Валерия Вербинина - Ангелов в Голливуде не бывает Страница 39

И она торжествующе посмотрела на меня, уверенная, что я с энтузиазмом приму ее предложение. Но я уже достаточно знала кино и не питала иллюзий по поводу того, как в нем все устроено.

– Миссис Блэйд, – сказала я, оправившись от изумления, – я бесконечно вам благодарна, но до пятницы всего два дня, и… Я не думаю, что мистер Шенберг согласится на уступки, тем более что по меркам кино они очень значительны. Он ведь попадает в полную зависимость от вашего одобрения или неодобрения… И у меня прежде не было больших ролей, максимум – эпизод тут, эпизод там. Мое имя ничего не говорит публике, а кино так устроено, что в нем все зиждется на звездах. Я бы очень хотела сыграть в вашей экранизации, – добавила я поспешно, – но мистер Шенберг… у него наверняка есть свое видение, кто должен играть…

– Главную роль сыграет Норма Фарр, – сказала миссис Блэйд. Я знала Норму – она играла роли простушек, которые всегда добиваются своего. – Мне кажется, она вполне подходит. Вам я хотела предложить роль Изабел. Она… понимаете, она из богатой семьи, а героиня – нет. Мне неловко говорить, но Изабел – она… она не очень положительный персонаж, но при этом леди. Вы меня понимаете?

– О да, миссис Блэйд, – поспешно промолвила я. – Не волнуйтесь. Чем сложнее персонаж, тем интереснее его играть. Скажите мне лучше вот что: Изабел – вторая по важности героиня? Или…

– Да. – Миссис Блэйд энергично кивнула. – Они, видите ли, соперницы. И еще там есть мужчина. – Она порозовела. – И его присутствие все усложняет.

– Мне кажется, – сказала я, чтобы успокоить ее, – зрителям сюжет очень понравится.

– Да, но должна сказать, что сейчас я… Я об этом не думаю. Я имею в виду вот что: если роль Изабел… если вы не против сыграть ее, тогда я потребую от Шенберга, чтобы вас взяли. Если вы согласны, а то вдруг вам не нравится роль, или вы сочтете, что она вам не подходит…

Мне? Не подходит? Вторая по значимости роль в картине, где играет Норма Фарр? Ах, миссис Блэйд, ну нельзя же быть такой наивной, на самом деле!

– Миссис Блэйд, – сказала я торжественно, – я сочту за счастье для себя сыграть Изабел в вашем фильме.

– Значит, я договариваюсь с Шенбергом насчет вашего участия, – объявила миссис Блэйд. – На остальные роли он пусть назначает, кого хочет, но за вас я буду биться насмерть. – Чтобы сгладить излишний пафос последнего выражения, она улыбнулась трогательной, какой-то очень молодой улыбкой. Я сидела и чувствовала себя, как Золушка, к которой наконец-то явилась фея-крестная. – Уверена, вы будете прекрасной Изабел!

31

Приемная секретарши Шенберга напомнила мне время, когда я работала в газете среди непрекращающегося трезвона телефонных аппаратов, стука пишущих машинок и людей, которые сновали вокруг, хлопали дверями, обменивались репликами и обсуждали последние новости. Сама секретарша производила впечатление айсберга, который сорок с лишним лет назад угораздило родиться женщиной. Она была некрасивая, широкоплечая, пучеглазая, с усиками над верхней губой и говорила голосом, который напоминал перетряхиваемые в бокале кубики льда. Я заподозрила, что у нее как минимум четыре руки, после того, как увидела, как ловко она обращается со стоящими возле нее на столе четырьмя телефонами, не переставая при этом печатать очередную бумагу. Когда я объяснила, что мне назначена встреча в одиннадцать, секретарша заморозила меня взглядом, но потом все же снизошла до ответа, что мистера Шенберга сейчас нет на месте и что я могу его подождать. Я села на один из стульев, которые стояли возле стены, положила сумочку на колени, а руки – на сумочку. Если вас интересуют несущественные детали, могу добавить, что на мне был серо-голубой костюм божественного кроя, созданный, само собой, Розой Серано, синяя шляпка, белая блузка, чулки и туфли на невысоких каблуках. Вчера на прощание миссис Блэйд вручила мне двадцать долларов под тем предлогом, что якобы когда-то она задолжала их мне за перепечатку, и у меня не хватило силы воли отказаться. Готовясь к встрече с Шенбергом, я как следует накрасилась и завила волосы в парикмахерской. Было бы неправдой сказать, что я не волновалась – все-таки, как ни крути, решалась моя судьба, и я намерена была сделать все, чтобы она решилась в благоприятном для меня ключе.

