Андрей Воробьев - Дело о продаже Петербурга Страница 39

Механизм подобной “рыбалки” действует безукоризненно. В Питере уже накопилось три-четыре десятка счастливиц, подержавших в руках рыбку. В сопровождении такого же количества подружек, надеющихся на такую же удачу, они, как тени, следуют за Фадеевым, готовые кинуться под его автомобиль или простоять ночь перед гостиницей. За последние пару лет он вовлек в этот клуб больше девчонок, чем какая-нибудь тоталитарная секта.

“Но при чем здесь изгаженные стены?” — спросит читатель. Дело в том, что стены здания, в котором проходит пресс-конференция, а также стены десятка домов вокруг музыкального клуба покрыты изображениями крылатых рыбок и инициалами “героя”. Когда вы увидите на одном месте несколько подобных водоплавающих, знайте: недавно здесь тусовался гарем Ангелка».

— Мерзкая «заказуха»!.. — почти крикнул Фадеев.

Аглая взяла последнее пирожное с блюдца, но ела без аппетита. Ей тоже не позавидуешь. Одно дело — знать, что твой гениальный бой-френд то и дело живет с другими. И другое дело, когда об этом гудит целый город, пусть даже и не родной.

Потом Ангелок опять поднял газету и стал рассматривать фамилию автора.

— Какой-то Бананов… Морду бы ему набить!

— Обязательно надо набить, — поддержала Аглая.

Фадеев тут же поостыл. Набить морду — хорошая идея. Однако свою кандидатуру на роль исполнителя он отмел сразу, тем более, самого Бананова еще не видел. Как всегда, выручил менеджер: «Макс, тебе надо думать о концерте, а не о разных кретинах. Тем более, всегда найдется, кому сделать такую работу». При этом он взглянул на крепыша за соседним столиком. Однако Фадеев отмел эту мысль сразу же. В таких делах одалживаться нежелательно. Тем более, перед этими людьми.

Но отомстить хотелось! Это чувство объяло всю его натуру, как человека, задержавшегося в пивной, переполняет желание пойти в туалет. Никакие судебные решения, никакие извинения и даже самые крупные суммы не смогут его удовлетворить. Только месть, старая, как соль и вино! Та самая месть, когда трогаешь шпорами труп врага и вдыхаешь аромат обеими ноздрями. Что же делать?

И тут Ангелка поразила гениальная идея. Он до того обрадовался, что расплескал остатки кофе.

— Ха! Этот Бананов мне просто завидует. Он хотел бы иметь такой же гарем. Хорошо, его мечта исполнится! Я организую встречу. Игорь, — менеджер подобрался, ожидая приказа, — узнай телефон редакции газеты… Аглая, свяжись с девчонками и объясни, в чем дело. Обещай им бесплатные «проходки». Скажи, что час и место они узнают чуть попозже.

Аглая удивленно взглянула на него. По негласному договору, она не должна была знать про «гарем», хотя отлично знала — девчонки сами по себе вряд ли догадались бы требовать от него употребления презервативов. Скорее всего, она покупала их сама и выдавала почти под расписку. Однако Аглая была оскорблена статьей не меньше кавалера. Обида, нанесенная ее другу и кумиру, требовала отмщения. Поэтому, она тотчас же понеслась в номер — названивать по телефону знакомым «рыбкам».

Бананов был счастлив — все обошлось. Когда он впервые взглянул на свежий номер газеты, то пришел в легкий ужас, ожидая разговора с начальством. Однако Главный с утра был в прекрасном настроении; то ли вчера сыграл в теннис с вице-губернатором, то ли газете простили типографский долг. Поэтому, когда на планерке речь зашла о «Диких художниках», он хохотал, цитируя статью, и лишь под конец посерьезнел:

— Ну, ладно, Леня, с тобой все понятно. Ладно, Таня тоже вчера умаялась. Но почему я не слышал воплей Ларисы Константиновны? Она же всегда обращает внимание на такие штучки… Ладно. Если он подаст в суд, то вычтем из твоей зарплаты, Леня!

У Главного это была самая любимая шутка, поэтому Бананов понял: гроза миновала. Правда, его собственная гроза чернела впереди. Предстояло поквитаться с сопляком, решившим устроить на страницах газеты вендетту с этим, как его, Фадеевым. Девочек-рыбок он не поделил с ним, что ли?

В отделе зазвенел звонок. Бананов снял трубку, надеясь, что это Вячеслав. Однако голос оказался незнакомым: «Здравствуйте, Леонид Сергеевич. Я Максим Фадеев, о котором вы упомянули во вчерашней статье».

Бананова настиг приступ интенсивной потливости. Капли свободно сползали по ногам, как ленивые муравьи. Он ждал продолжения.

