Алексей Макеев - Отложенное самоубийство Страница 39

Ламбада забирается на стол и нахально заглядывает мне в рот. Надо его поощрить за сотрудничество — геккон честно молчал всю ночь. Оказывается, и с гекконом можно общаться без матов и навешивания ярлыков. Где-то на кухне у нас устроилась на зимовку толстая муха. Когда становится немного теплее, она недовольно жужжит на стекле окна. Настоящая бомба калорий. Можно скормить ее Ламбаде. Гекконы должны любить живых насекомых. Я имею в виду — как пищу.

Кладу Ламбаду на подоконник и отправляю охотиться на муху. Пусть побегает, разомнется после банановой диеты. Себя самого устраиваю на рабочем месте. Включаю компьютер. Колокола за окном ехидно напоминают, что у добрых людей рабочий день давно уже начался. Ну, и ладно, догоним и перегоним!

Вспоминаю вчерашнюю трагедию. К чему-то я подобрался слишком близко. К чему-то важному. Интересно, жив ли еще Генрих или уже пытается проскочить в райские ворота? Это, наверное, можно узнать через комиссара Уля. Интерпол!

Уль легок на помине. Звонит.

«Халло! — Халло!»

Жизнерадостный комиссар расспрашивает меня о том, что случилось в понедельник на опушке Ведьминого леса. Особенно его интересует мой разговор с Генрихом Кальтом. Бедняга, кстати, жив. Лежит в реанимации после нескольких операций. Он подключен к аппарату искусственной комы. Дела его плохи.

Рассказываю Улю про нежелание Генриха общаться, про таинственный черный «Мерседес», про Ламбаду.

— Значит, Генрих так вам ничего и не сказал? — еще раз уточняет Уль.

— Нет, ни слова. Мне не удалось наладить с ним контакт.

— Очень жаль.

— Мне тоже.

— Я не зря вас предупреждал быть осторожнее. Видите, как это опасно? — бодро напоминает Уль. — Призраки прошлого живы и могут отомстить слишком любопытным.

Кому он это говорит? Человеку, который на каждом шагу встречает двух маленьких привидений в белых саванах? Ха!

Я меняю тему:

— Вы не знаете, герр комиссар, есть ли у Генриха Кальта родственники, у которых можно приютить геккона?

Уль не знает. Генрих живет один. Женат не был, детей нет. Пустоцвет. Ламбада ему заменяет семью. Ящерица — единственная искорка жизни в мертвечине старой лачуги.

— Обещаю в ближайшее время узнать, кто сможет помочь с гекконом, и сообщу вам.

— Отлично, я буду ждать. Если не секрет, на какой машине вы передвигаетесь, герр комиссар?

Уль сразу понимает, куда ветер дует, он раскатисто хохочет. Веселый мужик!

— У меня «БМВ», мистер Холмс. Серебристый металлик. Уже четыре года. Скоро собираюсь менять, но не на «Мерседес». «Мерс» — машина для пенсионеров! Мне больше по душе спортивный «БМВ».

Пролет. Ну, что же, бывают в жизни огорченья, когда без хлеба ешь печенье. Область тьмы не стала меньше. Я прощаюсь:

— О’кей, чюсс!

— Чюсс!

Вот, значит, как. Юрген Уль первым любопытствует, что мне успел сказать Генрих. Интересно. Я еще понимаю Крюкля, он был непосредственно связан с делом Кальтов, а Уль тут при чем? Чем он вообще занимался двадцать лет назад? У Харуна есть черный «Мерседес», и по времени афганец вполне мог оказаться на заброшенной дороге. Только вот для чего Харуну-то убивать Генриха? Мои мысли мечутся от одного персонажа этой запутанной истории к другому. Уль, Харун, Крюкль, может быть, кто-то еще?

Видеозвонок из Казахстана. Мы с Мариной не виделись с пятницы. Включаю веб-камеру. Марина сидит в середине Евразии, улыбается мне. Она соскучилась. Я не особенно — маньяки скучать не дают. Но очень рад ее видеть.

— Привет, дорогой! Как ты там живешь?

Как я тут живу? Разнообразно. Злодеи, убийства, призраки. Плюс Ламбада на окне в кухне. В общем, мою жизнь пресной никак не назовешь.

— Как всегда — неоднозначно. Жду тебя.

— Скоро прилетим. Мы взяли билеты на понедельник, двадцать девятое.

— Супер! Значит, через неделю будете дома.

Лицо жены принимает озабоченное выражение, и она заботливо интересуется:

— Ты нормально питаешься? По вечерам гуляешь? Давление регулярно измеряешь?

Мамка, блин! Я отмахиваюсь.

— Да, все нормально! Давление как у космонавта, ем как слон, гуляю как кот! В смысле, сам по себе.

— Ну, если как кот, тогда все в порядке, — смеется Марина. — Только не переусердствуй.

— Значит, можно? — с подозрением уточняю я.

— Один раз можно, — кивает жена.

