Дик Фрэнсис - Дорога скорби Страница 39

Я снова кивнул.

— Тогда уматывайте обратно в «Топлайн» и скажите им, что не будет чека — не будет монтажа. А значит, не будет и кампании. Ясно?

— Да.

— Чудно. Выметайтесь.

Я покладисто убрался, но, не видя срочной необходимости уходить совсем, от его кабинета я направился в противоположном выходу направлении и стал слоняться между техническими отделами.

Я прошел в открытую дверь, сквозь которую виден был экран. На нем мелькали начальные кадры ролика, в настоящее время пожинавшего хвалы критиков и феноменальные успехи в области распродажи. Это был взрыв картинок протяженностью в три секунды, за которым следовал более длинный интервал черноты. Три секунды действия. Десять секунд мрака.

Я остановился, глядя на экран. В поле моего зрения появился мужчина и тоже увидел меня.

— Да? — спросил он.

— Вы что-нибудь хотели?

— Это одна из реклам горного мотоцикла? — спросил я, кивая на экран.

— Будет, когда я ее смонтирую.

— Потрясающе, — сказал я и осторожно сделал полшага за его порог.

— Могу я посмотреть на это немного?

— Кто вы, вообще-то?

— Из «Топлайн фудс». Приходил к Нику Кроссу.

— А. — В этом единственном слоге крылся целый мир понимания; понимания, которое я решил немедленно переместить из его мозга в свой.

Он был моложе Ника Кросса и не одевался вызывающе, как рокзвезда. Его уверенность сплеталась из сумасшедшего мелькания трехсекундных кадров и остроумной неслучайности их наложения; ему не нужно было цеплять серьги.

Я процитировал лозунг мотоциклетной кампании:

— Каждый ребенок младше пятидесяти лет хочет к Рождеству горный мотоцикл.

Он поколдовал с кадрами и бодро сказал:

— Теперь у меня раскошелятся даже дьяволы из ада.

— Вы работаете и для рекламы «Топлайн»? — спокойно спросил я.

— Нет, слава Богу. Там работают мои коллеги. Восемь месяцев блестящей работы, достойной премии, бездельно валяется в коробках на полках. Никаких премий нам, а ваши боссы совсем в дерьме сидят, верно? Деньжата истрачены, и все псу под хвост. И все потому, что какой-то мелкий урод жизни подвел под арест самого козырного мэна за то, чего тот не делал.

У меня перехватило дыхание, но парень не имел ни малейшего представления о том, как выглядит этот «урод жизни». Я сказал, что лучше, пожалуй, пойду, и он рассеянно кивнул, не отрывая глаз от своей работы.

Я продолжал обшаривать эту твердыню, пока не уткнулся в две большие двери; на одной сообщалось: «Студия звукозаписи. Соблюдать тишину», а другая, открывающаяся наружу нажатием на ручку, была помечена как «Запасной выход». Я приоткрыл эту дверь и снаружи, на открытом воздухе, увидел, как большой желтый подъемный кран переносит красную спортивную машину, подцепив ее за ведущую ось. Вокруг него суетились операторы с камерами. Работа шла.

Я вернулся назад. Никто не обратил на меня внимания, пока я шел к выходу. В конце концов, это был не валютный банк, а фабрика грез. Никто не может похитить грезы.

Стены вестибюля, как я заметил при входе, были увешаны афишами старых и новых «роликов-открой-кошелек», всех престижных рекламных кампаний, завоевавших призы. Я слышал, что рекламные кампании сейчас расценивались как вполне нормальная ступень в карьере режиссеров и актеров. Один день продаешь кукурузные хлопья, другой играешь Гамлета. «Интрамайнд имейджинг» может стать важной вехой на твоем пути.

Я поехал в центр Манчестера и анонимно заказал себе просторный уютный номер в отеле «Корона-Плаза». Дэвис Татум будет оплачивать расходы, но, если необходимо, я могу заплатить и сам. Я хотел принять душ, заказать еду в номер и побаловать себя — и плевать на цену.

Я позвонил Татуму домой и попал на автоответчик. Я попросил его перезвонить мне на сотовый и повторил номер, а потом уселся в кресло посмотреть по телевизору скачки — гладкие скачки в Эскоте.

На ипподроме Эллиса не было видно. Комментатор упомянул «смехотворный» суд над ним, каковой должен состояться через три дня, в понедельник.

Сид Холли, сказал он, благоразумно не высовывается, поскольку половина поклонников Эллиса жаждет его крови.

Эта маленькая шпилька была получена от комментатора, который не так давно именовал меня чародеем и силою добра. Времена меняются; они всегда меняются. Вот на экране фотография: улыбающийся Эллис, а рядом я — без шлема, но еще в жокейских цветах.

