкинуть пищи в костер высокой психотерапевтической мысли.

Выйдя вечером из вертящихся дверей конторы, я прежде всего убедился, что мой страж по-прежнему торчит на своем месте. Стекла очков Ефимыча поблескивали совсем уныло, без былого энтузиазма, а красноватый нос, к гадалке не ходи, предрекал великомученику от науки неминуемый ринит и постельный режим минимум на неделю. Меня заботило здоровье пытливого исследователя — а ну как он сляжет, не доведя до конца своих научных изысканий? Нужно было торопиться.

Я отправился к машине, и Виктор, чихая и подкашливая, нехотя поплелся к автомобильной стоянке, у которой неумело лепился его автомобиль.

И сразу же стало ясно: запланированная на вечер операция под угрозой срыва — «четверку» Ефимыча безжалостно «заперли» со всех сторон, ему не выехать. Я озадаченно нахмурился. Бедняга находился в таком измученном состоянии, что, наверное, не додумался бы последовать за мной на такси. А вдруг он махнет на все рукой и отправится домой пить липовый чай или что там пьют простуженные мозговеды? Скорее всего, они ничего не пьют, а просто анализируют свое детство, находят причину ринита в каких-нибудь гомосексуальных играх в дошкольном возрасте и, обсудив саму собой возникшую проблему, легко и изящно вылечиваются от ОРЗ за один сеанс.

Чтобы не потерять «хвост», мне пришлось «заглохнуть» при выезде со стоянки. И, пока Виктор беспомощно сигналил, тщетно взывая к невидимому автовладельцу, я тупо пялился в хитросплетение металлических кишочков под капотом.

Наконец из вечернего сумрака вынырнул владелец раскоряченной поперек проезда «Газели» и лениво отогнал свою машину в сторону. «Четверка» была выпущена из плена и обрадованно рванулась вперед. Посвистывая, я захлопнул капот, будто закончив ремонт, вырулил на Садовое кольцо и медленно поплелся в правом ряду, то и дело бросая озабоченные взгляды в зеркальце заднего вида.

Виктор медленно, как бы нехотя тащился за мной, печально светясь габаритными огнями. Казалось, он раздумывает, не стоит ли прервать хоть на один вечер медицинские наблюдения.

Не давая ученому времени на раздумья, при подъезде к Курскому вокзалу я свернул на обочину и шмыгнул в только что освободившийся просвет между «тойотой» и старым «вольво». За спиной послышался истерический визг тормозов — в поисках свободного местечка «четверка» металась вдоль тротуара, нервно мигая фарами.

Удовлетворенно заметив, что Ефимычу удалось припарковаться неподалеку, я вышел из машины, чуть сгорбился, как бы взвалив на плечи груз забот, и выразительно захромал по тротуару.

Тревожное шмыганье носом за спиной свидетельствовало, что мозговед следует за мной в нужном направлении.

Земляной Вал, как всегда, бурлил автомобилями и праздным народом. Приветливо светились витрины магазинов, плотный поток людей размеренно двигался по тротуару. Я все более и более сживался со своей ролью, так сказать, входил в образ. Кто-то нечаянно толкнул меня, — в ответ я грязно выругался, бурно взмахнул руками и принялся яростно выкрикивать бессвязные угрозы из серии «пасть порву, моргала выколю». Краем глаза отметил, что Виктор внимает моим словоизвержениям издалека. Затем он достал блокнотик и, шмыгнув красным носом, черкнул в него пару фраз.

Торопливые прохожие замедляли шаг и удивленно оглядывались. Их любопытство можно было понять: вполне приличный человек, по виду преуспевающий торговец средней руки, без видимого повода вдруг начинает сыпать грязными ругательствами, толкаться и махать руками. Поневоле в голову придет мысль о внезапном сумасшествии, биче перенаселенных мегаполисов.

Чувствуя внимание благодарных зрителей, я разошелся не на шутку: толкнул в бок какого-то старикашку в волосатом пальто, походя пнул урну (она перевернулась и с металлическим лязгом покатилась по мостовой), огрел кулаком заехавший одним колесом на тротуар автомобиль и вновь разразился хулительной тирадой в адрес всего человечества. Не следовало, однако, перегибать палку: мне не улыбалось провести ночь в «обезьяннике».