— Ура! Маринка разрешила!

Посмеялись. Попрощались. Отключились.

«Хэнди» опять звонит. Видимо, двадцать третье октября — всемирный день звонков по телефону.

На этот раз — Харун. Хочет помогать в моих поисках. А я сам не знаю, где искать. Генрих в больнице без сознания, а без него, чувствую, мне в этой истории не разобраться.

— Вы не могли бы устроить мне встречу с доктором Кальтом? — неожиданно спрашивает Харун. — Я ведь его должник. Хотелось бы вернуть деньги, которые он дал нам для поездки в Лейден.

Машалла! Через двадцать лет? Большие проценты, наверное, набежали!

— Я попробую. Напишу Алоису Кальту просьбу о встрече.

Договариваемся не терять связи, и Харун прощается:

— Хорошего дня! Чюсс!

— Взаимно! Чюсс!

На кухонном подоконнике Ламбада поймал муху и с аппетитом лакомится. Молодец! Вот что можно назвать вкусной и здоровой пищей, а не те удобрения, которыми питаемся мы. Видеозвонок компьютера снова отрывает меня от грустных мыслей. Агафон.

— Привет, братан! Как делишки, как детишки? — Сегодня трафик вообще никуда не годен. Агафон прячется в каком-то мерзком сумраке. Только его длинное бледное лицо плавает по экрану. Висит, как луна с глазами на ночном небе. — У нас все без изменений. Улыбаемся и пашем.

— Как паппа мио?

— Папа в соседней комнате, — моргает в мониторе луна. — Прислушивается. Ему постоянно кажется, что я веду активный образ жизни, что-то ему говорю из своей комнаты, гудки издаю, грохот, хлопаю дверями, телефон звонит постоянно, мир хочет его услышать, а до него это не доходит, все глушится.

— Как интересно!

— Как необычно!

— И увлекательно!

— Папа вообще бредит, — жалуется Агафон. — Говорит, что ему нужно ходить по квартире и бормотать, но это я заставляю его так делать. Вчера он пытался приготовить щи из жареной курицы, потому что сырую очень долго варить. — Он безнадежно машет почти невидимой во мраке экрана рукой. Потом хвастается: — А меня университет посылает в Москву. Буду присутствовать на экономическом форуме.

— Круто! А папа знает, куда едешь?

— Да, и он теперь постоянно рассказывает мне, сколько раз был в столице и прочую пургу.

— Наверное, это очень захватывающий рассказ?

— Он несет всякий бред, — вздыхает Агафон.

В общем, брат в своем обычном репертуаре. Тащит крест с прибитым к нему папой на своих немощных плечах. Ничего не поделаешь, папа же нас тащил. Самого Агафона дотащил до работы в университете. Мне тоже жаловаться грех. Высокий, красивый, образованный. Практически живой. Шучу.

Еще немного говорю с «лунным» братом и прощаюсь. Вовремя. Мобильник зовет. Сегодня же день звонков.

В трубке мягкий низкий голос Ланы. Сексуальный до дрожи в коленках.

— Халлёхен, мурзичек!

— Халло, кошка!

— Муррр!

— Что звонишь? Дело есть?

Голос моментально меняется. Кошку сбросили с коленок.

— Ну, ты и хрюня! Сказал девушке приятное! Ни одного ласкового слова!

— Согласен — это возмутительно. Прости, виноват, исправлюсь.

— Начинай исправляться прямо сейчас, хрюнтик. Времени у тебя мало. В субботу я улетаю в Лондон.

Бедная британская столица!

— Твои клерки будут провожать любимого директора? Дарить цветы, торты, коньяки, признаваться в чувствах?

— У меня бабский коллектив, — издает смешок Лана. — Настоящее змеиное гнездо. Гадюки, эфы, кобры, черные мамбы. Сама подбирала. Так что никаких шумных проводов.

— Ну хоть поплачут тебе вслед. Ядовитыми слезами. От радости.

— Это точно. Они меня не очень любят. Я — начальник строгий.

— Охотно верю. Чем сегодня занята?

— Ездила по магазинам. Нужно было кое-что прикупить для лондонской жизни. Оказалось, что мне совершенно нечего надеть!

Знакомая песня. Фразу «Мне совершенно нечего надеть!» первой сказала еще Ева Адаму в райском саду. С тех пор «Евы» продолжают повторять «Адамам» эти бессмертные слова, несмотря на все успехи швейной промышленности и домов моды.

— Так ты смогла закрыть брешь в своем гардеробе?

— Разумеется! — удовлетворенно хихикает Лана. — Конечно, обошлось это недешево, но зато хоть не буду теперь выглядеть как беженка из Эфиопии. Кстати! Я случайно встретила в магазине Майю Винтер. Перекинулись с ней парой слов.

Обугленная зазноба комиссара Уля?

— Пчела Майя была одна, без друга?

— Одна. Она сама водит машину. Приехала в магазин на шикарном черном «Мерседесе».