— Они так долго были лучшими друзьями, — горестно вещал комментатор. — Теперь они лягают и бодают друг друга, словно быки. Чтоб ему пусто было, подумал я. Я также надеялся, что миссис Зеленый Джемпер, Марша Роуз, миссис Доув, Вилли Парот, шофер «Интрамайнд», Ник Кросс и монтажер не включили телевизоры и не смотрят скачки в Эскоте. Я не думал, что мимолетный взгляд Оуэна Йоркшира, скользнувший по моему комбинезону, оставил хоть что-то в его памяти, но остальные должны запомнить меня на день или два.

Такой риск мне был знаком, иногда все сходило удачно, иногда нет.

Когда скачки завершились, я позвонил в «Интрамайнд имейджинг» и задал несколько общих вопросов, над которыми не подумал во время моей краткой карьеры в качестве служащего «Топлайн фудс».

Я хотел знать, записывались ли рекламные ролики изначально на пленку, на диски или на кассеты и не может ли публика купить копии. Мне любезно ответили, что «Интрамайнд», особенно для высокобюджетного заказа, обычно использует пленку и публика не может купить копии. Законченный фильм переписывается на качественную видеокассету «ВЕТАСАМ». Эти кассеты и становятся собственностью клиента, платившего телекомпаниям за эфирное время. «Интрамайнд» в качестве агента не выступает.

— Большое вам спасибо, — вежливо сказал я. Всегда полезно что-то узнать.

Вскоре позвонил Дэвис Татум.

— Сид, — сказал он, — вы где?

— В Манчестере, городе дождя.

В этот день было солнечно.

— Э... — продолжал Дэвис, — продвижение есть?

— Кое-какое, — ответил я.

— И, э... — Он снова поколебался. — Вы читали сегодня утром Индию Кэткарт?

— Она не написала, что видела нас в «Ле Меридиен», — сказал я.

— Нет. Она последовала вашему превосходному совету. Но все остальное!..

— Кевин Миллс звонил мне специально для того, чтобы сообщить, что она не писала остального. Это сделал он сам. Политика. Давление сверху. Все та же старая штука.

— Но неприятная.

— Он извинялся. Большое достижение.

— Вы принимаете это так легко, — произнес Дэвис.

Я не стал разубеждать его и просто спросил:

— Завтра утром сможете вы приехать в дом Арчи Кирка?

— Думаю, да, если это важно. В какое время?

— Вы можете согласовать это с ним? Около шести утра, я полагаю. Я сам приеду туда, как смогу. Не знаю, когда именно.

С нотой недовольства он сказал:

— Звучит довольно неопределенно.

Я решил не говорить ему, что если затеваешь кражу со взломом, то точное время назвать затруднительно.

Глава 12

Я позвонил в «Памп» и попросил позвать Индию Кэткарт. Простота!

Номер раз: ее никогда не бывает в редакции по пятницам.

Номер два: «Памп» никогда не дает домашних телефонов сотрудников неизвестным.

— Скажите ей, что с ней хотел бы поговорить Сид Холли, — сказал я и дал оператору номер своего сотового телефона, попросив его повторить — для полной уверенности, что он записал номер. Он сказал, что ничего не обещает.

Я посидел, размышляя о том, что я видел и узнал, и строя планы на следующий день. Подобные планы довольно часто меняются в зависимости от обстоятельств, но я обнаружил, что результат никогда не бывает нулевым. Если все провалилось, попробуйте план Б. В моей стратегии план Б состоял в том, чтобы убраться, сохранив шкуру целой. План Б пару раз приносил мне неприятности, но неприятности похожи на падение на скачках — никогда не поверишь, что они случатся, пока не ткнешься носом в землю.

В десять пятьдесят мой сотовый телефон зажужжал.

— Сид? — нервно спросила Индия.

— Привет.

— Ничего не говорите! Я заплачу, если вы что-нибудь скажете. — Она помолчала, потом сказала:

— Сид! Вы слушаете?

— Да. Но я не хочу, чтобы вы плакали, и поэтому ничего не говорю.

— О Господи. — Это было наполовину рыдание. Наполовину смех. — Как вы можете быть таким... таким вежливым?

— С огромным трудом, — сообщил я. — Вы не заняты в воскресенье вечером? Ваш ресторан или мой?

— Вы приглашаете меня пообедать? — недоверчиво спросила она.

— Ну, это же не предложение руки и сердца. И не нож между ребер.

Просто обед.

— Как вы можете смеяться?

— А почему вас назвали Индия? — спросил я.

— Потому что моя мать забеременела в Индии. Но какое это имеет отношение?

— Мне просто интересно, — сказал я.

— Вы пьяны?

— К несчастью, нет. Я мрачно сижу в кресле, размышляя о строении вселенной и прочем.

— Где? То есть — где это ваше кресло?