Все еще бормоча невнятные угрозы, я направился к дому, где обитал Кеша. Там на чердаке покоился предусмотрительно заготовленный карнавальный наряд — костюм джентльмена, безнадежно опустившегося по социальной лестнице: ватник, штаны дворницкого фасона и видавшая виды кепка-бейсболка.

Пока Виктор самоотверженно боролся с кодовым замком в подъезде, я быстро переоделся и двинулся навстречу ему по парадной лестнице.

Он налетел на меня в полутьме (стекла очков затравленно блеснули).

— Смотри, куда прешь, сволочь! — Я злобно толкнул его в грудь, бедный доктор отлетел спиной к перилам. — Зенки открой, гнида очкастая!

«Очкастая гнида» испуганно обмякла и сползла по стенке, украшенной жизнерадостными надписями полового содержания.

— Вы? Это вы, Александр?.. Какая встреча, — пробормотал он в приступе необоримого изумления. — А я думал, дай зайду… Здесь я случайно, собственно говоря…

Не слушая, я принялся молча спускаться по лестнице.

Неуверенные шаги робко зашуршали за спиной, а легкое бронхитное покашливание означало, что я не оставлен вниманием отважного ученого. Мы молча вышли на улицу.

— Александр, вы меня узнаете? — Виктор не отставал от меня ни на шаг. Надо отдать ему должное, он честно выполнял свой долг естествоиспытателя.

— Отвали, мужик! — Я набрал в рот слюны и демонстративно харкнул ему под ноги.

— Нет, вы действительно меня не узнаете?

Мимоходом подобрав бутылку из-под пива, я деловито сунул ее за пазуху, с намерением сдать в ближайшем ларьке. Затем разглядел в сгустившихся сумерках переполненный мусорный бак во дворе и, хромая, направился к нему, не обращая внимания на интеллигентное покашливание своего спутника за спиной.

Ворошить мусор — не самое приятное на земле занятие, и потому можно понять мое раздражение, когда Виктор опять стал доставать меня своими вопросами. Честно говоря, на фоне помойного амбре, источаемого контейнером, его насморочный голос звучал особенно омерзительно.

— Давайте поговорим, обсудим… Что вы сейчас ощущаете?..

В почти реальном приступе ярости я резко обернулся к нему, вцепился руками в ворот пальто и рывком приподнял отважного лекаришку над землей:

— По сопатке хочешь схлопотать? Сказано — отвали! Думаешь, не помню, как ты хотел вчера у меня колбасу стырить, тля очкастая!

«Очкастая тля» беспомощно шевельнула в воздухе ступнями ног, тщетно стараясь нащупать опору.

— Вы не так меня поняли…

— Отвали, ясно? — просипел я и разжал руки.

Бедняга полетел прямо в масляно блестевшую осеннюю грязь, красиво декорированную мятыми стаканчиками из-под йогурта и грязными полиэтиленовыми пакетами.

Пока доктор поднимался и отряхивался, я отыскал в куче мусора еще несколько целых бутылок, распределил их за пазухой (при этом в кармане у меня покоилась приличная сумма, приблизительно равная месячному содержанию такого олуха, как Ефимыч) и прытко захромал к ларьку, оптимистично выделявшемуся светлой глыбой на фоне замызганного дворика.

Виктор преданно семенил за мной, отстав на полшага. Ведь энтузиазм ученого не знает преград и не боится трудностей. Он толкает отважных исследователей на опасные для жизни поступки.

— Слушай, приятель, — загнусавил доктор в спину, когда мы очутились на пороге магазина. Бутылки весело звякнули у меня за пазухой, в скором времени обещая превратиться в поток огнетворящей жидкости.

— Ну, чё надо?

— Вы… — Виктор смущенно замялся. — Короче… Может быть, вы хотите выпить?

— Эта… Ага… А у тебя есть?

— Ну, можно купить. — Виктор нерешительно шмыгнул носом.