Сергей Лукницкий - Выход из Windows Страница 39

- Некогда.

- Нет, вы не поняли, это и есть Валерий Васильевич Овечкин, дирек...

Данилов дернул руль, обогнул красный автомобиль, каким-то чудом избежал столкновения со своими, и уткнулся бампером прямо под коленки Овечкина.

- Ты что, мудак, ослеп? - заорал на него Овечкин. - Я же тебя сейчас урою!

Он спустил на землю поросенка, которого вышел выгуливать, затряс своим жидким толстым подбородком и большими пухлыми кулаками.

- У, брат, тебе и боксерские перчатки не нужны. Нонна Богдановна, поглядите, ему и наручники, наверное, будут маловаты, не желаете примерить?

Овечкин поднял брови, и щеки его обвисли в одно мгновение, на глазах Серафимовой человек постарел сразу на двадцать лет. Тут к ним сзади подскочили два мордоворота, которые оказались новыми телохранителями Овечкина, занесли свои секиры над головами Серафимовой и Данилова.

Юрий Алексеевич понял, что ему дается шанс.

Он прыгнул на того, кто подбегал к Серафимовой, и повалил его на землю, в ту же секунду к ним подбежали оперативники Данилова.

Овечкин так и стоял над всей этой возней, смотрел, как Данилов спас следовательницу, как повалился вместе с телохранителем на асфальт, как ударился головой о бордюр и на минуту потерял сознание, как оперативники скрутили телохранителей и повели их в машину, как Серафимова села на корточки возле Данилова и подняла его голову, взяла в свои руки и помогла Данилову привстать.

Овечкин стоял и ждал, когда же дойдет очередь до него, а поросенок по имени Боря бегал вокруг него и заматывал ноги хозяина своим поводком.

Передав Данилова в руки оперативников, которые перенесли Юрия Алексеевича в его машину и положили на заднее сиденье, Серафимова разогнулась и направила ствол на Овечкина.

- На асфальт, - приказала она, - пузом на асфальт.

Овечкин лег в лужу, которую сделал поросенок Боря, похоже, специально для него. Серафимова нагнулась и сунула ему под нос постановление об аресте.

- У этих жлобов нунчаки, - сказал подлетевший к ней оперативник, застегивая за спиной Овечкина наручники, плотно врезавшиеся в его нежные пухлые запястья, - холодное оружие.

- Основание для задержания есть, - резюмировала следователь, - ну, поднимайтесь, Валерий Васильевич.

Овечкин, со сведенными за спиной руками, повернулся на бок, потом сел и попытался встать, но толстые ноги и живот не позволили. Пришлось поднимать его всей опергруппой.

- А зверюгу-то куда? - спросил вдруг опер, сообразивший, что перед ним не собака, а какое-то другое животное.

- Я вас умоляю, Борю отдайте жене, - вдруг воскликнул Овечкин. - Боря здесь совершенно ни при чем, бедное животное!

Пришлось Нонне Богдановне подниматься в квартиру Овечкина. Дверь открыла немолодая женщина, худенькая, в спортивном костюме, короткостриженная. Серафимова протянула ей поводок:

- Вашего мужа я у вас забираю.

Женщина так и обмякла:

- А забирайте, но я вам жить вместе не дам, учтите. Я ему, паскуде, такое сделаю, что он будет плакать кровавыми слезами и сам застрелится. Я вам обоим всю жизнь испорчу...

- Не вынесете ли вы его документы? Чтоб уж нам не возвращаться.

- Проходите, - рявкнула женщина.

Серафимова вошла в квартиру. Шикарный евроремонт, дворцовые мебельные гарнитуры опять навели ее на мысль: срочно сделать в своей квартире перестановку, поклеить новые обои и накопить денег на новую мебель. В креслах у нее вообще скоро сиденья провалятся, на кухне стол расшатался.

Смешной розовый поросенок встал на задние ноги и передние поставил Серафимовой на колени, захрюкал. Женщина безумно посмотрела на эту идиллию и сунула Серафимовой пакет с документами, а другой пакет - с вещами.

- И скажите, чтоб больше сюда не возвращался. А вас мне просто жаль! Намучаетесь вы с ним.

Она все стояла и кричала на пороге своей квартиры, пока Серафимова ждала лифт.

- Да успокойтесь вы, я неправильно выразилась, - произнесла она, слыша, что лифт приближается, - арестован он, я следователь. Позаботьтесь о хряке...

Пока Серафимова ездила наверх, примчался СОБР. Откуда у них столько "чулок"? Наверное, целая фабрика на них работает. Выскочили на площадку, подняли шум. На машинах у "новых русских" завыла сигнализация. Кто в окно, с балкона выглядывал, кто во двор выскочил. Собровцы всем, перед тем как руки закрутить, кричали, что они - инопланетяне. Некоторые из жильцов успокаивались и уходили спать, некоторые не верили. Собровцы занимались с ними физзарядкой, когда Серафимова вышла из подъезда. Нахмурилась. Старший, в чулке, следил за ней ястребиным оком. Будь здесь Нестеров, он решил бы, что старший "чулок" - старый его знакомый "отрубок" Толя Бадов, сорок шестой размер обуви.