— В целом, статья мне понравилась, — продолжал собеседник. — Однако о некоторых вещах вы неверно информированы… Нет-нет, речь вовсе не идет об опровержении, скорее о небольшом дополнении. Разумеется, обговорив ваши условия. Мы должны встретиться, причем, желательно, сегодня. Как вы относитесь к четырем часам?

— Вообще-то… В принципе, я согласен, — вяло произнес Лелик. После этого уставился в настенные часы, пытаясь определить: сломаны ли они, или на них и правда двадцать минут третьего?

Промедление оказалось не в его пользу, ибо было истолковано как согласие.

— Так мы договорились?

— Сейчас, одну секунду, — Бананов лихорадочно задирал рукав, освобождая наручные часы. На циферблате была половина третьего. — Да, согласен.

— Предлагаю встретиться в клубе «Творожок». Это в конце Садовой улицы. Пожалуйста, постарайтесь не опаздывать. Жду.

Трубка издавала короткие гудки, Бананов продолжал ее сжимать, будто надеясь получить еще какую-нибудь информацию. Но это было бесполезно. Мысли Бананова метались, как тараканы, застигнутые хозяйкой в буфете. Когда он понял, что с ним намерен говорить герой вчерашней статьи, то подготовился к худшему. Конечно, говорить с обиженными ему приходилось, людей обижал он часто. И отвечать им по телефону приходилось немало. С одной стороны, не западло было бы применить тактику «Дядюшка, прости засранца»: «Извините, это техническая ошибка. Наше издание всегда вас уважало и будет радо напечатать опровержение». Бананов прекрасно понимал, что в четырех случаях из пяти опровержений писать не придется, «звезды» капризны, но отходчивы, не проконтролируют. Или по-другому: «Да, это я автор. Что дальше? Суд? Пожалуйста, валяйте. Кстати, информация к размышлению. Однажды на нашу газету “наехал” сам Коржаков. И что вы думаете? Как наехал, так и отъехал». Конечно, Коржаков никогда не “наезжал” на банановскую газету, скажем больше, он вряд ли был в курсе ее существования. Однако немало знаменитостей покупалось на дешевый блеф.

На этот раз Бананов был в замешательстве. Никогда еще обиженные не говорили с ним настолько дружественно и многообещающе. Здесь скрылась загадка. Впрочем, Лелик ее быстро разгадал. Конечно, главную роль сыграло его имя. Если бы статья была подписана каким-нибудь Славой Антоновым, разумеется, обиженный музыкант обозвал бы сперва его козлом и был бы прав. Нечего щенкам начинать свою карьеру с подобных «наездов»! Другое дело он, Бананов, журналист с именем. Фадеев верно смекнул, что здесь не все просто. Раз против него выставили артиллерию таких калибров, значит дело слишком серьезно. И захотел узнать, в чем дело. Или перекупить. Раз речь идет об условиях, значит именно так!

Натянув куртку, Бананов подошел к зеркалу и улыбнулся сам себе. Надо же, такой поворот! К чертям собачьим предвыборные блоки и депутатские списки — отныне он будет музыкальным журналистом. И покажет разным Жваниям, как надо писать об этом! Ибо научиться хорошо писать (а он-то умеет), труднее, чем въехать в любую тему.

Удивляясь своей точности, Бананов оказался в конце Садовой без десяти четыре. Без особого труда он обнаружил нужный дом. Дальше начались трудности. Музыкального клуба под аппетитным названием «Творожок» нигде не было видно.

Лелик задумчиво бродил по огромному двору, наполовину занятому причиндалами капитального ремонта. Пахло краской, уныло скрипела лебедка. У заказчиков, видимо, недавно кончились средства, поэтому рабочих нигде не было видно, и строительный вагончик выглядел безжизненно.

Бананов уже хотел уходить, решив, что ошибся номером, когда увидел между двух высоченных куч песка парадную с большим белым листком на ней. Он приблизился и прочел надпись, сделанную синим фломастером: «Музыкальный клуб “Творожок”». Чуть выше, над козырьком парадной, виднелись силуэты каких-то букв, будто недавно снятых. Похоже, здесь было написано то же самое.

«Непонятно. То ли “Творожок” закрылся, то ли его открывают», — подумал Лелик, входя в парадную. Там никого не было. Лишь горела лампочка и бумажный обрывок, плохо прилепленный к стене, указывал дальнейший путь посредством маленькой синей стрелки. Следуя ее направлению, указывающему на подвал, Бананов спустился по почти невидимым ступенькам, прошел столь же полутемным коридором и оказался в большой комнате, скорее, даже зале.

Зал был освещен значительно ярче. Напротив находилось полуразобранное деревянное возвышение — видимо, площадка для музыкантов. Всюду стояла различная мебель, целая и сломанная, какие-то коробки, металлические конструкции. С первого взгляда можно было понять, что до концертов и танцев здесь далеко, зато ремонтникам есть, чем заняться.