Покамест, впрочем, я сидела на стуле, явно знававшем лучшие времена, и наблюдала людской поток, который без передышки тек через приемную, разбивался о массивный стол, за которым восседала секретарша Шенберга, и тихо уползал прочь. Некоторым счастливчикам, как и мне, было разрешено подождать главу студии, и они устроились на стульях у стены, бросая хмурые взгляды на меня и друг на друга. В своем киногородке Шенберг явно был местным солнцем, потому что его хотели видеть продюсеры, режиссеры, курьеры, начальники осветительных бригад, работники отдела по связям с общественностью, актеры, актрисы, всевозможные агенты и так далее до бесконечности. Одни приносили бумаги и оставляли их секретарше, другие пытались разговорить ее о том, что их интересовало, третьи с ходу выдвигали требования повышенным тоном, но абсолютно со всеми айсберг общался одинаково, не изменяя своей ледяной манере, с минимально допустимой вежливостью и минимальным количеством слов, которые требовались для ответа. Понаблюдав, какое количество народу стремится прорваться к Шенбергу, я решила, что у его секретарши просто не оставалось другого выхода. Человек менее жесткий, с менее крепкими нервами и трех дней бы не продержался на ее месте.

Ровно в одиннадцать в приемную вошел худощавый блондин с голубыми глазами, высоким лбом и типично английским лицом, которое одни именуют лошадиным, а другие, напротив, аристократическим. Когда он заговорил с секретаршей, я поняла, что не ошиблась. У него было оксфордское произношение, которое и в Англии кажется раздражающе правильным, а в Америке и подавно; однако от меня не укрылось, что секретарша приветствовала его с большой теплотой, чем других посетителей.

– Мистер Шенберг еще не вернулся, – сказала она. – Присядьте, мистер Лэнд, я уверена, он скоро будет.

– Эванс, не так ли? – загадочно уронил Лэнд.

Секретарша вздохнула.

– Ужасно, просто ужасно, – сокрушенно промолвила она. – Доктор предложил, чтобы она день снималась, а два отдыхала. Но мистер Шенберг и слышать об этом не хочет.

– Конечно, у нее ведь главная роль, – хмыкнул Лэнд. – И, как я слышал, половина фильма уже снята.

– Даже больше. Кто бы мог подумать, мистер Лэнд? Она ведь и раньше снималась, и все было в порядке. А теперь у нее такая аллергия на грим, что опухает все лицо и слезятся глаза. Кстати, вы ведь будете снимать «Леди не плачут»? Девушка, на участии которой настаивает авторша, уже здесь.

Лэнд скользнул взглядом по сидящим в приемной, безошибочно выделил меня, внимательно осмотрел от шляпки до кончиков туфель и повернулся к секретарше.

– Не напомните мне, как ее зовут? – промолвил он негромко.

– Какое-то у нее странное имя, – сказала секретарша, ища на столе листок с именами тех, кому назначена встреча. – Немецкое, что ли? – Она пожала плечами.

Лэнд взглянул, как пишется мое имя, и подошел ко мне. У стола секретарши тем временем успела выстроиться небольшая очередь из жаждущих ее внимания.

– Добрый день, мисс Коротич. Я Артур Лэнд, и судя по всему, вы будете сниматься в моем фильме. – Он улыбнулся одними углами губ. – Вы давно работаете в кино?

– Больше года, – сказала я и перечислила свои наиболее заметные роли, где набралось больше трех реплик за фильм. Лэнд сел рядом и, не перебивая, внимательно смотрел на меня.

– Вас когда-нибудь ставили в титры? – спросил он.

– Боюсь, что никогда, – сказала я извиняющимся тоном.

– Так я и думал. Для работы в кино вам придется взять псевдоним.

– Я согласна, – быстро сказала я.

– Кроме того, вы пройдете кинопробу, чтобы мы поняли, насколько вы годитесь на эту роль.

– Когда?

– Когда? – задумчиво повторил Лэнд. – Скорее всего, сегодня. Со стороны вашей знакомой было не очень-то красиво выставлять условия в последний момент. Если она хотела настоять на вашем участии, то могла бы сделать это раньше, потому что теперь нам придется поторопиться, а в кино «наспех» почти всегда означает «плохо». Вы ее родственница?

– Нет.

– Вы раньше имели дело с мистером Шенбергом?

– Боюсь, что нет.

– Вы очень напряжены, это чувствуется по вашим ответам, – заметил Лэнд. – Когда будете говорить с мистером Шенбергом, постарайтесь быть более естественной. Хорошо?

– Спасибо за совет, – сказала я. – Постараюсь.

И тут все, что находилось в приемной, разом оживилось. Все головы повернулись к двери, в которую входил дородный господин пятидесяти с лишним лет. Лицо мясистое, губы пухлые, волосы темные, редкие, расчесанные на идеальный боковой пробор. Уши крупные, некрасивые, с вывернутыми мочками. На носу очки в золотой оправе, из-под которых поблескивают маленькие, глубоко посаженные острые глазки. Серый костюм – поэма, галстук – ода, бриллиантовая булавка в галстуке кричит о богатстве ее обладателя всеми своими восемью каратами. Поверх живота вьется солидная цепь золотых карманных часов.