Но это был не Бадов. Бадов лежал в госпитале после того, как был тяжело ранен в перестрелке, ему ампутировали ноги. Просто собровцы похожи как капли пота, стекающие с чела граждан при одном взгляде на их укутанные фигуры.

Молодость представители спецподразделений часто проводят в масках, легко и непринужденно нарушая закон, зрелые годы - тоже в масках, - каются в телевизионной передаче Владимира Познера.

...Пакет с документами Серафимова опломбировала, а вещи проверила и отдала Овечкину.

- Жена у вас строгая, - сказала она...

Овечкина отправили в следственный изолятор Лефортово. Нестерову передали на пейджер, что директора универмага взяли, что Данилов получил травму головы, но находится вне опасности, и что Серафимова сама произвела задержание толстяка.

Нонна Богдановна повезла Данилова в больницу.

Из больницы они на службу не поехали: рабочий день закончился, наступала личная жизнь.

НЕИЗВЕСТНЫЕ В ДОМЕ

Постоялец, как обычно в это время, спустился в холл отеля "Империал" и отдал ключи портье.

К подъезду подкатила его "шкода", и клерк вручил ему ключи зажигания.

- Ночная прогулка, господин? - спросил почешски лакей улыбаясь, но лишь мельком взглянув в сторону постояльца.

Тот снисходительно кивнул и протянул лакею пятидолларовую купюру.

Дом на улице Карела Чапека снова был пуст.

Машины за оградой не было, газета, которую житель "Империала" подбросил прошлый раз на территорию особняка, так и лежала на ступенях.

Это была та самая газета, в которой он прочел об убийстве в Москве известного тележурналиста Едигея Юсицкова. В той же статье сообщалось, что главным подозреваемым по делу об убийстве высокого чиновника из Комитета собственности (так было переведено название Госкомимущества), а также собственной жены является он, Виктор Похвалов, который пока скрывается, и у российских спецслужб есть все основания полагать, что преступник - за границей. На первой странице газеты красовалась его круглая физиономия.

К счастью, Похвалов перед появлением в гостинице догадался сменить внешность, ровно настолько, чтобы не быть похожим на свои фотографии, все, кроме той, что в паспорте. Он и фотографировался-то на загранпаспорт в начале года с дальним прицелом, наклеил бакенбарды, подстриг челку, как никогда не стриг, почти до основания, намазал лицо кремом для искусственного загара, а главное, вставил цветные - карего оттенка линзы. Лицо его совершенно изменилось. Таким он и прилетел в Карлсбад в среду, сразу после случившегося, и явился в свой любимый отель.

В Карлсбаде он жил уже неделю. Хоупек дома не появлялся. Похвалов вычислил его в ту жуткую ночь после вызова на место преступления.

Наташа утром во вторник бросила фразу:

- Папки не отдам. Можешь не искать. Они уже сегодня вечером будут за границей.

Увидев убитого Финка, Виктор Степанович почувствовал, как пол уходит из-под ног. Еле себя контролируя, вышел на улицу. Стал судорожно соображать, что произошло. Сердце защемило: то ли от унижения, то ли от горечи, то ли от страха.

Потом, ночью, он понял, что попался. Наглотался транквилизаторов, сел и стал думать. Вспомнил, что у него есть алиби - баня. Но еще вспомнил, что вся команда была в этой бане, никто не мог быть этим вечером в квартире Финка. Юсицков доложил, что папок он не нашел. Значит, документы, как и обещала Наталья, летели за кордон.

Теперь, в Карлсбаде, он понял, что с вылетом погорячился. Нужно было установить через своих людей в комитете, прилетал ли Хоупек и вообще улетал ли он.

Похвалов очень рисковал, остановившись в гостинице под собственным именем. Хотя поводов искать его в Карлсбаде у следователей московских нет. Было бы лучше залезть в дом к этому Гансу и ждать там. Но в доме наверняка сработает сигнализация...

Эта яркая женщина-следователь даже понравилась ему. Да и парень, что приезжал в Переделкино, смешной и наивный: ему лапшу на уши вешают, а он сочувствие выражает. Зинку в дочери записал. Девчонка повеселилась от души, хохотала до упаду.

Они с Юсицковым привезли ее из Болшева.

Ведь Едигей - друг детства, одноклассник, сосед.

Выросли вместе, все вместе делали. И девочку эту с двенадцати лет жизни учили. Потом и совсем забрали в Москву. Она была рождена для постели, училась быстро, ничему не удивлялась, ни от чего не отказывалась.